Ричард Олдингтон - Семеро против Ривза

• Название: Семеро против Ривза
• Автор: Ричард Олдингтон
• Издательство: Издательство «Художественная литература»
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1968

Это шестой по счету роман видного английского писателя, шестой из семи, написанных им в тридцатые годы, точнее сказать, с 1929 по 1939 год, в самый активный и плодотворный период его творчества. Все семь романов посвящены современной теме и составляют как бы единый цикл, обративший на себя внимание искренностью авторской исповеди и страстными обличениями буржуазной действительности в годы наступления фашистской реакции. Может показаться, однако, что «Семеро против Ривза» — «комедия-фарс», как обозначен роман в подзаголовке, стоит особняком. Фарсовая комедийность действительно выделяет его, но выделяет в общем ряду. Манера и дух едкого шаржа представлены здесь в необычной концентрации, определяют стиль всей книги. Однако эту манеру и дух не трудно отыскать и в первом романе Олдингтона — в его «Смерти героя». Там же легко обнаружить истоки основной темы «Семеро против Ривза», в тех эпизодах, где речь идет о «единственно умных людях», как саркастически назвал Олдингтон полных самомнения вожаков западного модернизма, в русле которого, в начале десятых годов, начал он, тогда поэт-имажист, свою литературную деятельность.

---

— А-а, этих, — протянул мистер Ривз, не очень вразумительно, но достаточно сердечно. — Тут я вполне согласен с вами. Снобы. Но ведь и у вас в Америке есть снобы. То и дело встречаешь американцев, которые ведут свое начало от Перкинсов из Алабамы или чьи предки прибыли в страну на «Мэйфлауер». Этот корабль, наверно, был раз в десять больше «Нормандии».

— Ну, это совсем другое.

— Конечно, другое, — согласился мистер Ривз. — Когда речь идет о наших недостатках или глупостях, они выглядят по-другому, чем у соседа. Но я с вами согласен. Американский снобизм в общем-то безвреден — им заражено всего каких-нибудь несколько идиотов на Востоке и Юге. А в Англии это болезнь смертельная. Снобизм проник во все поры нации, он создал между классами всякого рода глупейшие перегородки. Посмотрите, к примеру, сколько у нас периодических изданий посвящено прославлению снобизма. Вот моя жена — сноб…

— Да ну что вы, мистер Ривз, вы же это несерьезно, — возразила Марджел, — она, конечно, чудесная женщина.

— Вполне возможно, — сказал мистер Ривз без особой уверенности, — и все-таки она сноб, светский сноб. Готова потратить бог весть сколько времени и сил, — не говоря уже о деньгах, — на людей, которых она называет людьми «настоящими», а на тех, кто составляет соль земли, она и внимания не обращает. Возьмите, к примеру, моего старого друга Джо Саймонса… Вы, случайно, незнакомы с Джо?

— По-моему, нет, — сказала Марджел, — но, может быть, Джерри знает его.

— Человек каких мало, — восторженно заявил мистер Ривз. — Лихо играет в гольф, работяга, человек открытый, честный, знает уйму занятных историй, никаких глупостей за ним не числится, а вот нате же — поверите ли: моя жена явно недолюбливает его.

— Может быть, он недостаточно к ней внимателен, — предположила Марджел. — А женщины этого не любят и не держат в чести друзей мужа, которые все внимание уделяют ему.

— А, пожалуй, вы правы, — согласился с этой новой для него мыслью мистер Ривз. — Но все равно она — сноб. И меня тоже хочет сделать снобом. Я, конечно, над ней посмеиваюсь, но согласия у нас на этот счет никогда не будет. Я говорю: хочу иметь в друзьях настоящих друзей, а не подлизываться к людям только потому, что их имена можно встретить в газетах.

— У-у-ум. — В знак согласия Марджел издала прелестный воркующий звук, подражая Мэй Уэст в одном фильме.

— А вот вы — совсем другая, — неосторожно заявил мистер Ривз, забыв, что никогда не следует проводить между женщинами сравнений. — У вас есть и титул, и обаяние, и собой вы хороши — это откроет перед вами любую дверь…

— Хотите польстить мне, — сказала Марджел, вынимая зеркальце и принимаясь пудрить нос.

— Нет, право же, — заверил ее мистер Ривз. — Я в самом деле так думаю. И при всем том вас эта светская суета занимает, как видно, не больше, чем меня. А я так просто диву даюсь, до чего она захватывает почти всех женщин. Да и детей моих — тоже. Знаете, Марджел, я очень разочаровался в своих детях…

— Ну, что вы, мистер Ривз, не надо так говорить, Это нехорошо.

— Но это правда, — настаивал мистер Ривз. — Всю жизнь я трудился не покладая рук, — и ведь не только для себя, но и для них тоже. Когда они были помладше, а я победнее, мне приходилось во многом себе отказывать — обходился то без одного, то без другого, лишь бы они, ни в чем не нуждались. Я не жалел на них денег, послал их в хорошие школы, дал им самим выбрать путь в жизни и друзей — все. И что же из этого получилось? Я оказался просто старым дураком, который платит за них. А вся их любовь принадлежит матери — только потому, что она всегда их баловала. Взять хотя бы моего сына — Бейзила, — он учится на стряпчего…

— А что это такое? — спросила Марджел.

— Адвокат, юрист, — пояснил мистер Ривз. — Мать уговорила его заняться этим, хотя он мог бы вступить в очень неплохое дело. Но нет: стать дельцом — это, видите ли, слишком вульгарно…

— Ну, и среди адвокатов есть немало гнид, которые занимаются всякими темными делишками, — сказала Марджел. — А что же тут плохого быть дельцом — не понимаю!

