Брет Эллис - Лунный парк

• Название: Лунный парк
• Автор: Брет Эллис
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-22252-0

Представьте себе, что первый ваш роман, написанный в двадцать лет, стал международным бестселлером и символом поколения, а третий, "Американский психопат", вызвал такой скандал, что ваше имя сделалось нарицательным. Представьте себе, что вы наконец женились на голливудской звезде, десять лет назад родившей от вас сына. И можно было бы почивать на лаврах, только теперь вам кажется, что Патрик Бэйтмен восстал со страниц "Американского психопата" и вершит свое кровавое дело в реальном мире, а ваш отец – калифорнийский воротила от недвижимости, послуживший его прообразом, – пытается достучаться до вас из могилы. Но самый кошмар – что ваш сын поглощен лунными пейзажами и никак не идет на сближение.

Какими бы ужасными ни показались вам события "Лунного парка", знайте: все это чистая правда, от первого до последнего слова.

---

Докладная записка № 6: «писателя нашли в 15 милях к юго-западу от Детройта, где он прятался в микроавтобусе, припаркованном на разделительной полосе, пытаясь содрать с кожи несуществующую коросту».

Докладная записка № 9: «на антиглобалистской демонстрации в Чикаго неизвестно как оказавшийся там писатель надышался слезоточивого газа».

Докладная записка № 13: «Беркли: в переулке за «Барнс-и-Нобл» писателя чуть не придушил драг-дилер, взбешенный тем, что с ним «плохо расплатились».

Докладная записка № 18: «Кливленд: писатель проспал до 15:00, пропустив все утренние и дневные интервью, по пробуждении «набивал пузо всяким калом», пока не «проблевался». Также было замечено, что писатель стоял возле зеркала в холле и плакал, всхлипывая: «Как я постарел».

Докладная записка № 27: «Санта-Фе: писатель якобы принуждал доберман-пинчера сделать кунилингус находящейся без сознания фанатке, а когда указанное животное не проявило к указанной девушке никакого интереса, ударил животное по голове и был жестоко покусан».

Докладная записка № 34: «Книжная ярмарка в Майами; писатель закрылся в туалете книжного магазина, неоднократно выкрикивая озабоченным служащим:

«Вон!» Появившись час спустя, писатель снова стал «чудить». «По мне ползет змея, – кричал писатель, – она меня кусает! Она У МЕНЯ ВО РТУ!»

Когда писателя потащили в дежурную полицейскую машину, он ухватился за учащегося ешивы, пришедшего на чтения, и, пока не приехала «скорая», непрерывно ласкал и ощупывал смущенного юношу. Глаза его закатывались, и последним, что прокричал писатель, было: «Еврейчик едет со мной!»

Пол Богардс, в свою очередь, отвечал так: «Мне плевать, если для того, чтобы вывести прямостоящего писателя на сцену, придется затолкать ему в жопу швабру – сделайте это». Мне казалось, что меня похитили. Таким долгим и чудовищно несправедливым казалось мне это мероприятие. От бесконечного давления я все время падал в обморок. Совладать с собой помогал велбутрин, кроме того, я отказывался признавать, что что-то не так. Моя укротительница называла турне не иначе как «узаконенная психическая травма». «Да это же побег от реальности!» – возразил я. «Вам просто нужно дойти до самого дна», – отрезала она. Однако, зарабатывая под три миллиона в год, дойти до дна не так уж просто.

Рецензии на мои выступления не сильно различались между собой:

«Бессвязный, не способный сосредоточиться, погруженный в себя, Эллис унавозил вечер таким толстым слоем тарабарщины, что творческая встреча свелась, собственно, к возможности наблюдать знаменитого писателя, как он есть на самом деле» – таков был типичный отклик критика. Весь Интернет облетела весть о моих «пачкулях» и «непреднамеренно уморительных» автографах, заставляя людей покупать мои книжки, а их задницы плюхаться в складные стулья на устроенных издательством чтениях, которые в итоге превращались в грандиозные события, потому что я излучал немногословную утомленную невозмутимость, столь популярную в культуре того периода. Однако страсть к саморазрушению превзошла самое себя – я уже начинал выигрывать игру, в которой не может быть победителя. Питался я так скудно, что во время чтений в Филадельфии (где я отшвырнул книжку и принялся разглагольствовать об отце) у меня выпал передний зуб.

Меня измучили непрерывные нападки прессы (и собственная двуличность и правда, которую я скрывал), и после премьеры фильма по «Американскому психопату», которая должна была стать финалом полуторагодичного турне «Гламорама», его кульминацией, я понял, что, если хочу жить дальше (то есть не умереть), мне надо смыться в Нью-Йорк. Я был измотан. Недельный кока-ино-героиновый марафон, стартовав в лимузине по дороге в кинотеатр «Сони» на Бродвее, 68, продолжился долгими ночными праздниками, которые сначала отмечались в магазине «Черрути» на Мэдисон-авеню (тот предоставил костюмы для съемок), потом перекочевали ближе к центру в «Поп», затем оттанцевали в «Спа», после чего приволоклись в мою квартиру на Тринадцатой стрит, где члены съемочной группы, и их разнообразные агенты, и пиарщики, и диджеи, и прочие заметные фигуры молодого Голливуда отжигали до тех пор, пока наутро не явился домовой комендант и не потребовал, чтоб я немедленно выдворил всех, так как мы превысили уровень шума, допустимый для жилого помещения, хоть я, плавая в облаке водки и крэка, и пытался подкупить его крепким рулончиком сотенных.

