Михаил Эдель - Чем вы недовольны?

• Название: Чем вы недовольны?
• Автор: Михаил Эдель
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 1964

Роман-фельетон «Чем вы недовольны?» – веселое, насыщенное юмором произведение о наших современниках, о людях с целеустремленным, ясным взглядом на жизнь.

Абхазская семья усыновила после войны русского мальчика, сына однополчанина Есната Эшба. Коля Мухин-Эшба вырос, собрался жениться, но тут становится известно, что сестра его Тамара, которую считали погибшей, жива. Эшба откладывает свадьбу до тех пор, пока не будет найдена Тамара и вся семья не соберется вместе. Перипетии этих поисков легли в основу сюжета романа М. Эделя. В романе есть и другая сюжетная линия, связанная с разоблачением компании хорошо спевшихся жуликов, наживающих изрядный капиталец путем темных снабженческих операций. Ничто не может спасти этих проходимцев, никакие уловки, никакая изобретательность. Их вылавливают, обличают и обезвреживают.

---

Дядя отнял трубку. Долго хмыкал, откашливался. Плохо слышал. Когда же Тернюк сказал: «Возьму свои гроши», – дядя сразу услышал. И удивился:

– Яки гроши? А? Никаких твоих грошей у меня нету. А так, нема. Приезжать нечего. Я сам без работы другую неделю. И болею. Какая болезнь? Госконтроль. Слыхал про такую? И больше по ночам не звони. Бувай!

Тернюк, повесив трубку, выругался. Нехорошо выругался в адрес дяди.

– Самостийна сволота. Недорезанный бандит. Строй с таким коммунизм.

Тут же позвонил на квартиру к Дымченко. Подошла жена:

– Влас Тимофеевич в командировке. Кто говорит?

– Вы меня знаете, я вам серые смушки привозил.

– А-а! Нет Власа Тимофеевича, – голос понизился.

– Надолго уехал?

– Наверное, не скоро вернется, – и всхлипнула. Тернюк вторично повесил трубку. Расплатился и вышел на улицу.

– И що это на свете делается, куда ни позвонишь… имущество опечатано. Наверное, какая-то кампания проходит, що всех хватают. Ну прямо житья никакого нету.

Мимо Тернюка проносились десятитонные грузовики, шипели пневматические тормоза у светофоров. Со складов на грузовые рампы железной дороги везли кипы искусственной кожи, тонкие сукна, нейлоновые и меховые изделия, на стройки – кирпич, блоки, лакокраски, стекло…

Неслись белые цистерны «Молоко», серебристые авторефрижераторы, во многих окнах горел свет, склонившись над столами, чертили проекты студенты, изобретатели, конструкторы, архитекторы… Ночные экскаваторы спешно рыли траншеи для новых линий газопровода, уличного освещения.

Жизнь шла, как всегда, в темпе и творческом напряжении.

Вот этой жизнью и был страшно недоволен Тернюк. Утром хозяйка сказала гостю:

– Дай-ка, милый, свой паспорт. Схожу в домоуправление. Заявить надо, кто у меня проживает.

– Да может, я сегодня уеду. Ночью говорил по телефону, вызывают в Москву.

Нет, паспорт он показать не может.

– Смотри. Без прописки не пущу ночевать.

«Поеду», – решил Тернюк.

Расплатился, взял чемодан и, недовольный порядками, поехал на вокзал.

В вокзальном ресторане напился. Больше недели Тернюк колесил из города в город. Сутки прожил в Вологде, два дня в Ярославле, спустился теплоходом до Горького и наконец прибыл в Черкассы. Сел в автобус и доехал до пригорода, где жила тётка Олена.

В Горьком Тернюк изменил облик. Купил осеннее пальто, толстую кепку. Со вздохом вспомнил чемодан, оставшийся в Ломоносовеке в гостинице «Двина» (новая рубашка, шёлковые носки). Надел костюм, полуботинки и в таком виде прибыл в Черкассы. Жалел о шевелюре, но ничего не поделаешь – такая жизнь теперь, приходится идти на жертвы.

Тётка Олена, женщина лет сорока пяти, темноглазая, чуть скуластая, крепкая, как спелая тыква, не очень приветливо встретила племянника.

– В Харьков заезжал? – спросила Олена, ставя на стол борщ.

– По телефону говорил. – Ну як там?

– Здоровы. Привет передавали.

Тётка Олена не подымала глаз, губы в ниточку. Трижды нервно вытерла фартуком сухие руки. Убрала посуду, суетясь, сказала:

– Схожу в магазин.

Тётка Олена ещё позавчера получила письмо из Харькова. Если в Черкассах появится Юхим, не пускать его в хату, боже сохрани. Иначе потом не оправдаться. В письме намекалось, что Тернюк кого-то ограбил и скрывается.

Тётку Олену мучила мысль: неужели придётся вернуть деньги этому Юхиму? Такие деньги! Что, он их честным путем нажил?! Всё равно его посадят. И постаралась, чтобы это случилось как можно скорей.

– А где Степан Мефодиевич? – спросил Тернюк тётку Олену.

– В совхозе работает. На шофёра выучился. Из милиции всех старых геть! Молодых поставили, со школы милиции.

Такой перестановкой Тернюк остался недоволен. Он лишался надежной охраны.

– Схожу в парикмахерскую.

– Сходи.

Когда Тернюк, пахнувший одеколоном, франтоватый, в тёмно-коричневом пальто, светлой кепке, цветном кашне, отставив локти и воображаемой «интеллигентной» походкой подошёл к витрине районного универмага, рядом с ним стал молодой человек.

– Гражданин, пойдёмте со мной. Без разговоров. Я сотрудник милиции.

