Николай Леонов - Волчья стая

• Название: Волчья стая
• Автор: Николай Леонов
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-18812-6

Директора специнтерната «Палестра» пригвоздили стрелой, выпущенной из арбалета, к стене своего собственного кабинета. Его заместителя стрела нашла в день похорон директора. А чуть ранее такой же стрелой был убит часовой, охраняющий склад с боевыми отравляющими веществами, часть ядовитого оружия исчезла. И, как полагают полковники МУРа Лев Гуров и Станислав Крячко, это только начало какой-то устрашающей провокации. Кто стоит за этим? Какие цели преследует? В поисках ответов на эти вопросы сыщики посещают специнтернат «Палестра». То, что их здесь ожидает, удивляет даже видавших виды сыскарей. Но удивляться некогда – преступники продолжают свою акцию, и теперь все зависит от опыта и боевых навыков Гурова и Крячко.

---

– А то вы, господин полковник, не догадываетесь! – со злой тоской в голосе произнес Сарецкий. – Будто не знаете, на ком женился Давиденко и кого заимел тестем. Хотя, конечно, если бы не похабная история с младшим братом Катеньки, то я сильно сомневаюсь, дал ли бы Федор Андреевич деньги на наше богоугодное заведение! Причем ведь даже не деньги все решают, тут и политический вес, и связи, и… Никогда бы Алексей не получил лицензии, если бы не поддержка тестя. Но кто реально руководил все эти годы интернатом – это еще большой вопрос! Только, прошу вас, не сделайте из моих слов идиотского вывода, что смерть Давиденко была мне на руку. Неизвестно еще, соглашусь ли я возглавить интернат, возможно, я вновь вернусь на преподавательскую работу. И вообще…

– Стоп, стоп! – перебил его Гуров. – Что, у Загребельного есть младший сын? Брат Екатерины Федоровны, жены, то есть уже вдовы Давиденко? И что же за история с ним приключилась, в чем ее похабство и как все это связано с «Палестрой»? Только, прошу вас, меньше эмоций и больше фактов.

– Впрямь не в курсе?! – В глазах Анджея Марковича вспыхнула злобная радость записного сплетника, которому представилась лакомая возможность окатить кого-то помоями. – Так я вам расскажу! Об этом скандале даже в газетах писали.

И в следующие десять минут на полковника Гурова обрушился настоящий водопад весьма интересных сведений. Ничего не скажешь: тезис о том, что детки – те еще цветочки, они подтверждали качественно. Лев внимательно слушал: пусть к делу то, о чем, захлебываясь, рассказывал Сарецкий, впрямую не относилось, но… Во-первых, эти данные позволяли взглянуть на родственников убитого под весьма неожиданным ракурсом, а во-вторых, Гуров давно и прочно усвоил: лишних данных в их работе не бывает! Картина из рассказа зама по воспитательной работе вырисовывалась куда как неприглядная… Зато теперь Гурову стало хоть немного понятнее, каким невероятным чудом на пересечении интересов МВД, Минюста и Минобразования произросло такое странное деревце, как специнтернат «Палестра». Гуров уже давно отучился удивляться некоторым особенностям российской жизни, но то, что он услышал, его все же удивило!

– Словом, та еще семейка! – с пылом и пафосом произнес Анджей Маркович и перевел дух. – Пробы ставить негде. А уж Катюша с ее сверхразвитым, чудовищным промискуитетом… Ошибка природы! Не фатальная, но все же – ошибка. Досталась Алексею подруга жизни, а ведь предупреждали его, дурака. В том числе и я предупреждал.

«Что верно, то верно, – мысленно согласился Гуров со своим собеседником. – Вся семейка хороша, а дело Геннадия Загребельного есть смысл поднять из наших баз данных. Но, уверен, если копнуть поглубже личные дела остальных воспитанников специнтерната… Думаю, что там еще и не такое можно обнаружить! Кстати, относительно Екатерины Федоровны, – совсем любопытное получается замечание! Если перевести на русский язык загадочное слово „промискуитет“, то получается, что супруга Алексея Давиденко была готова переспать с кем угодно, когда, где и как угодно. Что добавляет перчика в и так довольно острое варево. Но сам-то Сарецкий как в этом контексте выглядит!..»

– Достаточно, Анджей Маркович, – остановил Гуров не в меру расходившегося обличителя. – Вернемся к другому, чисто психологическому вопросу, поверьте, он важен. Вы говорите, что взгляды Алексея Борисовича на педагогическую теорию и практику были еще радикальнее, чем ваши. Куда ж радикальнее, а? Не любите вы детей, господин Сарецкий. Терпеть не можете, если по правде сказать! Как же так? Как же вы с ними работаете? Как с подростками работал Давиденко? Вас послушать, так патроном вашего совместного детища – я «Палестру» имею в виду – впору считать Карабаса-Барабаса из сказочки про Буратино! Ненависть обычно порождает ненависть. И страх. Его боялись?

Анджей Маркович Сарецкий дробно рассмеялся. Смех его оставлял очень неприятное впечатление: словно рептилия мезозойская вдруг захохотала.