— Вот именно, — сказал мистер Ривз. — Однако все так, как я сказал. Снобизм. Мой родной сын не желает бывать дома, потому что его отец и друзья его отца недостаточно хороши для него. Видите ли, «неспециалисты». А благодаря кому он существует? Благодаря дельцам! Кто платит гонорар юристам? Дельцы! Просто ничего не понимаю. Видит бог, деньги они все любят, но когда надо их не тратить, а зарабатывать, — все воротят нос.

— Молодежь вся такая, — обобщила Марджел. — А вы были благодарны своему отцу?

— Ну, у нас все было иначе, — с достоинством заявил мистер Ривз, забыв про то, что он говорил раньше. — Моему отцу в этом отношении не на что было жаловаться. Пока я не женился, я всегда отдавал ему часть своего заработка.

— Теперь дети смотрят на это по-другому, — сказала Марджел.

— А не должны были бы, — возразил мистер Ривз. — Возьмите, к примеру, мою дочь Марсель. Совершенно идиотское имя, на котором настояла ее мать, — добавил он в скобках, забывая о том, что «Марсель» по звучанию похоже на «Марджел». — Так вот она совершенно помешалась на искусстве. Только и разговоров что про Искусство с большой буквы. Художники, оказывается, люди совсем особого рода, витают где-то там в облаках…

— О, господи! Вот такую же чушь я слышала и у нас в Гринвич-Вилледже, — сказала Марджел. — Просто слушать тошно, правда?

— Ну, конечно, а когда я спрашиваю ее, сколько художники зарабатывают, — с обиженным видом продолжал мистер Ривз, — она только пожимает плечами и делает оскорбленное лицо. Забывает, что это благодаря моим деньгам она может строить надменные рожи.

— Да, тяжело вам приходится, — сказала с притворным сочувствием Марджел.

— Боюсь, я наскучил вам своими жалобами, — поспешил сказать мистер Ривз, уловив неискренность в ее тоне.

— Да что вы! Как вы можете такое подумать? — сразу оживилась Марджел. — Все это очень интересно. И я в самом деле считаю, что вам должно быть тяжело.

— Спасибо, — сказал мистер Ривз. — Теперь вам более или менее ясно, в каком тяжелом положении я нахожусь. В жизни у меня было две настоящих привязанности — мои дела и мой дом. От дела я отошел, а дом не оправдал моих надежд. Если же я когда и развлекался, то развлечения так и оставались для меня развлечениями, они вносили разнообразие в мою жизнь — и только. Но нельзя всю жизнь проводить в развлечениях, я, во всяком случае, так не могу. Значит, мне нужна какая-то новая привязанность, нужны новые друзья…

— У-у-ум, — в знак согласия проворковала Марджел.

— И вот я надеюсь, — неуклюже начал мистер Ривз, — что мы могли бы стать друзьями…

— У-у-ум.

— И встречались бы так время от времени, чтобы позавтракать вместе и спокойно поговорить о жизни и прочих вещах…

— Угу. Роскошно, — согласилась она.

Ничего не было сказано о том, чтобы приобщить к этому и отсутствующих. Наступило непродолжительное молчание, пока Марджел снова пудрила носик, после чего она ослепительно улыбнулась мистеру Ривзу.

— Какая вы добрая, — робко сказал он. — Знаете, я… мне в самом деле бывает довольно одиноко.

— Ну и мне порой тоже, — призналась Марджел. — Конечно, у меня есть Джерри, и он совершенно замечательный, но он целый день торчит в конторе, а у меня нет настоящих друзей в Лондоне…

— Один друг у вас теперь есть, — с галантным поклоном сказал мистер Ривз. — Послушайте, а что если отметить это обстоятельство? Выпьем бутылочку шампанского, пока ресторан не закрылся? Вы любите шампанское, а?

— Еще бы.

Они выпили бутылку шампанского и поговорили о разных, весьма существенных, вещах: о бирже и о том, что у мистера Ривза не ладится с гольфом, и как надо следить за детьми на первом году их жизни, а потом — о кино. Марджел сказала, что в «Палаццо» идет роскошный фильм и ей до смерти охота посмотреть его. Мистер Ривз взглянул на свои часы и увидел, что уже половина четвертого. И, поскольку он должен был встретиться с миссис Ривз и Энcи в половине пятого, они с Марджел решили, что у них нет времени идти в кино, а вместо этого они решили посидеть тут еще немножко и потом решили позавтракать вместе в этот же день на будущей неделе и затем пойти в кино. И наконец, когда настало время расставаться, мистер Ривз любезно посадил Марджел в такси, и они тепло пожали друг другу руки, и мистер Ривз сказал, какое она доставила ему удовольствие своим обществом — у него теперь совсем другое настроение, а Марджел сказала: «У-у-м, это было лихо», точно передав интонацию Мэй Уэст, которую она так тщательно изучала, а мистер Ривз, когда такси уже тронулось, крикнул вслед, чтобы она не забыла насчет будущей недели, и она кивнула, и улыбнулась своей чарующей улыбкой, и помахала ему рукой…

Мистер Ривз не взял такси, а пошел пешком к остановке автобуса. Подобно многим людям, считавшим в молодости каждую копейку, он инстинктивно все еще экономил на малом, но зато был способен совершать такие траты, о которых и помыслить не мог в ту пору, когда формировались его привычки. Он был в чрезвычайно приподнятом, даже веселом, настроении — возможно, так взбодрил его разговор с Марджел, а возможно, непривычное количество вина, которое ему пришлось выпить из-за воздержанности его гостьи, а может быть, и то и другое. «Этакая милая, умненькая крошка, — сказал он себе. — Этакая милая, умненькая крошка».