Дмитрий Новиков - Комплекс полноценности

• Название: Комплекс полноценности
• Автор: Дмитрий Новиков
• Жанр: Современная проза

«Занятный все-таки писатель – Дмитрий Новиков. Опять он в своем репертуаре: ползет-ползет в пыли, тяжко сопя, утопая периодически то одной, то другой ладошкой в коровьих лепешках и бормоча про себя что-то нечленораздельное, потом вдруг – прыжок – он уже метра на два над землей – срывает на лету роскошную кисть рябины или какую-нибудь невероятную бабочку хватает нежно за край крыла, бросает, не глядя, в читателя – и вот опять лицом в землю, червячков каких-то из нее выковыривает, неловко разрывая пополам, еще пополам…

В общем, я однозначно – за, но иногда хочется его убить, чтоб сам не мучился, и читателя не мучил.»

Spiritus

---

– Слушай, давай на судебку завтра не пойдем, – Зина взял в руки вяленого леща и ловко, одним движением, открутил ему голову.

– Как не пойдем? Идти нужно. Зачет все равно сдавать придется. Не примут без этого, – задумчиво ответил Толик, потягивая пушистое сверху пиво.

– Неохота. Стремает меня это вскрытие. Свежака ведь резать придется. Одно дело, когда жмур год в формалине пролежал. Он тогда как бы и не жмур уже, а так, препарат. А с пылу, с жару – стремно. Да еще не дай бог лежалый попадется, с перитонитом каким-нибудь, брр, – Зину передернуло. Он с хрустом содрал с рыбы кожу и пальцем выковырял внутренности. Затем положил в рот дыхательный пузырь и щелкнул им, сдавив зубами. Толик с легким омерзением посмотрел на него:

– Зина, какой-то ты неэстетичный.

– А мне нравится. Я не парюсь, – тот умело расчленил рыбье тело, разложил куски перед собой и принялся обсасывать печальную, с горьким выражением рта голову леща, – люблю рыбу. Такая она была стремительная, ловкая, а теперь – вялая и вкусная.

– Ладно, завтра поступим так – опоздаем на полчаса. Когда придем – девчонки уже начнут, а мы постоим в стороне, посмотрим. Присутственное отсутствие. И овцы сыты, и волки целы, – пиво оказывало свое благотворное влияние.

Анатолик.

«Очень болит живот. Так сильно, что хочется назвать его брюхом. Жжется, как углями. Поперек, и вокруг, и на спину заходит, будто раскаленный железный пояс одел. И угли не древесные, каменные. Древесные давно бы уж прогорели. Раньше такого не было. Боль – аж во рту солоно. А думается все равно ясно, наверно уже привык, уже не помню – как это, когда не болит. Ко всему в конечном счете привыкаешь, – Анатолий Петрович еле брел сквозь вечернюю поземку, – пластичное существо – человек. Ко всему приспосабливается. Все может вынести и восстановиться потом, если конечно до своего предела не дошел. Хорошее есть слово, бодрящее – реконвалесценция. Печень, говорят, из десяти процентов своих может заново вырасти. Но это все вопрос грани. Если уж переступил грань – назад возврата нет. Вот и мне всегда хотелось подойти к этой грани, заглянуть за нее, а иначе не интересно. Но только сейчас понял, что очень осторожно нужно было заглядывать, потому что увязаешь сразу по шею. А теперь главное – до дому дойти, не упасть. Упаду – потом уже не встану. И не поможет никто – слишком перегаром от меня разит».

Анатолий Петрович уже несколько лет был Анатоликом. Однажды, когда он уже сильно пил, оказался в какой-то бичовской компании. В любой группе людей, даже полностью опустившихся, есть духовный лидер, предводитель. У него лучше всех получается набомбить денег у магазина, он знает всех поставщиков «левой» водки в округе, к нему обращаются работодатели, когда нужно срочно собрать гоблинов на мелкие погрузочные работы. Был такой лидер и в этой группе. Не отличаясь ни силой, ни умом, он обладал свойством, выдвигающим людей на первые места везде, от политики до гоп-стопа – быстротой психической реакции. Умение думать быстрее других – вот истинная сила в борьбе двуногих тварей за торт насущный.

– Как зовут тебя, друже? – спросил вождь Анатолия Петровича, когда тот в первый раз несмело приблизился к веселой стайке бичей, сжимая в потной руке тщательно пересчитанную мелочь.

– Анатолий Петрович, – ответил тот, и по свойственной ему проклятой робости, которая всю жизнь преследовала и мешала быть собой, опустил глаза. Вождь внимательно осмотрел его, сразу заметил всю несмелость движений и вынес приговор:

– Будешь Анатоликом.

Кличка – истинное имя. Имя, данное при рождении – жалкая попытка предугадать, предрешить судьбу. Кличка – печальный результат жизни.

Толик.

Утром Толик не спешил. Он медленно шел по темным улицам, огибая сугробы и приветливо оглядывая пробегающих мимо по-зимнему мохнатых женщин. Настроение было не то чтобы хорошим – ровным. Он думал о том, что большого желания копаться своими руками в чужой, мертвой плоти нет, но с другой стороны – нельзя избегать события, которое должно было стать для него кульминацией всего медицинского образования.

