Кристофер Прист - Фуга для темной земли

• Название: Фуга для темной земли
• Автор: Кристофер Прист
• Жанр: Современная проза

…Пока я шел, ноги непрестанно скользили на толстом слое покрытой нефтью гальки. Разглядеть трупы было нелегко; я сначала не догадался, что это трупы, приняв их издалека за сгустки мазута. Все тела были черными, я насчитал их семнадцать. На них не было одежды. Кроме одного, это были трупы женщин. Черноту коже давали не естественная пигментация и не мазут; тела были раскрашены, либо вымазаны в смоле. Я шел, разглядывая их, и вскоре обнаружил Изобель и Салли…

---

Я зло пошутил по поводу тяги одной из воевавших сторон к мужчинам, а другой к женщинам.

Мой собеседник спросил:

– Вы уверены, что ваших женщин похитили афримы?

– Да.

– В таком случае, мне кажется, что я знаю, где они могут быть. – Он бросил на меня взгляд, словно хотел что-то понять по моей реакции. – Я слышал, хотя это только слухи, что афримское командование распорядилось о создании нескольких публичных домов белых женщин для своих войск.

– Слухи, вещь надежная, – заметил я.

Он кивнул.

Я таращил на него глаза, был потрясен и молчал. Потом прошептал:

– Она еще ребенок.

– У меня здесь жена, – сказал он. – Всегда есть что-то, от чего все мы должны искать защиты. Все, что мы можем, – прятаться до окончания войны.

Мне дали немного продуктов и мы обменялись всеми сведениями о продвижении войск, какими располагали. Они хотели знать о группе Лейтифа как можно больше и я подробно объяснил, где видел группу в последний раз. Мне сказали, что причина их интереса в стремлении объединить силы двух групп для охраны женщин, но по моему разумению он разгорелся из-за моего рассказа о карабинах.

Я жалел, что не удержал язык за зубами и видел, что неумышленно выступил в роли спонсора движения, к которому сам не пожелал присоединиться.

О публичных домах я постарался выведать как можно больше. Инсинктивно я чувствовал, что Салли и Изобель судьба забросила в один из них. Было отвратительно и страшно думать об этом, но в одном отношении все же успокаивало, потому что оставался шанс, что если публичные дома находятся в ведении командования, то можно будет аппелировать либо к самому командованию, либо к одной из благотворительных организаций.

Я спросил:

– Где находятся эти публичные дома?

– Ближайший, как я слышал, к востоку от Богнора.

Так назывался приморский городок, в котором я как-то нашел бензиновые бомбы-бутылки.

Мы проверили место по нашим картам. Городок лежал в шестидесяти километрах к юго-западу от нас, а место, где я расстался с Лейтифом, примерно на таком же расстоянии к северу. Я поблагодарил группу за продукты и сведения и оставил их. Они собирали лагерь и готовились в путь.

Участок побережья, куда я направился, был мне не очень хорошо знаком. Городки переходили здесь один в другой и снова сменялись сельскохозяйственными угодьями. В детстве мне приходилось проводить в этих местах каникулы, но я мало что мог вспомнить.

Всего через несколько километров пути местность стала похожей на окраину городской застройки. Я пересек несколько магистральных дорог; встречалось все больше и больше домов. Многие выглядели незаселенными, но я не стремился обследовать их получше.

Когда по моим прикидкам до побережья оставалось километров семь-восемь, я подошел к добротно сделанной на дороге баррикаде. Защитников не было видно, но я шел как можно более открыто, готовый в любую минуту свернуть, если возникнут затруднения.

Выстрел прозвучал неожиданно и озадачил меня. Либо патрон был холостым, либо стрелок промазал преднамеренно.

Я присел и быстро метнулся в сторону. Последовал второй выстрел, на этот раз пуля пролетела очень близко. Я неловко упал на землю и подвернул лодыжку, нога неестественно согнулась, по ней прокатилась резкая боль. Я лежал, не шевелясь.

Потом мой приятель забавлял меня смешными историями. Он крупный мужчина; ему едва за тридцать, но на вид гораздо больше. Радуясь собственным шуткам, он щурил глаза и хохотал, широко открывая рот. Мы были знакомы всего несколько месяцев. Он регулярно приходил в тот же кабачок, что и я; привычка к вечерней выпивке нас сблизила. Особого расположения я к нему не испытывал, но он искал моего общества часто.

Он рассказал байку о белом мужчине, который встретился как-то на дороге с рослым негром, который нес утку. Поравнявшись с негром, мужчина сказал:

– Какая уродливая у тебя обезьяна.

– Это не обезьяна, – возразил негр, – а утка.

Белый мужчина поднял взгляд на негра и сказал:

– С чего, черт побери, ты взял, что разговаривают с тобой?

