Рётаро Сиба - Последний сёгун

• Название: Последний сёгун
• Автор: Рётаро Сиба
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-87902-098-3

Исторический роман о драматическом периоде японской истории – середине XIX века, когда рухнул режим военных правителей страны, сёгунов. Действительные события – придворные интриги и любовные истории, смертельные схватки и политическая борьба.

---

Поначалу Хираока не блистал мастерством публичной речи, но потом стал демонстрировать все большее умение в этом деле. Здесь, безусловно, на него повлиял Ёсинобу. Обычно молчаливый, молодой господин мог быть блестящим оратором, буквально ошеломлявшим людей своим красноречием. Постепенно Хираока стал подыгрывать хозяину, и в конце концов достиг такого уровня, что вполне заслужил эту оценку – «умен и красноречив».

Судьба приготовила ему еще одно испытание. Освобожденный от своей должности Хираока был направлен в Кофу на мелкую должность сборщика пожертвований. Для крупных феодалов-хатамото подобное назначение было равносильно ссылке на отдаленный остров. Обычно такие люди до конца своей жизни уже не имели возможности вернуться в Эдо.

– Да, похоже, жизнь Хираока на этом закончилась, – размышлял Ёсинобу. Он, конечно, не мог себе представить, что пройдет совсем немного времени, и он вернется к бурной общественной деятельности, а вместе с ним возродится и как лидер заговорщиков получит и добрую, и худую славу его верный слуга Хираока Энсиро…

Единственный оставшийся в правительстве бакуфу сторонник Ёсинобу, правитель провинции Идзуми Мацудайра Норитакэ, как-то тайно прислал Ёсинобу письмо со словами утешения: «Судьба человеческая сегодняшним днем не исчерпывается», – писал он. Впрочем, Ёсинобу не воспринял письмо всерьез, считая его достаточно случайным.

В заключении Ёсинобу целыми днями только и делал, что читал книги. В основном это были исторические сочинения, такие, как «Всеобщее обозрение событий»[49] или «Исторические записки»[50]; Ёсинобу стремился понять законы, которые управляют взлетами и падениями государств. Наверное, он никогда так много не читал, как в эти дни: недаром позднее Ёсинобу говорил, что всей своей образованностью он обязан Ии Наосукэ…

Время шло. Миновало уже полгода с того дня, пятого дня седьмого лунного месяца пятого года Ансэй (13 августа 1858 года), когда Ёсинобу запретили посещение сёгунского замка. Девиз «Ансэй» («Мирное правление») сменили на «Манъэн» («Беспредельность»). Именно в это время до Ёсинобу стали доходить неясные слухи о том, что «люди из Мито собираются что-то предпринять». Естественно, находясь в заключении, узнать какие-либо подробности было невозможно.

Как уже говорилось, времяпровождение Ёсинобу не отличалось разнообразием. А когда время тянется мучительно долго, люди нередко впадают в уныние и целыми днями сидят, углубившись в собственные мысли. Вот и Ёсинобу не мог не размышлять о трагических превратностях своей судьбы: «Кто я? За что мне такая участь? Почему я, с рождения не сделавший людям ничего плохого, сейчас оказался осужденным на пребывание в четырех стенах?» – Он осужден всего лишь за слухи! Слухи о его уме и проницательности. – «Да ведь и слухи-то эти распускал не я! – продолжал размышлять Ёсинобу. – Об этом твердил всем и каждому мой отец – Нариаки. „Когда-нибудь мой сын будет у руля!“ – говорил Нариаки, и люди ему верили. Эти слухи расползлись по всей стране и стали чуть ли не обыденными. А в результате я оказался под домашним арестом. Ну не глупо ли!»

Изучая историю Китая и Японии, Ёсинобу пытался найти примеры ситуаций, похожих на ту, в которой оказался он и его отец. Но таких примеров не было. Выходит, он поставлен в исключительное положение, и никто в целом мире не может предсказать, какие волнения и тревоги ожидают его в будущем…

Наступил третий лунный месяц, а вместе с ним праздник девочек – хинамацури. Обычно в этот знаменательный день все даймё собирались в замке Эдо для того, чтобы поздравить сёгуна. В прежние времена Ёсинобу тоже должен был по заведенному исстари порядку подниматься в сёгунский замок в процессии высшей знати. Но ни в прошлом, ни в этом году он в резиденции не был…

– Похоже, снег идет! – Это были первые слова, которые Ёсинобу произнес в это утро в своей спальне. Он проснулся поздно. Жена Микако уже встала: он слышал, как шуршали за ширмой китё[51] ее шелковые одеяния.

