Дмитрий Галковский - Бесконечный тупик

• Название: Бесконечный тупик
• Автор: Дмитрий Галковский
• Жанр: Философия

«… книга на самом деле называется „Примечания к „Бесконечному тупику““ и состоит из 949 „примечаний“ к небольшому первоначальному тексту.

Каждое из 949 «примечаний» книги представляет собой достаточно законченное размышление по тому или иному поводу. Размер «примечаний» колеблется от афоризма до небольшой статьи. Вместе с тем «Бесконечный тупик» является всё же не сборником, а цельным произведением с определённым сюжетом и смысловой последовательностью. Это философский роман, посвящённый истории русской культуры XIX-XX вв., а также судьбе «русской личности» – слабой и несчастной, но всё же СУЩЕСТВУЮЩЕЙ.

Структура «Бесконечного тупика» достаточно сложна. Большинство «примечаний» являются комментариями к другим «примечаниям», то есть представляют собой «примечания к примечаниям», «примечания к примечаниям примечаний» и т.д. Для удобства читателей публикуется соответствующий указатель, помещённый в конце книги…»

---

В сущности, Достоевский так до конца и не понял, что с ним сделали (и слава Богу). Как могло получиться, что ему инкриминировали на следствии чтение и распространение письма Белинского к Гоголю, если Достоевский был с этим письмом самым решительным образом не согласен и расходился с его автором по всем пунктам? Как могло получиться, что Достоевскому инкриминировали фурьеризм (796), если он фурьеристов считал в лучшем случае комическими чудаками? Вопросы далеко не праздные. По всей видимости, Достоевского специально «заложили», а всё дело петрашевцев фальсифицировали, чтобы хоть как-то симулировать антиреволюционную деятельность полиции, подлинная функция которой заключалась как раз в насаждении революционного движения под руководством масонской верхушки. Делом Петрашевского прикрывали более серьезную и важную сеть кружков и подпольных групп, а делом Достоевского прикрывали, в свою очередь, дело Петрашевского. Достоевского превратили в центральную фигуру петрашевцев. Его уже тогда громкое имя, а также личное благородство, не позволяющее оговаривать товарищей и слишком усиленно доказывать свою фактическую невиновность, сделали Достоевского отличным зицпредседателем. Вторым номером шёл психически ненормальный «панк» Петрашевский (кстати прототип Петра Верховенского), а наиболее значительная фигура среди петрашевцев – Николай Спешнев, имеющий опыт революционной деятельности за границей, – оказался в итоге следствия на вторых ролях. Более того, его дело вообще «исчезло» из архива.

Повторяю, слава Богу, что Достоевский был слишком благороден и наивен и не вгляделся попристальнее в произошедшее с ним несчастье. (Хотя психологию белинских и петрашевских он все же уяснил себе вполне. (817))

757

Примечание к №743

Мстить – мешать, замешивать, вмешиваться.

Ещё – вымещать. Акт мести это вымещение своей сложной задуманности вовне и опустошённое упрощение внутреннего мира. А прощение – усложнение внутреннего мира. Простить – прежде всего понять. Понимание же всегда вмещение.

758

Примечание к №739

устроили В.И.Ульянова по своей, по судейской части

Как произошло нравственное перерождение Вышинского? Ведь начал он так хорошо – блестящая учёба на юрфаке Киевского университета, потом работа помощником присяжного поверенного в Москве. И вдруг игнорирование азов юриспруденции, кошмар процессов 36-38 годов. Как мог пойти на такое талантливый представитель дореволюционной юридической школы? Ну а как Д.И.Курский, кончивший юридический факультет Московского университета и входивший в кружок столичной адвокатуры вместе с будущими кадетами, стал первым советским прокурором и в течение 10 лет занимал пост народного комиссара юстиции? Как член петербургского кружка адвокатов, Крестинский, стал членом Политбюро ЦК РКП(б)? Неужто это всё аномалии, парадоксы? Или, может быть, «русский адвокат» это нечто другое, чем нам сейчас представляется? (792) Может быть это вовсе и не адвокат, а политический бандит? Может быть, традиция политического бандитизма и уголовной психологии идёт с самого зарождения русской адвокатуры? Как мог Е.И.Кедрин, адвокат Перовской, опуститься до того, чтобы предупредить народовольцев, оставшихся на свободе, об изъятой при аресте записной книжке с адресами? Где же его адвокатская этика?

На психологию кедриных проливает свет М.Л.Мандельштам, который в своих «Записках защитника» писал:

«Многие из нас смотрели на политических подсудимых не сверху вниз, а как на равных нам, а иногда морально стоящих и выше нас. Почти все мы в подсудимых видели своих товарищей, делающих с нами одно и то же дело, но только более решительных и самоотверженных. Многие из нас сами принадлежали к подпольным партиям, а иные и работали там с подсудимыми … Я знал один случай, когда защитники устроили обвиняемому побег из самого здания судебных установлений. В массовом процессе один из них незаметно для конвоя передал фрачную пару обвиняемому, и тот, переодевшись за спиной своих товарищей, под видом защитника вышел из комнаты и благополучно скрылся».

