Эдуард Лимонов - В плену у мертвецов

• Название: В плену у мертвецов
• Автор: Эдуард Лимонов
• Жанр: Контркультура

Текст на обложке

…мой будущий Иуда, один из двух моих Иуд, оказался сидящим сразу за мной. Так мы с ним познакомились. Он сразу щегольнул отличным знанием моего творчества: «А почему Вы, Эдуард Вениаминович, написали стихотворение „Саратов“? Вы что бывали в Саратове?» – спросил он меня. Для того, чтобы прочесть стихотворение «Саратов» необходимо было получить в руки хотя бы единожды сборник стихов «Русское», изданный в штате Мичиган в 1979 году тиражом всего три тысячи экземпляров. Он читал, следовательно, этот редкий сборник. Тогда я не мог ответить ему ничего путного, пробормотал лишь что-то вроде… «Саратов? Ну поскольку это типично русский город…»

Теперь я могу ответить: «Из глубины времени я узрел будущее, Дима. 33 года тому назад (стихотворение написано в 1968 году) я узнал, что ты предашь меня в Саратове».

Когда за мною закрылась дверь в камеру №24 крепости Лефортово, 9 апреля, я вдруг припомнил концовку этого пророческого, как оказалось, стихотворения, и похолодел от ужаса...

---

«Нет. Мы пытались остановить ваших, но вы всё равно лезли напролом, как камикадзе-самоубийцы. Только тогда мы сообщили латвийцам. Мы выполнили свой долг».

«И когда подослали к нам под видом русского предпринимателя из Эстонии вашего провокатора, он предлагал нам „взорвать что-нибудь в Прибалтике“, тоже долг выполняли».

«Нет, это не мы, мы таким промыслом не занимаемся, – а что приходили, предлагали взорвать?» По тону Кузнецова не определишь, – врёт он или нет. Он мог бы и заорать: «Да, посылали, и что?! Куда ты теперь с этим жаловаться пойдёшь, „вождь“, попавший в плен?»

«В самом конце октября бывший член НБП Михаил Сарбучев привёл в штаб некоего „Валентина“ из Эстонии, тот якобы хотел дать денег за публикацию своих нескольких статей о положении русских в Эстонии, но предложил взорвать, и ребята тотчас насторожились».

«Бывает», – равнодушно констатировал Кузнецов. Латвийцам информацию мы передавали, а Валентина не подсылали".

«Предали своих.. Вы, как вы любите повторять, наследники чекистов, сдали пацанов, ехавших провести мирную акцию в защиту чекистов! Какие вы чекисты, Михаил Анатольевич, вы охранка! Чекист – это Дзержинский, он просидел большую часть жизни в тюрьмах, вы – охранка, слепо защищающая любой режим…»

Кузнецов дал по мобильному телефону приказ остановиться передней «Волге», в ней ехали больной от выпитого Эдуард Вадимович и майор Юсуфов, а между Юсуфовым и неизвестным мне барнаульцем на заднем сидении был зажат Сергей Аксёнов. Мы переменили «Волгу» только потому, что подполковнику хотелось, что б я послушал «его кассету». В первой «Волге», куда мы уселись вначале, магнитофон барахлил, тянул окончания. Мне дали послушать чекистские шлягеры. «Глеб Жеглов и Володя Шарапов…», ещё я запомнил шлягер с припевом: «ЧЕКА, она была во все века» «Ну как?» – спросил, поворачивая ко мне длинное лицо, Кузнецов. «Говно, – сказал я, – такая себе попса для комитетчиков среднего звена. Ваши лейтенанты так гоняют откровенный блатняк. А Вам, Михаил Анатольевич, пора привыкать к другим вкусам, скоро станете эфесбешником высшего звена. Вам за меня, за взятие заимки одну звезду так уж точно прибавят».

«Мне не нужны звёзды, – высокомерно сказал Кузнецов – Какие хочу все есть».

«Да», – поддержал его Кондратьев умеренно подобострастно. «У Михаила Анатольевича хватает и звёзд и наград».

«Значит всухомятку стараетесь», – съехидничал я.

«Ну зачем же, – сказал Кузнецов, – отпуск вот дадут. А то я шесть месяцев дома не бывал, всё национал-большевиков по России ловил».

Я запомнил эти его шесть месяцев. Отсчитывая назад, это означало, что он не был в Москве март, февраль, январь, декабрь, ноябрь, октябрь. Получалось, что в октябре он, по всей вероятности, последовал за мной в город Красноярск, а в ноябре ждал меня в Барнауле. Вероятнее всего под его командованием допрашивали (или он сам допрашивал) Виктора Золотарёва в ночь с 17 на 18 ноября. Подполковнику не терпелось в Москву, его заебало ездить за мной по России, он хотел вышибить из Золотарёва, моего проводника по Алтаю такие показания, которые позволили бы немедленно арестовать меня. И Кузнецов и его заплечные перестарались в своём нетерпении. Золотарёв умер от побоев. И тогда Виктора выбросили из окна. Только что я прочёл в «Коммерсанте», что один из подозреваемых в деле об исчезновении абитуриенток Алтайского университета выпал из окна во время следствия. Получается, что у них там в Барнауле модно, чтобы подследственные вываливались из окна. В одном отдельно взятом Алтайском крае такая мода? Нет, автор книги «Солнцевская братва», адвокат, утверждает что выброс трупа из окна – любимый метод конторы. Чтобы замести следы уже происшедшего убийства или пыток.

Машина пожирала мёрзлую ранневесеннюю дорогу, жирофары исправно крутились. Всё живое с ужасом прижималось к обочине. ФСБ везёт государственных преступников, и главный преступник я.

