Ричард Матесон - Путь вниз

• Название: Путь вниз
• Автор: Ричард Матесон
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1993
• ISBN: 5-8352-0166-4

Можно ли превратиться в мальчика-с-пальчика? Во время плавания на лодке Скотт Карей попал в облако радиоактивных брызг. Матесон блестяще рисует ситуацию, когда радиация вызывает стремительное «уменьшение» человеческого тела, заставляя героя по иному взглянуть на обитателей нашей планеты, когда насекомые и пауки – гигантские противники.

Другие названия: «Невероятный уменьшающийся человек», «Сжимающийся человек».

---

Его шаг перешел в нервное подпрыгивание: ему вдруг захотелось побыстрее сойти с чернеющего пола. Взгляд на мгновение упал на верхний край скалы, и Скотт вздрогнул всем телом – ему привиделся паук.

То, что это была всего лишь тень, он разглядел уже на бегу. И опять – с бега – на нервный шаг.

«Привыкнуть к крадущемуся по пятам ужасу? – мелькнуло в голове. – Но возможно ли это?»

Вернувшись под нагреватель. Скотт надвинул на свою кровать картонную крышку и, оградив себя таким образом от возможного нападения паука, прилег отдохнуть.

Его все еще пробирала дрожь. В нос ударял едкий запах пересохшего картона, и казалось, что вот-вот наступит удушье. Но это была очередная иллюзия, иллюзия, от которой он страдал каждую ночь.

Скотт пытался заснуть. До печенья он попробует добраться завтра, когда рассветет. А может быть, и вовсе бросит все свои попытки и, несмотря ни на какие страхи, просто будет ждать, когда голод и жажда сделают то, что он не смог сделать сам, – положат конец всем его мучениям.

«Чепуха! – с остервенением подумал Скотт. – Если я до сих пор еще не смирился с роком, то теперь и подавно не соглашусь на это».

64 дюйма

Луиза вела голубой «форд» по гладкому до блеска, широкому шоссе, которое, описывая дугу, вело от Куинз-бульвар к Кросс-Айленд-парку. Тишину в машине нарушал лишь шум работающего двигателя: запас ничего не значащих фраз истощился уже когда они, вынырнув из тоннеля Мидтаун, проехали с четверть мили, и пять минут назад Скотт придушил спокойно лившуюся из приемника мелодию, яростно ткнув пальцем в блестящую кнопку выключателя.

И теперь Скотт сидел, уставившись в лобовое стекло мрачным, ничего не видящим взглядом. Его одолевали тягостные раздумья.

Подавленность свалилась на него еще задолго до того, как Луиза приехала за ним в Центр. С этим чувством он начал бороться, как только сказал врачам о своем намерении покинуть больницу. Да и если уж дело на то пошло, с того момента, когда он переступил порог медицинского Центра, с ним все чаще стали случаться совершенно выбивающие из колеи приступы раздражительности.

Страх перед бременем финансовых проблем был одной из причин таких приступов, а еще глубже лежало то, что Скотт пасовал перед ожидавшей его в скором будущем бедностью, если не нищетой. Каждый день, прожитый на грани нервного срыва; каждый день, не давший никаких результатов обследования, обострял раздражительность.

А тут еще и Луиза не только выказала свое недовольство его решением покинуть Центр, но и не смогла скрыть своего потрясения от того, что он стал на три дюйма ниже ее, – снести это было выше сил Скотта. С той минуты, как жена вошла в его палату, он почти все время молчал. То немногое, что он сказал, было произнесено тихим, отрешенным голосом и несло на себе глубокую печать недосказанности.

Вдоль шоссе потянулись богатые, но без претензии на роскошь, как и принято на Ямайке, земельные участки. Погруженный в раздумья о пугавшем его будущем, Скотт не замечал их.

– Что? – сказал он, чуть вздрогнув.

– Я спросила, ты уже завтракал?

– А, да. Около восьми утра, кажется.

– Хочешь есть? Может, мне остановиться где-нибудь?

– Нет, не надо.

Он бросил украдкой взгляд на жену и прочел на ее лице выражение напряженной нерешительности.

– Хорошо! Скажи мне то, что хочешь, – сказал Скотт. – Скажи, Бога ради, и гора с плеч.

Он увидел, как Лу нервно сглотнула и гладкая кожа на ее шее собралась в складку.

– Что сказать?

– Конечно, – Скотт резко кивнул головой. – Так и надо. Лучше всего делать вид, будто это я во всем виноват. И я, конечно, идиот, которому безразлично, что за напасть на него свалилась. Я… – Он осекся, прежде чем успел закончить свою мысль. Нахлынувшая из глубины души волна раздражительности, невысказанные страхи – все это вкупе свело на нет его попытки прийти в сильный гнев. Человека в положении Скотта, под гнетом непроходящего ужаса, самообладание посещает не надолго; придет на мгновенье-другое и вновь покинет.

– Ты знаешь, как я переживаю, – сказала Лу.

– Конечно, знаю, – ответил Скотт. – Однако тебе не приходится платить по счетам.