Летом прошлого года у супругов родилась дочь. Ёсинобу не мог вспоминать об этом без скорби. Поскольку они находились под арестом, то было запрещено не только праздновать это событие, но и вообще официально сообщать о нем. Не отмеченная никакими церемониями девочка прожила совсем недолго и на пятый день умерла…

– Да, вот и весенний снег! – снова проговорил Ёсинобу, прислушиваясь к звукам, которые доносились из-за закрытых ставен. Он сказал это достаточно громко, поскольку хотел, чтобы его услышала жена, которая сейчас прихорашивалась за ширмой. Когда-то с непередаваемой киотосской грацией она говорила ему, что с тех пор, как они переехали в Эдо, она ни разу не видела по весне снегопада. Ёсинобу это запомнил.

Жена откликнулась на его последние слова: из-за ширмы донеслось легкое покашливание. Это был знак того, что она Ёсинобу слышит; однако до тех пор, пока супруга не привела в порядок платье и не села в приличествующую случаю позу, она не считала себя вправе вымолвить ни единого слова.

Ёсинобу встал с постели. Собираясь в уборную, он вышел в коридор и увидел, что вся земля, насколько хватало глаз, действительно, была засыпана снегом; прямо из-под крыши дома тянулась до горизонта бескрайняя белая равнина. Ёсинобу даже показалось, что он слышит шорох, который издают падающие снежинки. Для Эдо в марте месяце такой снегопад был явлением редчайшим.

В это время с башни сёгунского замка прозвучал резкий удар ручного барабанчика. Затем удары большого барабана[52] возвестили о том, что сейчас в Эдо восемь часов утра. Настало время приема в сёгунском замке…

Ёсинобу не предполагал, что в этот момент у замковых ворот Сакурада произошло событие, которое в очередной раз перевернет его судьбу.

Он узнал о нем только семь часов спустя, около трех пополудни, когда один из самураев клана Мито под видом торговца рыбой пробрался за ворота резиденции, тайком вызвал Иноуэ Дзиндзабуро и в двух словах сообщил ему о том, что произошло. Убили Ии Наосукэ.

Подробности дошли до Ёсинобу лишь на следующий день. На Ии внезапно напали в тот самый момент, когда он в процессии даймё направлялся в сёгунский замок. В числе нападавших было семнадцать человек из клана Мито и один – из клана Сацума. Первый удар Ии нанесли снаружи, еще когда он сидел в паланкине, затем вытащили его оттуда и зарубили мечами. Клинки входили в тело с легким звуком, напоминавшим звук удара по мячу. Так, по крайней мере, рассказывал домочадцам Ёсинобу слуга из соседней усадьбы, который видел все это своими собственными глазами из слухового окна дома.

– Так, значит, как удары по мячу? – Ёсинобу нашел в доме резиновый мячик и несколько раз подбросил его открытым веером, внимательно прислушиваясь к легким звукам.

Глава V

Четыре времени года прошли над Эдо. Однако и после убийства Ии Наосукэ жизнь Ёсинобу не изменилась ни на йоту. Он по-прежнему находился под домашним арестом в особняке Хитоцубаси за преступления против государства. Хотя все полагали, что новые власти вот-вот предпримут в отношении осужденных какие-то шаги, ни один аристократ, ни один даймё, вообще ни один человек, осужденный в годы Ансэй, освобожден не был.

Когда окружающие пытались успокаивать юношу, говоря, что скоро его ждет амнистия, Ёсинобу раздраженно спрашивал:

– Какая еще амнистия?

– Обязательно будет амнистия, и Ваша милость выйдут на свободу.

– Дурость! – каждый раз говорил на это странный Ёсинобу. – Ничего хорошего эта амнистия не даст! – Он считал, что ему, как, впрочем, и всем, кто попал под волну арестов, не нужно никакого прощения со стороны властей, и все они должны и дальше находиться в заключении.

Приближенные поначалу очень удивлялись такой позиции, но мало-помалу все же начали понимать ход мыслей юноши. В нем была определенная логика: ведь выпустить сегодня вчерашних осужденных только потому, что убили Ии Наосукэ – значит нарушить государственные законы. Пойдя сегодня по этому пути, бакуфу окончательно утеряет свой авторитет и уже назавтра может пасть.

Но, кроме простой логики, в рассуждениях эксцентричного Ёсинобу был и еще один пласт: за логическими конструкциями скрывалось желание защитить свою повседневную жизнь от вмешательства извне.

Многие люди, сочувствовавшие Ёсинобу, считали, что в заключении он изнывает от скуки. Но Ёсинобу не нужны были подобные утешения. Скучать ему было некогда. Ёсинобу умел многое и потому был постоянно занят. Он писал картины. Он разбирался в физиологии лошадей. Он исподволь изучал особенности телосложения окружавших его женщин и сравнивал их с картинками в голландском атласе женской анатомии. А иногда он даже брал в руки пилу и рубанок и плотничал по дому. В прежние времена его любимым развлечением была игра в поло, но для нее нужны несколько человек, и потому от поло по понятным причинам пришлось отказаться. Вот об этой потере он действительно немного жалел.