Мик Фаррен - Джим Моррисон после смерти

• Название: Джим Моррисон после смерти
• Автор: Мик Фаррен
• Издательство: АСТ, ВЗОИ
• Жанр: Контркультура
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-022826-0, 5-9602-0328-6

This is the end,

Beautiful friend…

Так пел Король Ящериц Джим Моррисон…

Смерть – это конец? Увы, нет! Смерть – это только начало. И в этом Джиму Моррисону придётся убедиться на собственной шкуре.

«Хождение по послесмертью» начинается! Конца послесмертью не предвидится…

---

– Все вы так говорите.

Джим попытался возразить, но как-то вяло:

– Честное слово.

– Ещё скажи, что тебя бес попутал.

– Нет, не бес. Моисей.

– Это уже что-то новенькое.

Она была настоящей красавицей, эта женщина. Из тех решительных и непреклонных красавиц, к которым и подойти-то боязно. Стройная, с оливковой кожей и прямыми чёрными волосами почти до пояса. На ней было белое платье из хлопка в крестьянском стиле, с низким вырезом и отделанное кружевами – платье, к которому ну никак не лепился патронташ, перекинутый через плечо, как носят бандиты в вестернах. Её синие с белым ковбойские сапоги смотрелись весьма сексуально, и Джим решил приглядеться к красотке поближе. Выходит, его эротический радар из смертной жизни здесь, в жизни посмертной, работал все так же исправно.

– А тебя как зовут?

– Донна Анна Мария Изабелла Кончите Тереза Гарсия, но ты называй меня Лола.

– Лола?

– Так меня Док называет. У него очень плохая память на имена. Я думаю, это побочный эффект от опиума.

Джим приподнялся на локте.

– А я Джим.

– Я знаю, кто ты, Джим Моррисон.

– Правда?

– Когда-то ты был знаменитым.

– Тем, что играл на электрической скрипке. Донна Анна Мария?

– Лола, – невозмутимо поправила она.

Джим указал на большой серебряный поднос в руках Лолы:

– А это что?

– Твой завтрак.

– Да, давненько меня не кормили завтраком.

Лола поставила поднос на кровать, и Джим заметил у неё на левой руке серебряный идентификационный браслет, только на нём не было никаких надписей. Он посмотрел, что на подносе. Ему пока было неясно, что такое еда для обитателей загробного мира. Ностальгия по смертному существованию? Общепринятый ритуал? Гедонистическое удовольствие? Оформление придуманного стиля жизни? В смертной жизни ты ешь, чтобы жить, в Посмертии же еда в принципе не нужна, так что Джим редко когда озадачивался вопросом, чего бы съесть. Однако то, что ему принесли, – это был какой-то совсем уже своеобразный завтрак. Кофе, стакан апельсинового сока и два тоста вполне укладывались в представление о нормальном человеческом завтраке, но вот разноцветные таблетки и капсулы, изящный флакончик с настойкой опия, набитая трубка с опиумом, тонкая чёрная сигара и хрустальный бокал с виски, налитым на четыре пальца, в данное представление не укладывались никак. Джим вопросительно поглядел на Лолу, и та пожала плечами:

– Мы не знали, что ты любишь на завтрак, поэтому принесли тебе то же самое, что и Доку.

Джим ошалело уставился на поднос:

– Док этим завтракает?

Лола кивнула, будто всё это было в порядке вещей:

– Ну, да. Постоянно. То есть когда он в городе.

Джим взял бокал и понюхал писки. Бурбон, и если чутьё его не подводит, как минимум двенадцати летней выдержки.

– А что это за таблетки?

Лола снова пожала плечами:

– Меня не спрашивай. По-моему, их Док придумал. Пока ему с них хорошо, он как-то не парится фармакологическими подробностями.

– А Док здесь?

– Где-то здесь.

– Это он тебя создал?

Глаза Лолы сердито сверкнули.

– Что ты сказал?

– Я спросил: это Док тебя создал?

– Ты думаешь, что меня кто-то создал? Что я – деталь интерьера?

Джим понял, что сказал что-то не то.

– Я просто спросил. Не хотел тебя обидеть.

Лола наклонилась к нему, её выражение лица было опасным.

– Слушай меня, Джим Моррисон, и слушай внимательно. Меня никто не создавал. Я здесь, потому что мне так захотелось. Тебе всё понятно?

Джим слегка отодвинулся.

– Ты прости. Я правда не хотел тебя обидеть.

– Просто больше так не делай, ага?

Джим кивнул, всем своим видом изображая раскаяние, насколько это вообще было возможно при такой головной боли. Он даже не стал привлекать своё достославное обаяние, потому что заранее знал – бесполезно.

– Не буду.

Лола развернулась и вышла из комнаты, соблазнительно покачивая бёдрами, Джим оценил и походочку, и фигуру. Эх, Лола, Лола. Сказать, что она его заинтересовала, – вообще ничего не сказать. Может быть, это был просто побочный эффект от недавнего соприкосновения с тем, что ощущалось болезненно близко ко второй смерти, но конкретно сейчас Джиму казалось, что он уже очень давно не встречал такой красотки, как эта Лола.