Приятель стал смеяться, я присоединился к нему, несмотря на абсурдность анекдота. Еще смеясь, он начал рассказывать второй. На сей раз речь шла о белом, который хотел поохотиться на горилл в Африке. Поскольку гориллы были редкостью в той части джунглей, все выражали сомнение, что ему удастся встретить хотя бы одно животное. Минут через десять он вернулся и сказал, что распугал стадо из тридцати голов, но у него кончились патроны. Никто ему, конечно, не поверил, тогда он предъявил в качестве доказательства кучу велосипедов, на которых ехали гориллы.

Соль анекдота была понятной, но я не увидел в нем ничего смешного, поэтому хохотать с ним вместе я не стал. Вежливо улыбнувшись, я заказал нам еще по стаканчику.

По дороге домой в тот вечер я вдруг осознал, что в подпитии мы уже явно обнаруживали какое-то неуловимое смирение с присутствием в нашем обществе афримов и им сочувствующих. Чтобы рассказать анекдоты, этот приятель отвел меня в тихий уголок бара, будто намеревался раскрыть какой-то государственный секрет.

Расскажи он их во всеуслышание, это могло бы привести к неприятностям. Примерно в километре от кабачка было афримское поселение и одно его присутствие омрачало существование местных жителей.

Путь к дому лежал в нескольких сотнях метров от этого поселения и мне не доставляло удовольствия то, что приходилось видеть. Группы взрослых мужчин и молодежи околачивались на уличных углах, явно ожидая случая устроить потасовку. За последние несколько недель уже было несколько нападений на сочувствующих афримам.

На подъездной дорожке одного из домов, мимо которых я шел, стояла полицейская машина. Она была без огней. Внутри сидело шесть человек.

Я отчетливо ощущал, что ситуация в обществе набирает инерцию саморазрушения и никаким гуманным решениям больше не остается места.

Салли была рада воссоединению с матерью, хотя мы с Изобель поздоровались холодно. Некоторое время я продолжал вспоминать о ранних годах нашего брака, когда казалось, что ребенок может компенсировать отсутствие нашего взаимопонимания. Теперь я разговаривал с Изобель только о практической стороне вещей, рассказал ей о нашей попытке вернуться в Лондон и о том, что произошло после этого. Она поведала, как присоединилась к Лейтифу м его группе. Мы снова и снова благодарили судьбу за то, что она опять свела нас вместе.

Первую ночь мы спали втроем. Хотя я и чувствовал, что мы должны сделать какие-то усилия для восстановления сексуальных отношений, предпринять первый шаг не смог. Не знаю, было ли дело только в присутствии Салли.

К счастью для нас и всех беженцев вроде нас зима в этом году была мягкой. Часто шли дожди и было ветрено, однако период сильных морозов оказался коротким. Мы устроили что-то вроде постоянного лагеря в старой церкви. К нам несколько раз наведывались работники Красного креста и обе воевавшие стороны знали о нашем присутствии. Зима миновала без особых происшествий, единственной помехой продолжало оставаться отсутствие новостей о событиях в стране.

В тот же период я впервые разглядел в Лейтифе любителя пофантазировать на социальные темы. Он говорил об увеличении нашей группы и превращении ее в какую-то значимую общественную единицу, которая могла бы сама себя обеспечивать до тех пор, пока не разрешатся все трудности. К этому времени каждый из нас уже потерял надежду вернуться в собственный дом и мы понимали, что в конечном счете окажемся в руках той стороны, которая добьется успеха в создании какого-то действенного правительства. Лейтиф убеждал нас держаться до этого времени вместе и просто ждать развития событий.

Думаю, в тот период мое настроение становилось все более благодушным. Я находился под прямым влиянием Лейтифа и много времени проводил в разговорах с ним. Хотя мое уважение к нему росло, мне кажется, я презирал его, возможно по той причине, что был явно не в состоянии придерживаться каких-то определенных политических взглядов.

За зиму в церкви появились и другие группы беженцев, которые задерживались на некоторое время, а затем уходили. Мы стали видеть в своем лагере что-то вроде ядра. В определенном смысле мы процветали. Короткие периоды отсутствия продуктов питания случались редко, наш полуоседлый статус давал возможность организовывать заготовительные экспедиции. У нас появился хороший запас одежды и много всякой всячины для бартера.

С приходом весны мы вскоре увидели, что были не единственными, кто воспользовался затишьем во враждебных действиях для упрочения своего положения. В конце марта и начале апреля в небе появилось много летательных аппаратов, которые, судя по незнакомым очертаниям, были явно иностранного происхождения. Возобновилась активность сухопутных войск, по ночам по дорогам двигались большие колонны грузовиков. В отдалении слышалась артиллерийская канонада.