Кузнецов ехал после отличной отходной пьянки, которую ему устроили в Барнаульском ФСБ. Я пришёл к этому заключению исходя из состояния Эдуарда Вадимовича, и присовокупив к уликам огромную ногу марала, заднюю ножищу замеченную мною в УАЗике, в котором нас доставили в Горно-Алтайск из Усть-Коксы. Вечер и часть ночи барнаульцы и четверо москвичей бухали водку и жрали мясо. Протокол о задержании составлял одинокий непьющий Юсуфов, да и он исчез быстро. Они праздновали поимку государственных преступников. На самом деле они жестоко обломились с поимкой. Я сам слышал, как лейтенанты ФСБ недовольно обменивались мнениями, закуривая, после того как обыск на пасеке не дал никаких результатов «Опять неудача!», – сказал один другому зло. «Всю ночь не спали, в такую даль тащились… и даже ножа перочинного не нашли!»

Кузнецов ехал однако как победитель, переваривал мясо и пережигал водку. И беседовал со мной как с пленной добычей. Я был у него в меню – заключительное сладкое блюдо, десерт.

«За что-то я могу тебя уважать, Вениаминыч, ты человек деятельный, не балаболка, организацию создал. Сопляки, правда, пацаны, но разведка у Вас неплохая, а вот контрразведка, говно, никакой».

«Никакой», – согласился я.

«За что ты нас, Вениаминыч, так не любишь, вот скажи ты мне… Офицеры, где ваша честь, ссучились…», – процитировал Кузнецов мою антиэфесбешную статью из «Лимонки». «Да ты знаешь, как нас месили все эти годы, как уничтожали безопасность государства?»

«Знаю. Реформировали, уничтожали, месили. Я был тогда за вас. И на Западе когда жил, за вас был. Меня ещё в 1975, 6 ноября, когда вышла моя статья „Разочарование“ – агентом КГБ стали называть. Теперь вы дождались своего часа… Пришёл, наконец, выходец из вашего круга и теперь вы месите и уничтожаете…»

«А что, не надо было поставить всему этому предел? Разваливанию Державы?»

«Я это говорил, подполковник, уже четверть века, говорил, когда вы трусливо выглядывали из-за занавесок на „Лубянке“, как ребята из „Памяти“ подогнали кран и снимают Дзержинского. Надо было быть патриотом в 91, 92, 93 годах, тогда это было ругательное слово. И я был патриотом вперёд всех вас, до приказа быть патриотом, когда ваша организация послушно устраивала бархатные революции в странах Восточной Европы…»

«Мы не позволили себе вмешаться, когда снимали Дзержинского, потому что была бы кровь».

Он опять поставил свою кассету «ЧЕКА – она была во все века» и попросил остановить машину. «Вениаминыч – чего выпить хочешь?» Он вылез из «Волги».

«Ничего мне от Вас не надо», – сказал я.

«Выпейте, Эдуард Вениаминович, когда ещё придётся» – посоветовал Кондратьев.

«В Лефортово у нас пища неплохая, сам бы ел, простая, солдатская, но все хвалят, а вот выпьешь, это уже лет через десять», – сказал Кузнецов стоя, у машины и роясь в карманах пиджака, впрочем беззлобно.

«Пива мне купите, бутылку», – сказал я.

«Вот это правильно», – отреагировал длинноносый тип из Барнаульского ФСБ, подпиравший меня справа. Тень падала на его лицо от крыши машины и я его плохо рассмотрел.

Они принесли мне пива, но не предложили мне отстегнуть одну руку из наручника, и я пил, взявши бутылку двумя руками. В любом случае, тесно зажатый в моём тулупе между капитаном Кондратьевым и барнаульцем, я не мог ни покачнуться, ни упасть. Я пил и думал. Я думал о том, что долговязый Кузнецов явно происходит из семьи, каковую можно определить как советское дворянство, скорее всего его отец был доктором, дипломатом или учёным. И порода (то есть высокий рост), и словарь, вполне развитой, и манеры, ни ментовскими, ни лоховскими не назовёшь, всё указывало на то, что он не из простых. Такой себе рыцарь ствола и кинжала, Кузнецов незримо бродил в моей жизни по крайней мере с февраля 1999 года и вот теперь везёт меня в тюрьму. Хотя между ним и мной куда больше общего, чем между ним и остальными пассажирами машины – его подчинёнными.

«Поедем или полетим?», – спросил я.

«Ну, шутите, Эдуард Вениаминович, конечно, полетите. Вы ещё спросите: По этапу поведут? Такой важный преступник как Вы может быть доставлен только самолётом».

Когда мы приехали в аэропорт, оказалось, что вылет нашего самолёта оттягивается на три часа. Комитетчики по инициативе Кузнецова стали пить водку из литровых бутылей. Занося водку и закуску в машину, где мы сидели с подполковником, разговаривая. Они были как наши слуги. Я сказал, что хорошо бы передать водки Сергею Аксёнову в другую машину, запаркованную рядом.

«А вот хуя ему, он высокомерный», – сказал Кузнецов.

«Потому что не сдал меня вам?»

«Да», – односложно ответил Кузнецов. «Не сдал».

Он приказал всем выйти подышать, вынул пистолет и стал опять играться им. И начал меня вербовать. «Никак ты меня вербуешь, Михаил?», – обратился я к нему впервые на «ты». «Смотри сюда», – к тому времени одну мою руку пристегнули к дверце машины, а другой я пил и закусывал. Я изобразил всем известный жест: положил одну руку на другую в месте сгиба локтевого сустава. Жест этот означает только одно. «И можешь меня на хуй застрелить тут при попытке к бегству», – добавил я спокойно.