Тернюк всё понял: «Продала, змея».

– Ваши документы? С какой целью прибыли в Черкассы? – спросил молодой лейтенант в отделении милиции.

– В гости.

– Вы в отпуске?

– Нет, по пути.

– Так, так… Значит, в гости? Вынуждены задержать вас. Вами, гражданин Тернюк, давно интересуется ставропольский краевой суд. Мы ждали вашего прибытия в Черкассы, а вы всё не показывались. Еще интересуется вами ломоносовская прокуратура. Специальная телеграмма прибыла. В записной книжке, оставленной вами в чемодане, значился адрес дома, где вы сейчас остановились.

– Она донесла, что я приехал?

– Это уже значения не имеет. Выкладывайте всё на стол.

Тернюк выложил три тысячи девятьсот рублей и документы «Межколхозстроя».

– Куда меня отправите?

– Вам, я думаю, уже безразлично. И в Ставрополе и в Ломоносовске вас, как вы понимаете, ждёт далеко не торжественная встреча.

Тернюк хотел было сказать: «Оставьте себе три тысячи и отпустите меня», но, посмотрев на аккуратный пробор лейтенанта, писавшего протокол, подумал:

«Не те кадры. Этот не возьмет».

И был этим обстоятельством весьма недоволен.

ТЕБЯ БУДУТ БЛАГОДАРИТЬ ДВЕСТИ ВОСЕМЬДЕСЯТ ШЕСТЬ РОДСТВЕННИКОВ

Яша Сверчок еженощно говорил по телефону с Зосей. По полчаса. Сухумские телефонистки восторженно сочувствовали своей киевской коллеге Зосе и в часы затишья предоставляли Яше провод с минимальной оплатой переговоров.

– Яша, говорите с Зосенькой. Скорей! – торопили его охваченные нетерпеньем телефонистки. И, конечно, подслушивали, завидуя Зосе. Какая девушка не мечтает о разговоре с любимым хотя бы по телефону.

Наконец начались сухумские дожди. Длительные, унылые, с получасовыми перерывами. Именно в тот час, когда закрыты кафе и столовые, Яше осточертело ждать фотокорреспондента. Дважды он говорил по телефону с Андреем. Полонский убеждал дождаться фотокора.

– Не могу. Пройдет срок нашего заявления в загс.

– Новое напишете. – Зося волнуется.

– Не Зося, а ты. Я позвоню Зосе на работу. Продиктуй её телефон.

– Тебя никто не просит, тоже мне посредник нашёлся.

Часов в одиннадцать утра Яша, выпив кофе по-турецки, хотел идти за газетами. Светило приморское солнце. После дождя курорт благоухал. К дому подкатил тёмно-красный «Москвич». Из него вышел светлорусый молодой человек в комбинезоне и коротких сапогах.

– Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, хозяйка дома?

– Дома.

Молодой человек замялся.

– Здесь жили две девушки. Наверное, до вас. Одна из них забыла купальный костюм. Я получил письмо. Спешила, очевидно.

Но Яша не был бы Яшей, если не спросил бы:

– Вы их знакомый?

– Да. Они гостили у нас.

– Откуда девушки?

– Из Ломоносовска. Катя и Ася.

– Катя Турбина?!

– Да, Катя Турбина. Вы знакомы?

– Я из Ломоносовска. Хорошо знаком с Клавдией Павловной, её мамой. Зовут меня Яков Сверчок.

– Николай Эшба. – Увидев пытливые глаза Яши, добавил: – И ещё Мухин.

– Что?! А ну-ка повторите.

Николай улыбнулся, точно так, как улыбалась Катя.

– Николай Мухин-Эшба. Я воспитанник абхазской семьи.

– Сын подполковника Мухина? Из Краснодара?

– Всё верно.

Яша обошёл вокруг Николая, как тигр, кошачьим шагом.

– Садись, Коля, – приказал Яша. Оба сели.

– Слушай, Коля. Не сказать я не имею права. Но и сказать не могу. Ты об этом никому не скажешь, даже отцу…

– Отцу скажу.

– Эх! Тогда слушай. Катя Турбина – не Катя Турбина. А Тамара Мухина. Твоя родная сестра.

– Что вы…

– Я двенадцать дней ищу тебя, сидя на этой скамье. Кроме шуток. Специально приехал.

Яша рассказал Николаю всё, что знал.

– Можешь не сомневаться, всё проверено. Твоему покойному отцу, Григорию Ивановичу Мухину, недавно присвоено звание Героя Советского Союза. Посмертно.

Николай невольно встал. И Яша встал. Оба безмолвно смотрели на солнечное море, словно молчаньем отдавали честь Герою.

– А я и не знал, – тихо сказал Николай. – Едем, Яша, к нам. Расскажем отцу. Между прочим в Ломоносовск поехали мой брат Анатолий и его друг, Коста Джонуа. Они разыскивают сестру.

– Они сейчас в Ломоносовске?!

– Да. На днях получили телеграмму.

– Едем на междугородную. Скорей. Я позвоню Андрею. Он их разыщет и сообщит им.

– Отец в городе, сперва скажем ему. Он ждёт меня в обкоме.

Гуляющие курортники ровно ничего не понимали, но улыбались, наблюдая, как какой-то пожилой абхазец сжимал в объятиях невысокого молодого человека. Сперва с криком прижал его к груди, затем поднял на воздух и понес к машине.

– Я чувствовал, что Катя моя дочь!! – кричал, размахивая руками, Еснат. – Теперь у меня полноценная семья. Яша, тебя будут благодарить двести восемьдесят шесть родственников. И сам Алиас Эшба. Коля, гони домой, как ветер. Будут свистеть – заплачу штраф.