Иэн Макьюэн - Дитя во времени

• Название: Дитя во времени
• Автор: Иэн Макьюэн
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-25369-2

Иэн Макьюэн – один из «правящего триумвирата» современной британской прозы (наряду с Джулианом Барнсом и Мартином Эмисом), лауреат Букеровской премии за роман «Амстердам».

У детского писателя Стивена Льюиса прямо из супермаркета неожиданно и необъяснимо исчезает трехлетняя дочь. Эта потеря переворачивает всю жизнь Стивена, наглядно демонстрирует ему, что дочь была единственным смыслом его жизни. Личная драма Стивена разворачивается на фоне непрекращающегося течения времени, затеявшего странную борьбу с главным героем. Лишь постепенно Стивен понимает, что не человек владеет своим временем, но время властвует над людьми – время зачатия и время рождения, время роста и время возмужания, словом – время как загадочная, не персонифицированная и всемогущая сила, которую невозможно провести, но которую можно попытаться преодолеть, лишь преодолев себя.

---

Стивен нарушил молчание:

– Как здорово снова очутиться в этой кровати.

– Мне она надоела до безумия, – немедленно откликнулась Джулия. – Она провалилась в середине и скрипит, стоит хоть чуть-чуть повернуться.

– Тогда я возьму ее себе, – сказал он шутливо. Джулия пожала плечами:

– Да пожалуйста. Если хочешь.

Это было сказано слишком холодным тоном. Они разняли руки, в комнате повисла тишина. Стивену хотелось вернуть ту близость, которая возникла между ними, когда он проснулся, и его мучило желание как можно подробнее объяснить все, что с ним случилось. Но он боялся пускаться в длинные описания, это с легкостью могло еще дальше оттолкнуть их друг от друга. Стивен ногами спихнул с себя одеяло, наклонился вперед и обхватил руками плечи Джулии, сильно сжав их, словно желая удостовериться в ее присутствии. Она была хрупкой на ощупь, тепло ее тела под хлопчатобумажной блузкой обжигало и манило его. Джулия смотрела настороженно, но с прежней сдержанной улыбкой.

– Я объясню, что произошло, – сказал он, продолжая сжимать ее плечи.

Отпустив ее, он хотел встать с кровати, но Джулия неожиданно накрыла ладонью его руку. Голос ее был твердым:

– Ты не должен вставать. Я принесла тебе чаю. И испекла пирог.

Джулия снова накрыла одеялом его ноги и поднялась, чтобы подоткнуть края. Ей не хотелось, чтобы он покидал их семейную кровать. Затем Джулия подняла с пола поднос и поставила его перед Стивеном.

– Хватит делать вид, будто все в порядке, – сказала она. – Теперь ты мой пациент.

Джулия нарезала пирог и разлила чай. Чашки были из тонкого прочного фарфора. В свое время она долго искала десертные тарелки, которые подходили бы к рисунку на их боках. Несомненно, встречу нужно было отметить. Они чокнулись чашками и сказали:

– Твое здоровье!

Когда Стивен спросил, который час, Джулия ответила:

– Время принимать ванну.

Она указала на разводы засохшей грязи, покрывавшие его руки. В полутьме спальни вспыхивали и гасли белки ее глаз, перебегавших с тарелки на его лицо, словно Джулия сравнивала его с отпечатком, сохранившимся у нее в памяти. Теперь ей трудно было выдержать его взгляд. Когда Стивен улыбнулся, Джулия опустила глаза. На ней были длинные серьги из цветного хрусталя. Ее обычно спокойные руки почему-то не находили себе места.

Разговор о мелочах не клеился. Немного погодя Стивен сказал:

– Ты сегодня очень красивая.

Она ответила сразу же и точно таким же тоном:

– Ты тоже.

Джулия улыбнулась, произнесла, нарочито подавив вздох:

– Ну вот… – и убрала с одеяла поднос.

Она встала в изголовье кровати, поглаживая его рукой по волосам. Стивен затаил дыхание, целый мир затаил дыхание вместе с ним. Перед ними были две возможности, равно вероятные, балансировавшие на зыбкой опоре. Стоит им склонить одну чашу весов, как другая, не переставая оставаться реальной, исчезнет безвозвратно. Он мог бы сейчас встать с кровати, одарить Джулию теплой улыбкой и удалиться в ванную. Там бы он запер за собой дверь, оградив свою гордость и независимость. Она бы осталась ждать внизу, после чего они возобновили бы осторожный, ничего не значащий разговор, пока не настанет время отправляться обратно через поле к железнодорожной станции. Но можно было рискнуть, выбрать другую жизнь, способную как избавить его от несчастий, так и удвоить их.

Их колебание на этой развилке было кратким, но восхитительным. Если бы ему не довелось увидеть сегодня двух призраков и проскользнуть через оболочки вложенных друг в друга событий, сопряженных со своим местом и временем, он не смог бы сейчас выбрать так, как выбрал, без предварительного намерения, со спонтанностью, одновременно мудрой и несдержанной. Другой, призрачный, тающий в воздухе Стивен встал, улыбнулся, пересек комнату и скрылся за дверью в ванную, потянув за собой нескончаемую череду невидимых событий. Стивен, взявший Джулию за руку, чувствуя гибкую податливость ее тела, передавшуюся ему через ладонь, притянувший ее к себе на колени и поцеловавший ее, не сомневался, что все происходящее с ним сейчас и то, что еще произойдет вслед за этим, неразрывно связано со странным происшествием, случившимся сегодня. Неотчетливо Стивен чувствовал, как эта связь продолжает разворачиваться. Но там, где ранее, под окном «Колокола», он ощущал страх, сейчас не было ничего, кроме наслаждения, пока он держал в руках лицо Джулии, дорогое ему лицо, и целовал ее глаза. И все же оба этих момента, несомненно, были связаны между собой, объединены наивной тоской, которую они вызывали, желанием кому-то принадлежать.