– Ну вот, я же говорила, что ты сразу начнешь думать о работе.

– Бессмысленно спорить об этом. То, что ты работаешь, положения не спасет, а мы совершенно погрязнем в долгах. – Он устало вздохнул. – В конце концов, какая разница? Они все равно ничего не нашли.

– Скотт, твой доктор сказал, что, возможно, для этого понадобятся целые месяцы! Врачи из-за тебя не успели даже закончить обследование. Как ты можешь…

– А что, они считают, я должен делать? – выпалил Скотт. – По-прежнему позволять им забавляться с собой? Да ты ведь не была там, ты ничего не знаешь. Они же со мной, как дети малые с новой игрушкой! Уменьшающийся человек, Боже всесильный, уменьшающийся… Да у них при виде меня глаза загораются, как… Да что там! Ничего, кроме моего «невероятного катаболизма», их не интересует.

– Все это, по-моему, пустяки, – спокойно возразила Лу. – Они же одни из лучших в стране врачей.

– И одни из самых дорогих, – в пику жене заметил Скотт. – Если я их так чертовски заинтересовал, почему же они не позаботились о предоставлении мне права на бесплатное обследование? У одного из них я даже спросил об этом. Ты бы видела, – он взглянул на меня, будто я посягнул на честь его матери.

Лу молчала. От прерывистого дыхания ее грудь вздрагивала.

– Я устал обследоваться, – продолжал Скотт, не желая вновь погрузиться в неуютную отчужденность молчания. – Я устал от исследований обмена веществ и анализов на содержание протеина; видеть не могу радиоактивный йод и воду с барием. Я сходил с ума от рентгеновских снимков, всех этих лейкоцитов и эритроцитов, и от того, что на шее, как украшение, у меня висел счетчик Гейгера. Боже, по тысяче раз на дню в меня тыкали градусником. Ты не представляешь себе, что это такое. Это хуже инквизиторской пытки. А проку? Ни черта. Они же не нашли ни шиша. Да и никогда ничего не найдут. И за все это, спасибочки, я еще должен им тысячи долларов. Да я…

Скотт откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Гнев, вызванный сравнительным пустяком, не только не дал желаемой разрядки, но и еще больше распалил.

– Они не успели закончить обследование, Скотт.

– А счета? Как быть с ними? Ты об этом подумала?

– Я думаю о твоем здоровье, – ответила Лу.

– А кто же из нас раньше постоянно дергался из-за того, что не хватало денег?

– Ты несправедлив ко мне.

– Неужели? Хорошо, ну, для начала, с чего это мы бросили Калифорнию и приехали сюда? Из-за меня? Это я, что ли, решил, что мне надо обязательно войти в дело Марти? Да мне и на старом месте было хорошо. Я не… – Скотт прерывисто вздохнул. – Забудь все, что я сказал. Извини меня, пожалуйста.

И все же я не собираюсь возвращаться в Центр.

– Скотт, ты раздражен, тебя задели. Поэтому-то ты и не хочешь…

– Я не поеду обратно, потому что это бессмысленно, – отрезал он.

Несколько миль они проехали в молчании. Затем Лу сказала:

– Скотт, неужели ты действительно думаешь, что я могла деньги ставить выше твоего здоровья?

Он не ответил.

– Неужели?

– Что говорить об этом, – тихо промолвил Скотт.

3

Утром следующего дня, в субботу, Скотт получил целую пачку бланков из страховой компании; разорвал их на мелкие кусочки и выбросил в мусорную корзину. Затем, полный печальных, тягостных мыслей, вышел из дома. Во время долгой прогулки он думал о Боге, создавшем небо и землю в семь дней.

Каждый день Скотт уменьшался на одну седьмую дюйма.

* * *

В подвале царила тишина. Масляный обогреватель только что затих, автоматически выключившись. Час назад стихло сопровождаемое звяканьем сопение водяного насоса. Вслушиваясь в тишину, Скотт лежал под крышкой картонной коробки. Он был страшно измотан, и все же ему не спалось. Ведя жизнь животного, но не лишившись человеческого разума, он не умел впадать в глубокий естественный сон зверя.

Паук появился около одиннадцати часов.

Скотт не мог точно знать, что было одиннадцать часов. Просто над головой еще раздавался шум шагов, и он помнил, что Лу обычно ложится спать около полуночи.

Скотт прислушивался к методичному царапанью лап паука по крышке картонки. Хищник двигался от одного края к другому, сползал с крышки и вновь на нее забирался, выискивая с ужасающим терпением хоть какую-нибудь дырочку.

Черная вдова. Люди дали пауку такое название за то, что самки после спаривания, если представляется такая возможность, убивают и пожирают самцов.

Черная вдова. Черного цвета с блестящим отливом, с узким треугольником ярко-красного цвета на яйцевидном брюшке, которое еще называют «песочными часами». Тварь с высокоразвитой нервной системой и обладающая памятью. Ее яд в двадцать раз опаснее яда гремучей змеи.