Михаил Пузанов - Перекресток: недопущенные ошибки

• Название: Перекресток: недопущенные ошибки
• Автор: Михаил Пузанов
• Жанр: Фэнтези

---

— Самое интересное, господа студенты, состоит в том, что мир, разрываясь на части и скрипя от недовольства, подстраивается под нормальное распределение. Глобус нехотя помещается в наперсток. Это сродни стремлению апологов классического естествознания загнать природу в рамки выведенных ими законов — большая глупость, катастрофически сужающая границы доступного человеку мира, мира, который щедро отдал ему в распоряжение Создатель, наделив свободой поступков. С таким фанатичным материализмом в глазах, стремлением уничтожить все невидимое глазу, вызывающее смутную тревогу и страх, можно и ничто, пожирающее материальный и нематериальный миры, призвать в реальность! И тогда реальности не станет — останется только иллюзия, кое-как склеенная из кусочков логики клеем диалектики!

Тишина. Слышно только, как Серега за последним столом радостно ставит щелбаны очередному неудачнику. Наверное, только Серый и не слышал тирады, которую в последние минуты пары выдала ставшая враз мистической и недосягаемой Алла Иосифовна. Та же, наслаждаясь эффектом, молчала и пристально оглядывала аудиторию. Искала, она что-то искала здесь… Это получилось непроизвольно: я поднял взгляд, и наши глаза встретились. Женщина, на вид лет пятидесяти, с редкой сединой в идеально черных волосах, спускающихся до самой шеи. Сейчас в ее взгляде сквозило нечто абсолютно потустороннее, мистическое, глубокое. Насмешка, глубина, сталь… нет! Пламя — иссиня-черное пламя, отбрасывающее серебряные блики. Словно бы сама Бездна смотрела сейчас на людей глазами Аллы Шиллер. Горделивый пронзительный взгляд, презрительная усмешка и некое знание, неподвластное среднестатистическому человеческому разуму.

Секунду спустя Алла Иосифовна оборвала зрительный контакт и, развернувшись на каблуках, безмолвно прошагала через аудиторию. Дверь хлопнула. Пара была окончена. Наверное…

* * *

1 472 202 год по внутреннему исчислению Мироздания "Альвариум".

Природный мир, континент Эльмитар, империя Иезекиль, окрестности города Маскар.

Вот тогда и стало страшно: вспомнилась ненависть обезумевшей толпы, готовой разорвать его на клочки. А следом — дикая боль, рвущая душу на куски вот уже пятый год. И где-то на грани сознания — жуткая масса волны, ломающей стены города, погребающей под собой прибрежный город, имя которому дано было еще первым из императоров Иезекиля. Город звался до этого мига Маскаром, Обителью Справедливости, но теперь все величие и гордость самовлюбленного маленького мирка погребены под водой. Вот так, просто и незатейливо, природа уничтожает возгордившегося человека.

Мирон не удивился бедствию, убившему его прошлое и настоящее, не удивился он и своему счастливому спасению, когда рухнувший под ногами склон увлек юношу в ущелье, оградив таким образом от ненависти и гнева толпы горожан. О людях, убитых волной, Мирон не жалел ни капельки. Жалеть напыщенных дураков?! Туда им всем и дорога — сами виноваты!

А ведь Маскар с полным правом мог именовать себя Золотым градом. Колоннады храмов, уходящие чуть ли не в небеса, вызывали немое восхищение и благоговение у каждого попадающего в стены города путника. Развесистые фрельмы, растущие среди многочисленных городских площадей, увешанные гроздями лопающихся от сока красных ягод, поражали воображение вечных скитальцев, коих в Иезекиле скапливалось немало. Свет ровным потоком лился из окон-витражей внутрь роскошных, по меркам средних ремесленников, лавок и тонущих в великолепии и богатстве Залов Правосудия. Да… Маскар стал особо известен в империи, благодаря своими Залам Правосудия: с незапамятных времен они — причина всемирной славы и непомерной гордыни города.

Теперь уже просто — были. Тысячу лет стоял горделивый город, не боявшийся ни захватчиков, ни произвола законной власти, ни многочисленных разбойников. И причиной столь великой самонадеянности горожан оказалась даже не их гордыня: просто захватчики понимали, что без известных и почитаемых судей им не установить законной власти на этих землях, а сама законная власть и вовсе не могла существовать без судов, славящихся справедливостью. Разбойники же опасались судейских стражей: элитной гвардии воинов, коей позавидовал бы и сам император, если бы все еще ходил по этой земле… Теперь наступили иные времена. Иезекиль стремительно терял былое величие и растрачивал впустую богатство. И все — «благодаря» новой правительнице, самонадеянной девчонке, решившей, что она мудрее всех живущих под солнцем!