Интимные привычки семейной жизни не забываются подолгу. Они опустились на колени лицом к лицу в центре постели и медленно начали раздевать друг друга.

– Как ты похудел, – сказала Джулия, – от тебя почти ничего не осталось.

Она провела руками по его ключицам, скользнула вниз по выступающим ребрам, а затем, удовлетворенная его возбуждением, крепко обхватила и пригнула к себе, чтобы возродить к жизни долгим поцелуем.

Стивен тоже почувствовал нежность обладания, увидев ее без одежды. Он отметил перемены: чуть шире стала талия, чуть уменьшилась большая грудь. Это оттого, что она одна, подумал он, обхватывая губами сосок одной груди и прижимаясь щекой к другому. Новизна ощущений при виде и касании знакомого обнаженного тела была такой острой, что несколько минут подряд они могли только обнимать друг друга и повторять: «Ну… » или «Вот мы и снова… » Безудержное веселье витало в воздухе, подавленный смех, грозивший рассеять желание. Прежняя холодность между ними казалась теперь изощренным розыгрышем, и оба недоумевали, как они могли длить его так долго. Все было изумительно просто: надо только снять одежду и посмотреть друг на друга, чтобы почувствовать себя свободными и согласиться на несложные роли, в которых невозможно будет отрицать установившееся между ними взаимное понимание. Они обрели свои прежние, мудрые «я» и не могли сдержать усмешек.

Наконец ничего не осталось, кроме одного слова, которое, казалось Стивену, повторялось вновь и вновь, когда мягкая длинногубая неплотность раздалась и сомкнулась вокруг него, когда он заполнил знакомое углубление и изгиб и оказался внутри, в знакомом месте, ровное, звучное слово, порожденное трением плоти о плоть, теплое, уютное, отдающее гудом согласных и округлостью гласного слово… дом, он был дома, в покое и безопасности, а значит, сильным; и все здесь было родным, и он сам был родным. Дома, почему он должен быть где-то еще? Разве не пустая трата времени – заниматься чем-то еще, кроме этого? Время было искуплено, время снова наполнилось целью, потому что стало вместилищем удовлетворенного желания. Деревья перед домом заглядывали в окна, иголки ударяли по нешироким стеклам, затемняя комнату, по которой волнами пробегал отфильтрованный свет. Дождь с новой силой забарабанил по крыше, затем затих. Джулия плакала. Стивен поразился, как это бывало с ним много раз прежде, доступности столь прекрасной и простой вещи, тому, что им позволено было забыть о ней, тому, как мир, знающий о ней вот уже бог знает сколько времени, мог оставаться прежним. Не правительства, не рекламные бюро и не исследовательские центры, но биология, существование, сама материя придумали это для собственного удовольствия и сохранения, и это было именно то, чем хочется заниматься, оно само хотело вам нравиться. Руки и ноги Стивена плыли сами по себе. Высоко, в чистом воздухе, он свисал на кончиках пальцев с уступа скалы; в двадцати метрах под ним расстилалась длинная, гладкая полоса щебенки. Его хватка слабела. Наверняка, подумал он, падая навзничь в совершенную, головокружительную пустоту и все быстрее съезжая по стремительно уходящему вниз склону, наверняка по сути своей это место доброжелательно, мы нравимся ему, ему хочется нравиться нам, оно нравится самому себе.

* * *

Потом все было по-другому. Они забрались в узкую, тепловатую ванну, прихватив с собой вино, которое пили прямо из горлышка. Удовлетворенное желание породило состояние незамедлительной беззаботной ясности. Они говорили и смеялись во весь голос, не стесняясь друг друга. Джулия рассказала длинную забавную историю о жизни в соседней деревне. Стивен с преувеличенным комизмом описывал членов своего подкомитета. Они бесцеремонно обсуждали жизнь своих общих друзей за последнее время. Но даже в самые оживленные минуты разговора они ощущали неловкость, так как знали, что эта задушевность ничем не подкреплена, что у них нет причин сидеть в ванной вдвоем. Между ними оставалась неопределенность, которая не осмеливалась обрести голос. Они говорили свободно, но это была холодная, беспочвенная свобода. Вскоре их голоса начали запинаться, быстрая беседа стала замирать. Пропавший ребенок снова встал между ними. Дочь, которой не было здесь, ждала где-то за пределами этого дома. Стивен знал, что вскоре должен будет идти. Одевшись, они почувствовали себя еще более неловко. Привычка к отчуждению не забывается подолгу. Оба словно потеряли дар речи, оба были в смятении. Прежняя холодная вежливость снова заняла свое место, и они были бессильны перед ней. Слишком легко они раскрылись до этого, слишком быстро, показав себя во всей своей уязвимости.