Русское «правосудие». Уровень законности тут вполне сопоставим с московскими процессами. Кстати, уже и тогда добрые адвокаты были готовы в любой момент обернуться несгибаемыми прокурорами. Мандельштам вспоминает:

«Поведение на суде – не наука, это – искусство. Каждый раз от обвиняемого и его защитника, от их ловкости и такта зависит соблюдение весьма тонкой грани, отделяющей вполне допустимое и даже необходимое стремление революционера сохранить свою жизнь и свободу от стремления, ценой унижения своего и партийного достоинства купить благоволение суда».

Разъезжающие по всей стране «адвокаты» осуществляли строгий надзор за поведением подсудимых революционеров. (832)

759

Примечание к №737

«У раков, пауков, слизняков – авторитет, за малыми колебаниями, равен нолю». (А.Чехов)

Первый вопрос у русского демократа: кто сильненький (772), у кого авторитет, кто уважаемый человек. Для аристократа, монархиста ещё не так, для того всё ясно: вот царь, а вот псарь. А в демократии – тайна. «Выборы» – а кто выборами управляет? кто бюллетени избирательные подтасовывает? кому в ножки кланяться? – ничего не ясно. Тут такая иерархия, которая монархистам и не снилась: иерархия тайная, со степенями посвящения, со стадом профанов и номенклатурой посвящённых, со строгой градацией информации, с тысячами секретных знаков и томами сакральных текстов. Русская монархия, по сравнению с русской демократией, есть институт демократичнейший. Она естественна, отвечает самому духу русского народа, а демократия это нечто насильственное и для своего поддержания требующее гигантского аппарата. А к аппарату требуется пружина – мифология неестественного, напряжённо извращённого мира, мира пауков и слизняков.

Со времён Писарева по страницам русской демократической прессы заползали гусеницы, слизняки и червяки. Интеллигенты стали прохаживаться рука об руку с ЗАРОДЫШАМИ. Появилась ОТРЫЖКА. Возьмите любого русского интеллигента, почитайте его статьи. На третьей странице он начнет про зародышей, а на пятой появится отрыжка.

Ещё Петр I был покорён зародышами. Ему в Англии заспиртованных уродцев показали, он даже застонал: вот она, суть! Он за этим и ехал, хотел в глаза Западу сатанинскому посмотреть. Зародыша из банки вынул и заставил свою свиту сего европейца зело чудного целовать.

Еще одна тема – отвратительных поцелуев. Скорее не иудиных, а гомосексуальных:

«Реакционные слизняки взасос целуют Плеханова за его либеральную отрыжку, послужившую зародышем обливания помоями авторитета ортодоксальных марксистов.»

В 1920 году на собрании актива московской парторганизации Ленин привёл уставшей аудитории пример из области, как он любил говорить, юмористики-ерундистики:

«Из области юмористики приведу замечание Вандерлипа. Когда мы стали прощаться, он говорит: „Я должен буду в Америке сказать, что у мистера Ленина рогов нет“. Я не сразу понял, так как вообще по– английски понимаю плохо. „Что вы сказали? повторите“. Он – живой старичок, жестом показывает на виски и говорит: „рогов нет"“.

А зачем рога? И без рогов всё ясно. От каждой брошюры рыжего мурина за версту серой несет. (782)

760

Примечание к №726

Речь Чехова вся построена на интеллигентских присказках и прибаутках.

Из-за своей природной «интеллигентности» Чехов подвергся беспримерному в истории русской литературы опошлению. Имя человека, всегда чуравшегося газетной жизни, постоянно «украшало» газетные передовицы. Помянуть Чехова считалось журналистским шиком. И упоминали, конечно, всегда неуместно. (Как может быть Чехов УМЕСТЕН в «Известиях»?) Даже просто немотивированно. С равным успехом могли бы украсить статью ссылкой на Пушкина или Леонардо да Винчи. Щедрин очень уместен. Некрасов тоже. Но Чехов? И тем не менее, в отличие от, скажем, Бунина или Лескова, – постоянные «примеры» и «аналогии». Например, в заметке ненормального Ленина, написанной в 1905 году:

«Товарищ Потресов очень похож на героиню чеховского рассказа „Душечка“. Душечка жила сначала с антрепренёром и говорила: мы с Ванечкой ставим серьёзные пьесы. Потом жила она с торговцем лесом и говорила: мы с Васечкой возмущены высоким тарифом на лес. Наконец, жила с ветеринаром и говорила: мы с Колечкой лечим лошадей. Так и тов. Потресов. „Мы с Лениным“ ругали Мартынова. „Мы с Мартыновым“ ругаем Ленина. Милая социал-демократическая душечка! В чьих-то объятиях очутишься ты завтра?»

761

Примечание к №724

«Друг мой: обнимите и поцелуйте Владимира Набокова Тошнит?»

(В.Розанов)

В клоунстве Розанова, конечно, есть сходство с Лениным. Единственный «несолидный» русский мыслитель, не считая Ленина, – Розанов. Может быть это о нем писал Кьеркегор: