Михаил Бурцев - Прозрение

• Название: Прозрение
• Автор: Михаил Бурцев
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Более 1200 тысяч экземпляров листовок было распространено в 8-й итальянской армии, но особенным успехом пользовались две из них - "Немцы Снова предали вас" и "Куда вы бежите, итальянцы?!". В первой сообщалось о подлинных случаях: 19 декабря в Богучаре, а 20 декабря под Калитой германское командование вывело из-под удара наступающей Красной Армии свои дивизии и подставило итальянские. Это стало известно всему итальянскому войску, и оно побежало, а вдогонку ему полетела новая листовка "Куда вы бежите, итальянцы?!": до Италии 4000 километров, и даже бегом до нее не скоро добраться, к тому же кругом немцы, и они повернут вас обратно, снова и снова подставляя вас под удар. Единственно разумный выход в этих условиях - отречься от тех, кто предал вас, и переходить в плен. Плен - самый быстрый и безопасный путь домой, в Италию, тем более что лагеря для итальянцев расположены в южных районах СССР, а не в Сибири, крепкими морозами которой вас запугивали ваши неверные союзники.

Почти у каждого итальянца на руках были эти листовки, служившие им пропуском в плен, докладывал по прямому проводу начальник седьмого отдела политуправления Юго-Западного фронта полковник А. Д. Питерский. Отметил он и размах устной агитации в 1-й гвардейской армии, действовавшей на главном направлении прорыва, в частях которой Д. Н. Шевлягин подготовил 130 рупористов, довольно сносно выкрикивавших в минуты затишья: "Компаньерос, переходи сюда, к своим русским компаньерос!", "Русские - твои друзья, немцы - твои враги, переходи к нам!", "Бросай оружие - будешь жить и вернешься на родину!". Заслышав столь безыскусное и доверительное обращение, старательно и не без акцента выговариваемое, итальянские компаньерос, подготовленные к такому шагу всем ходом боев, охотно откликались на призывы русских компаньерос: на счету каждого рупориста было по нескольку десятков перебежчиков. А подготовленные Д. Н. Шевлягиным агитаторы-добровольцы из пленных, отпущенные в разбитые итальянские части, приводили с собой целые подразделения - взвод, а то и роту деморализованных. В районе Журавки и Черткова, где дислоцировались итальянские дивизии "Тридентино" и "Пазубио", после первого же танкового и артиллерийского удара капитуляция стала массовой и организованной.

Только за 10 дней наступления было пленено 48 000 итальянских, свыше 7000 румынских и 5000 немецких солдат и офицеров. Признаюсь, мы в Главном политическом управлении не без гордости читали донесения, в которых отмечались результаты работы политорганов среди войск противника. Начальник политуправления Воронежского фронта генерал С. С. Шатилов докладывал: "Все пленные итальянцы имеют наши листовки. Можно сказать, что итальянцы политически разложены с помощью нашей длительной агитации. Нанесенный нашими войсками удар завершил это разложение и встретил безусловно подготовленную к сдаче в плен итальянскую армию". Должное пропагандистам отдавал и начальник политуправления Юго-Западного фронта генерал М. В. Рудаков. Их работа "по разложению и подрыву боеспособности войск противника, - доносил он, - сыграла свою роль в общем успехе декабрьского удара, нанесенного частями фронта, в организации декабрьской победы, в пленении 60 тысяч вражеских солдат и офицеров".

Да, оружие пропаганды все более и более завоевывало признание как оружие боевое, пренебрегать которым было бы непростительно. Не случайно еще Пушкин отмечал, что никакая власть не может устоять против всеразрушительного "действия типографского снаряда"! Я хочу обратить внимание на два слова из донесения генерала С. С. Шатилова: он указывает на политическое разложение как результат "длительной агитации". Конечно, по сравнению с воздействием противника на свои собственные войска наша агитация по времени была непродолжительной. И тем не менее она достигла цели. Пропаганда - оружие замедленного действия, и только многократное воздействие на противника одних и тех же идей, тезисов и аргументов способно дать свои плоды. И мы не сбавляли темпа. Напротив - наращивали свои усилия.

28 декабря, когда войска деблокирования были уже разбиты, командующие Сталинградским и Донским фронтами А. И. Еременко и К. К. Рокоссовский еще раз обратились "К солдатам и офицерам немецкой армии, окруженным в районе Сталинграда". Это новое обращение также было санкционировано Ставкой. "Вы надеялись на помощь войск, поспешно собранных Гитлером севернее Котельниково, - рассеивали иллюзии окруженных советские военачальники. - Но и эти немецкие войска нами разбиты!" (Убито 17000, остальные отброшены на 60-85 км.) "Вы надеялись, что вас освободят войска, которые Гитлер в спешке нагреб в районе Тормосина. И эти войска полностью разбиты и уничтожены нами!" (С 16 по 27 декабря здесь, на Среднем Дону, убиты 58 000 и пленены 56 000.) "Наконец, вы надеялись на то, что вам поможет транспортная авиация... Но и эти ваши надежды... рухнули". (С 25 ноября по 27 декабря сбито 765 немецких самолетов, в том числе 473 транспортных Ю-52, кроме того, на аэродроме Тацинская захвачено 350 самолетов.) Итак, "...все ваши надежды на выход из котла окончательно лопнули". Обращение апеллировало и к немецким офицерам: "Вы можете спасти себя и ваших солдат, сдавшись в плен. Вы не смеете гнать на смерть немецких солдат, окруженных в Сталинграде. Подумайте о том: если вы не сдадитесь в плен, тогда вся ответственность за гибель десятков тысяч солдат падет на вас!"