Толик уже понял за время обучения, что невозможно никого вылечить. Перечисление возможных причин любой болезни, даже аппендицита, в учебниках занимало несколько страниц убористого печатного текста, причем все они были достаточно гипотетичны. И получалось, что главное предназначение врача – плацебо. «Давайте попробуем вот эту таблетку, возможно, она поможет. Не помогла? Ничего страшного, у нас есть другая, и вообще достаточно иных способов. Да, теперь ясно, что Вам поможет оперативное вмешательство. Что значит – вдруг не поможет. Конечно полегчает, ведь это радикальный метод. Хуже не будет. Опять плохо? Ну что ж, не расстраивайтесь, все еще может исправиться. Держитесь, дружок. До свидания». И когда внезапно происходит излечение, то непонятно, почему это случилось, то ли медицина помогла, то ли внутреннее желание жить самого человека. В любом случае на жалобу «Ой, что– то мне млявно» следовал правильный диагноз «Общая квелость организма».

«Вот смерть – совсем другое дело, – думал Толик, – она чиста, она материальна и никак не зависит от внушений и самовнушений. Смерть – ответ на все, но только произнесенный на непонятном языке. Она как большой гвоздь из неизвестного металла, крепко вбитый в живую сосну. Ее можно потрогать, пощупать, попробовать на вкус, цвет и запах, поняв всю предыдущую тщету. Вот римляне в ней хорошо разбирались. „Если тебе не повезло в жизни – значит, повезет в смерти“. Лучше не скажешь».

Он прибавил шаг. На самом деле все эти рассуждения о смерти были обычной юношеской бравадой, следствием избытка жизненных сил, перхотью молодого организма. К двадцати двум годам Толик уже понял, что больше всего на свете любит женщин и разговоры, поэтому слово «пиздун» воспринимал как комплимент. Он уже научился ценить мелкие, порой парадоксальные, но такие сочные мгновения, которые и придают обыденной, серой жизни утреннюю, острую свежесть. Вот между двумя ларьками бич с бичовкой стоят, обнявшись, и страстно целуются – хорошо. Вот мужик, с утра пьяный, вышел из магазина с авоськой, полной апельсинов. Поскользнулся, рассыпал апельсины – оранжевые на белом – красиво. Стал их собирать, а стадия опьянения такая странная – говорит внятно, а координация движений полностью отсутствует. Возьмет один апельсин и промахнется мимо авоськи, второй – то же самое. Они опять катятся по снегу, а мужик, в очередной раз изумленный несовершенством мира, вслух: «Блин, ну чистое спортлото». Очень хорошо, нужно запомнить, своим рассказать, посмеемся вместе. Магазин меховой «Норка». Коллектив женский. И объявление на двери: «Добро пожаловать к нам в „Норку“. Просто отлично. Творчество масс.

А рассуждать о смерти все равно сладко и жутковато: «Хорошо бы каждого доктора умерщвлять, и что б именно той болезнью, от которой он пытается лечить. Если бы была возможность оживить его после этого, то получился бы ценный специалист, который знает страх и боль конкретного больного с конкретной раковой почкой. Лечить бы тогда точно научился. Жаль, оживлять не умеют. А мертвый доктор, в отличие от мертвого коммуниста, вещь бесполезная. Ненавижу докторишек».

Анатолик.

Далеко до дому пешком. Денег на автобус у Анатолика не было, да и свеж был в памяти тот неприятный случай, когда его выгнали из салона на улицу. А он тогда пригрелся, заснул, даже билет был. Правда, пахло от него, наверно, за версту, да во сне слюни пустил, и из носа текло постоянно, не успевал вытирать. А выгнал его молодой такой, нарядный, самоуверенный. Все потому, что эта фитюлька на переднем сидении носик наморщила. А тому угодить захотелось, любезность оказать. «Давай-ка, – говорит, – отец, выходи сейчас». Анатолик сопротивляться не стал, чтоб по шее не получить, вышел раньше и побрел за водкой, раз уж повод такой, да и обиду заглушить.

Когда-то он был большой и сильный, как скала. Еще и сейчас помнил самоуверенную радость – все еще впереди, и ничто не сможет помешать добраться до сияющих вершин. Только не знал, да и этого молодого не научишь, что за все грехи в будущем отвечать приходится. Раньше казалось, что сказки это, а теперь, когда навалились все беды разом, оказалось – готов полный список прегрешений в небесной канцелярии, и счета большие и подробные предъявлены. Око за око.

Но что всегда выручало Анатолика в самых сложных ситуациях, не давало ему окончательно пасть духом, так это странная способность относиться к самому себе с какой-то отстраненностью. Он постоянно, с тайным интересом наблюдал за своими реакциями на разные события: «Это меня бьют ботинками по лицу. Ах, как ему, то бишь мне, больно. Интересно, как он себя дальше поведет. Это мне сказали, что у меня цирроз. Я – славный представитель армии больных циррозом. Это смешно и достаточно нелепо». Так и постоянный, долгие годы преследовавший его страх смерти, своего личного, персонального умирания, небытия себя в мире он научился подавлять с помощью той же самой логики: «Ко всему, происходящему со мной, можно относиться как к приключениям. Интересным, захватывающим, сменяющим друг друга. Приключения моего тела, моих органов чувств. Первый раз в первый класс – приключение, первая сигарета, первая бутылка вина, любовь, брак, рождение детей, разводы, алкоголизм – все приключения. Как это бывает у других, можно из книг узнать, а хотелось ведь самому все попробовать, побывать во всех шкурах сразу. Так и смерть – самое последнее и наверняка самое захватывающее приключение. Единственное, о котором никто ничего рассказать не может, поэтому не подготовиться к нему, не привыкнуть. Но зато как интересно!»