Последний император, Алиас, правил около полусотни лет. При нем империя разрослась как никогда, но и кровавое безумие, творившееся в ней, разрослось не менее. Алиас правил огнем и мечом: какие-то вольные города уничтожили полностью в горячке непрекращающихся войн, другие признали власть самозваного императора и тем самым сохранили жизнь. Вот только жизнь эта оказалась страшнее смерти: горожан от мала до велика обложили непомерными податями, а тех, кто встречал сборщиков дани с оружием или без платы, немедленно убивали. Просто убивали: никаких ссылок, никаких тюремных заключений. Заодно, чтобы избежать закономерной смуты, отправляли на тот свет и всех ближайших родственников бунтаря — так спокойнее.

В те дни даже старейшины Маскара с опаской поглядывали на северо-восток, где располагалась столица империи — великосветский Карад-Дум. Оттуда пришла Чума на мирные земли, и судьи впервые почувствовали бессилие, не знакомое "хозяевам жизни". Казалось, в Алиасе во всей полноте раскрылось наследие варваров, некогда обрисовавших первые контуры зарождающейся империи… А потом история правления беспощадного императора неожиданно прервалась. Непостижимая смерть: императора обнаружили мертвым в своих покоях, а его сердце навеки упокоила стрела из нетающего льда. Не просто лед — чистейший, напоминающий хрусталь, будто бы кто-то специально заморозил процеженную через тысячу сит воду…

Так уж вышло, что Мирон знал, кто совершил дерзкое и загадочное убийство. Но он предусмотрительно молчал, понимая, чем могут обернуться эти познания. Естественно, Мирона могли обвинить в пособничестве убийцам, а потом в общем шуме, вызванном дележом империи между генералами, потихоньку казнить. Но даже не это казалось юноше самым страшным… А что может быть ужаснее смерти для цивилизованного варвара? Только долгая, мучительная и позорная смерть, обрекающая весь род преступника на всемирное презрение и несмываемый позор. Такой смерти в Иезекиле достойны были, пожалуй, лишь насильники и колдуны: первым живьем распиливали череп и заливали мозг кузнечной кислотой, вторых же приковывали к широкой каменной плите и поэтапно отрубали им части тела, начиная с пальцев на ногах и заканчивая головой. В первом случае преступники чаще всего умирали от разрыва сердца раньше, чем верхняя часть черепной коробки отделялась от тела, во втором — человек оставался жив вплоть до отсечения головы. Палачи вовремя прижигали отрубленные части тела, не позволяя преступнику раньше времени погибнуть от кровотечения. Правда, существовала еще чуть менее страшная, чем две вышеназванные, казнь для предателей крови, но о ней вспоминать и вовсе не хотелось.

Сейчас именно вторая смерть грозила Мирону… История это была сложная и запутанная, много неясного и непонятного оставалось в ней даже для самого юноши, но если бы она открылась, сына верховного судьи Маскара могла ожидать только эта кара. И не помогло бы даже слово отца — Мирона разрубили бы на кусочки, а потом всю его семью отправили в ссылку на пустоши, простирающиеся к северу от Иезекиля.

Мирон — невысокий, но крепко сложенный юноша, о таких нередко говорят: "ногами в землю врос — не сдвинешь". Длинные, соломенного цвета волосы: идеально прямые, завершающиеся на уровне плеч острыми клиньями, чем-то напоминающие листья молодого северного клена. Раскосые, грустные глаза, постоянно меняющие цвет: обычно темно-серые, подернутые туманной пленкой. Такие глаза встречаются у стариков, утомленных жизнью и выпавшими на их долю испытаниями, но никак не у двадцатидвухлетних юношей. Почти прямой нос, только небольшая горбинка нарушает идеальность линии. Каемка жестких волос, наподобие клиновидной бородки, завершающая округлый, но твердый, выступающий вперед подбородок… Мускулистые, покрытые сеткой ярко-алых сосудов руки сцеплены крестом на груди, ноги будто вросли в землю — носки смотрят в разные стороны — сложно представить более устойчивую позу. А вот голова слегка опущена, будто и не смотрит на море, а думает о чем-то. Устойчивость, человек-скала, внутренне слишком старый, чтобы быть таким молодым, внешне — слишком молодой, чтобы быть таким старым внутри. На деле, весной Мирону исполнилось всего лишь двадцать два года. И именно последние два года жизни доставили сыну верховного судьи Маскара больше всего неприятностей. Хотя… Начались эти самые неприятности задолго до его двадцатилетия, иногда юноше даже казалось, что начались они раньше его рождения — в прошлой жизни. Он не помнил, кем был прежде, но чувствовал, что Кем-то наверняка был, Кем-то, несущим неподъемную, давящую на плечи, удушающую ответственность. Такая вот незадача: жизнь ушла, а гнетущее давление — осталось.