Это обращение - еще одна попытка спасти жизнь огромного числа немцев. Командующие войсками двух фронтов предостерегали: "Кто не сдастся в плен сейчас, тот не может рассчитывать на снисхождение, тот будет уничтожен нашими войсками. Того ждет только одна судьба: смерть в ближайшие дни! Сдавайтесь в плен, пока еще не поздно!"

Я не случайно подробно процитировал этот документ: в нем прослеживается подлинно гуманное отношение к судьбе окруженных немецких солдат. Чем же ответило германское командование на это обращение? Приказом Гитлера "сопротивляться до конца"!{56}

В окруженной группировке гитлеровские офицеры убеждали солдат, что такое сопротивление -якобы позволит фюреру спасти весь южный фронт от разгрома, поскольку армия Паулюса "приковывает большие силы русских". (Этот аргумент в какой-то мере действовал до середины января, пока наши войска не отбросили группу армий "Б" с Кавказа за Ростов.) Всякое отступление, отказ от сопротивления, попытка перейти к русским расценивались как предательство и карались расстрелом. Одновременно геббельсовская пропаганда инсценировала кампанию по укреплению "связи родины с фронтовиками под Сталинградом". Радиостанция "Густав" вела ежедневные передачи для обреченных захватчиков, назвав их "героями Сталинградской крепости". Выступать в этих передачах принуждали престарелых родителей, жен и детей, призывавших под диктовку нацистов "держаться", как повелел фюрер. В том же роде были составлены и письма, захлестнувшие котел. В самой же окруженной группировке была создана атмосфера взаимной слежки и всеобщей подозрительности. Отдавались приказы о борьбе с "файндпропагандой" (вражеской пропагандой). Словом, все было брошено на то, чтобы дезавуировать новое обращение А. И. Еременко и К. К. Рокоссовского.

Начальник Главного политического управления вменил мне в обязанность ежедневно в 10.00 докладывать ему о ходе издания (и распространения в котле) обращения советского командования. К 8 января обращение было издано тиражом свыше двух миллионов экземпляров. Его текст многократно транслировался по радио, передавался по МГУ и ОГУ. Усилия политработников не пропали даром: как потом нам стало известно, содержание обращения знали в котле все.

Широко и настойчиво продолжали вести идеологическое наступление на противника политорганы трек фронтов. В помощь им Главное политическое управление направило в те дни 216 политработников, окончивших специальные курсы; было отгружено около 10 000 агитснарядов и винтовочных агитгранат, заряженных листовками, но самое главное - было принято решение послать на Сталинградский, а также на Калининский (к Великим Лукам) фронты группы агитаторов из пленных немецких офицеров-антифашистов. Это была первая пропандистская акция такого рода, и, естественно, ей предшествовали немалые сомнения. Как-то поведут себя наши вчерашние противники на переднем крае? Не даст ли себя знать былая закваска? Не вызовет ли она брожения вблизи тех окопов, от которых тянет знакомым дымком? Что ни говори, а вчерашние противники впервые объединялись для решения общей задачи. Но сомнения постепенно преодолевались, крепла уверенность, росло доверие друг к другу. Отзывы о немецких офицерах, окончивших антифашистскую школу, были самые положительные.

Накануне отлета первой такой группы под Сталинград - возглавить ее вызвался мой заместитель полковник Александр Афанасьевич Самойлов - в кабинете Д. З. Мануильского собралась своеобразная компания: политработники Красной Армии, вот уже полтора года воюющие с немецко-фашистскими захватчиками, и бывшие захватчики, а теперь пленные офицеры вермахта, сохранившие свои мундиры (и даже тщательно их вычистившие для такой встречи) с погонами и прочими знаками отличия, но уже сознательно вставшие на борьбу с фашизмом. Напряженные фигуры и неподвижные лица, несомненно, выдавали волнение немецких офицеров, но кто бы мог наверное знать, какие чувства испытывали они, о чем думали здесь, за круглым столом, в кабинете старейшего революционера-коммуниста. Ведь они, эти трое - ни капитан Эрнст Хадерман, ни обер-лейтенант Эбергард Каризиус, ни лейтенант Фридрих Райер, - не были коммунистами, больше того - не состояли ранее в какой-либо антифашистской организации. Вероятно, с ними произошло то, что Ленин называл политическим "распропагандированием". А теперь им предстояло склонить на сторону антифашистов своих соотечественников - не только солдат, но и прежде всего офицеров.