– Ах, господин полковник! Почему-то считается, будто хороший педагог и воспитатель должен испытывать к воспитуемым нежные чувства, – с неимоверным сарказмом сказал он. – Это законченная чушь, недоразумение чистой воды. Вы же не станете утверждать, что души не чаете в своих подозреваемых? В трупах, уликах, вещественных доказательствах и прочих малопривлекательных особенностях вашей профессии? Или взять хирурга! Что он, плачет от умиления при виде гангренозной язвы? Ампутированной конечности? Вонючего гнойного перитонита?

«Какой же ты дурак, – подумал Гуров. – Настоящий врач ставит себя на место больного, мучается его болью и страдает его страданием, иначе это не врач, а коновал. Да, он именно что любит больного! А уж про наши ментовские дела… Станислав бы тебе объяснил! Нет, что с глухим о музыке говорить!»

– И только мы – учителя, воспитатели, педагоги – должны сюсюкать и носиться со стервецами, попавшими к нам в обработку, как дурни с писаной торбой! – соловьем заливался Анджей Маркович, усевшись на любимого конька.

Но останавливать излияния Сарецкого Лев по-прежнему не хотел. Самовлюбленность и самолюбование – это такие состояния души, пребывая в которых человек зачастую невольно раскрывается, выдает что-то важное, то, что постарался бы скрыть от собеседника. Делать нечего: психологический портрет убитого Давиденко придется кропотливо воссоздавать из разговоров с хорошо знавшими его людьми. И если Анджей Маркович не врет, если профессиональные воззрения Алексея Борисовича впрямь совпадали с его собственными, то это дает обильную пищу для размышлений. Чем-чем, а психологией жертвы преступления Гуров не пренебрегал никогда: часто именно в ней кроется то, что послужило для преступника мотивом!

А Сарецкий меж тем, словно прочитав последние мысли Гурова, вдруг заговорил о музыке. Анджей Маркович почувствовал интеллектуальное превосходство над милицейским полковником и уже не столько рассуждал, сколько вещал, читая Льву лекцию на тему: что такое настоящий профессионализм. Иронии сложившейся ситуации Сарецкий не чувствовал начисто. Давно замечено – долгая преподавательская и вообще педагогическая деятельность многих оглупляет, приучает считать себя непогрешимым, а собеседника низводить до уровня дитяти несмышленого.

– Вот, кстати, хороший пример, – возбужденно поблескивая глазами, продолжал главный воспитатель специнтерната. – Не знаю, то ли это притча, то ли анекдот, то ли действительно случившаяся история. Мне ее рассказал один знакомый дирижер. Так вот, еще до войны, в конце тридцатых, на гастроли в Ленинград приехал известнейший московский дирижер, признанный маэстро. Как-то раз в переполненном зале Ленинградской филармонии он дирижировал исполнением… ну, допустим, Девятой симфонии Бетховена. И замечает наш маэстро, что первая скрипка все время слегка так морщится. Словно зуб болит у человека. Симфония завершена, гром аплодисментов, овация, цветы, но дирижера заело! Подходит московская знаменитость к скрипачу и спрашивает: «Простите, вас не устроила моя трактовка симфонии?» – «Что вы, – отвечает тот, – превосходная трактовка. Вы дирижировали безупречно!» – «Может быть, вы не любите Бетховена?» – продолжает допытываться настырный дирижер. «Как можно! – уныло отвечает первая скрипка. – Это же гений…» – «Да, но я же заметил, – никак не хочет угомониться маэстро, – как вы все время морщились! Скажите, почему?» – «Ну что вы, право, маэстро, – слегка раздраженно отвечает скрипач, – почему да почему… Просто я с детства терпеть не могу любую музыку!»

Гуров от души рассмеялся неожиданному финалу, подыграв Сарецкому.

– Вот только с таких позиций можно работать с нашим контингентом! – убежденно резюмировал Анджей Маркович. – Вы спрашивали, боялись ли воспитанники «Палестры» Давиденко? Очень может быть! Но при этом многие его чуть ли не боготворили, считали сильной личностью. Не забудьте: все они имеют в прошлом криминал или что-то околокриминальное. Или склонны к асоциальному поведению, иначе родители не отдали бы своих возлюбленных чад под сень нашего интерната!

– Надо понимать, – задумчиво сказал Гуров, – что ваши воспитанники инстинктивно искали сильную личность, вожака, если так можно выразиться, и обретали такую личность в директоре… Что ж, это много лучше, нежели в криминальном «авторитете», своего рода замещение, да?

– Можно сказать и так, – довольно кивнул Сарецкий. – А вы почитайте диссертацию Алексея или хотя бы автореферат. Там об этом немало написано. Вон, на книжной полке в правом шкафу стоит. Нет, это не реферат. Это полный текст. Есть еще десятка полтора статей в специализированных научных журналах.

– Пожалуй, это будет полезно, – сказал Гуров, доставая указанный томик, аккуратно переплетенный в мраморный ледерин, и рассеянно перелистывая его. – Для повышения общей эрудиции.