Когда она вышла из комнаты, он отбросил одеяло, свесил ноги с кровати и попытался сесть. Голова закружилась, и на мгновение ему показалось, что он вообще выпал из реальности, как будто его сознание ещё не совсем закрепилось в теле, и они пока действовали не очень согласованно. Как бы не совпадали по фазе. Он попытался сосредоточиться и как-то слепить воедино две разрозненные половины себя, и ему это, кажется, удалось, хотя и ценой немалых усилий. Подождал ещё пару секунд, и головокружение прошло. Ощущение разделенности пока оставалось, но Джим справедливо рассудил, что лучше на данный момент всё равно не будет, и медленно оглядел комнату.

«Общая незавершённость» – пожалуй, вот самое верное слово для описания этого места. Очевидно, что это была спальня, хотя бы уже потому, что здесь стояла большая кровать с балдахином, на которой, собственно, Джим и очнулся. Ступеньки, ведущие вниз от двери, из которой только что вышла Лола, давали все основания предположить, что комната располагалась как минимум на втором этаже. Но Джим так и не понял, почему здесь не было ни потолка, ни крыши, а из четырёх положенных стен имелось в наличии только две с половиной, В целом всё это напоминало декорации к фильму. Также присутствовало ощущение общего сюрреализма, как на картинах Дали, хотя никаких мягких текучих часов поблизости не наблюдалось. Теперь, когда Джим сидел, он видел синее небо над головой. Синее и безоблачное. Яркое сочное небо над балдахином кровати. Одна стена была полностью завершена, вплоть до красных бархатных обоев и большого старинного зеркала в золочёной раме. Вторая – отсутствовала вообще, и между планками деревянных распорок виднелась пустыня – плоская, цвета ржавчины, – а вдалеке смутно маячили горы. Вместо третьей стены был натянутый занавес, похоже, из жёлтого шелка. Он слегка колыхался на слабом ветру. Нижний край занавеса уходил дальше вниз, за уровень пола, и вполне может быть, что спускался до самой земли. Кроме кровати, мебели в комнате почти не было. Был только стул, на котором лежала одежда, и роскошный викторианский умывальник, стоявший у несуществующей стены.

Поскольку Джим уже как-то привык к аномалиям загробного мира, он не стал парить себе мозги напряжёнными размышлениями о природе и происхождении этого места. Вместо того он решил сосредоточиться на практических аспектах сиюминутного бытия и обратился к подносу с завтраком. Он налил себе кофе и решил было выкурить сигару, но передумал. Даже здесь, в жизни загробной, он не выучился курить не взатяжку, так что всегда жутко кашлял от сигар. А вот таблетки и прочие препараты его очень даже заинтересовали. Набор был внушительный, что и говорить. Семь таблеток и капсул – на сине-белом фарфоровом блюдечке. Две большие белые таблетки, две жёлтые маленькие, две красно-чёрные капсулы и одна – оранжевая с бирюзовым.

– Господи, Док, ты, что ли, Джерри Ли Льюиса[11] из себя строишь?

Джим принялся передвигать таблетки по блюдечку, располагая их в разных цветовых сочетаниях. Наконец он выбрал одну маленькую жёлтую таблетку, две большие белые и одну красно-чёрную капсулу. Он понятия не имел, что это такое, но рассудил, что ему от них если и поплохеет, то всё-таки не настолько, чтобы откинуть копыта. В конце концов, он и так уже мёртвый. Он положил в рот все четыре и, не давая себе времени передумать, быстро запил их кофе, потом сразу – бурбоном и под конец – апельсиновым соком. Вот он, прежний беспечный Джим, готов на дальнейшие подвиги. Вся жизнь – сплошной безрассудный порыв. Полный вперёд, и к чертям торпеды. Может быть, если всё так пойдёт и дальше, к нему вернётся былая способность к творчеству.

Теперь, когда Джим избежал возвращения в Большую Двойную Спираль, он чувствовал, что у него начинается новая жизнь, если так можно сказать; что он уже сделал первые шаги к новой фазе бытия. И эти шаги не должны были быть осторожными. Наоборот. Бросаться куда-то сломя голову – это всё-таки лучше, чем тихо хныкать в уголке. Все самое лучшее, что он создал, он создал на пределе – на грани саморазрушения. И именно в этом направлении он сейчас и продвигался. Там, на окраинах города, очень опасно. В качестве компромисса он съел один тост, пусть даже с единственной целью – показать миру и, может быть, Лоле, если именно Лола придёт забирать поднос, что его завтрак не ограничился одними пилюльками. Он уселся поудобнее и стал ждать, как они ему вставят.

Долго ждать не пришлось. Громкий удар наподобие взрыва и дрожащая вспышка, как будто взорвавшийся телеэкран, возвестили приход по крайней мере от одного из препаратов. Комната, и пространство снаружи, и небо – всё завертелось в головокружительном вихре. Зрение Джима рассыпалось на дробящийся хаос. Так ему в жизни ещё не вставляло – впрочем, подумал Джим, если бы ему так торкнуло при жизни, он бы умер на месте. Сердце бы точно не выдержало. Всё это длилось лишь пару секунд, а потом мгновенно отпустило. Но ещё через пару секунд по комнате бодро промаршировала целая армия антропоморфных мультяшных крыс ростом в шесть дюймов и одетых в военную форму. Грызуны вышли из деревянного перекрытия несуществующей стены, дошли до кровати, остановились, отсалютовали Джиму, после чего благополучно исчезли. Джим слегка прифигел, но тут же напомнил себе, что здесь, в мире ином, злоупотребление наркотиками – как и прочие злоупотребления, и не только, – свободно от жёстких ограничений причинно-следственных связей.