После всего этого я семь дней лежал в кровати в одиночестве, смотрел порно-DVD с выключенным звуком и снюхал, может быть, сорок пакетов героина, поблевывая в синее пластмассовое ведро у кровати и уговаривая себя, что именно неуважение со стороны критического сообщества и причиняет мне боль, которую без помощи наркотиков не утолить. Я просто лег и стал ждать, когда наступит китчевый финал блистательной карьеры.

Следующую неделю я без толку проторчал в клинике «Исход» в Марина-дель-Рай (где мне поставили диагноз, что-то вроде «приобретенный ситуативный нарциссизм»). Эффекта – ноль. Только таблетки, кокаин да промокашки с кислотой и отпечатком Барта Симпсона или Пикачу имели для меня значение, только так я мог хоть что-то почувствовать. От кокаина уже стала разрушаться носовая перегородка, и я искренне полагал, что правильным решением будет перейти исключительно на крэк, однако два литра водки, поглощаемые мною ежедневно, даже эту цель делали туманной и недосягаемой. Кроме того, я вдруг понял, что за последние два года написал только одну вещь: жуткий рассказ, где фигурировали инопланетяне, ресторан быстрого питания и говорящее бисексуальное пугало, – при том, что своему агентству я обещал уже черновик мемуаров. Поскольку, если верить Бинки, мы как минимум дважды в месяц отказывали в авторизации очередным биографиям, в очереди за моими мемуарами стояло более дюжины издательств. Во время тура «Гламорама» я бесстыдно разглагольствовал на эту тему, а самые живописные детали озвучил в (бессвязном) интервью «Роллинг стоуну» в предновогоднем двойном выпуске 1998 года. Не написав ни единого толкового предложения, я тем не менее уже озаглавил автобиографию: «Где я был, туда уж не вернусь». Речь должна была идти о событиях, повлиявших на мое становление в детстве и отрочестве, и заканчивалось все третьим курсом в Кэмдене за месяц до публикации «Ниже нуля». Однако когда я начинал хотя бы просто думать о мемуарах, все было безрезультатно (в документальном повествовании я никогда не смог бы так откровенничать, как в своих романах), так что я сдался. (Некто Джейми Кларк тем не менее написал биографию, и «Блумсбери» собирается выпустить ее в будущем году; я не давал своего разрешения на публикацию и планирую резко опротестовать книгу, название которой «Остров Эллиса».[5]) Я продолжал употреблять.

Возникла также проблема с деньгами – они кончились. Я все продул. На что? Наркотики. Вечеринки по пятьдесят тысяч баксов. Наркотики. Девушки, которые хотели в Италию, Париж, Лондон, Сан-Бартс. Наркотики. Гардероб от «Прада». Новый «порше». Наркотики. Программа реабилитации, которую не покрывала моя медицинская страховка. В какой-то момент Голливуд окатил меня золотым дождем, я получал немалые деньги за доработку сценариев, но когда россказни о моих наркотических эскападах стали настолько подробными, что оставить их без внимания уже не получалось, стал иссякать и этот источник, причем процесс ускорился после того, как я отослал несколько скриптов без единой требуемой правки, с редкими, нацарапанными на полях замечаниями типа «не очень-то», или «пожалуй, даже превосходно», или «эту сцену надо бы усилить», и вездесущее «я ненавидел своего отца». Искра, некогда вдохновлявшая меня, по большому счету угасла. Что заставило меня водиться с гангстерами и жуликами, зарабатывающими контрабандой алмазами? Что заставило меня покупать стафф килограммами? Квартира провоняла марихуаной и крэком. Однажды я проснулся под вечер и понял: я не понимаю, что и как работает. Какую кнопку нажать, чтобы кофеварка выдала эспрессо? Кто выплачивает мою ипотеку? Откуда на небе звезды? В какой-то момент понимаешь, что все имеет конец.

Пришло время свести ущерб к минимуму. Пришло время восстанавливать связи. Пришло время больше рассчитывать на себя самого.

Я утратил кураж, уверенность в себе, все то, что необходимо, дабы постоянно пребывать в лучах рампы. Жажда славы, желание быть фигурой Сцены иссякли – все это меня ужасно утомило. Моя жизнь – мое имя – стала восприниматься и склоняться, как избитая несмешная шутка, я был сыт по горло. Жизнь знаменитости – закодированная система, необходимо постоянно расшифровывать, чего от тебя хотят, земля уходит из-под ног, и если ты делаешь выбор – в итоге он всегда оказывается неверным. Все это тем труднее переносилось, что приходилось помалкивать, ведь я не знал никого, кто был способен мне посочувствовать (может, Джей Макинерни, но сам он увяз в этом настолько, что вряд ли отнесся бы с пониманием), и я наконец смекнул, что абсолютно одинок, и только тогда понял, что попал по-крупному. Моя печальная поза относительно славы и наркотиков – удовольствие, которое я получал, жалея себя, – обернулась жестоким унынием, и будущее перестало быть даже отдаленно похожим на правду.