Альфред Тирпиц - Воспоминания

• Название: Воспоминания
• Автор: Альфред Тирпиц
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1957

Отчаяние, охватившее всех государственно настроенных немцев при крушении нашей казавшейся непобедимой империи, уничтожило во многих также и веру в себя и в закономерность нашего исторического развития, приведшего к образованию Империи. Поэтому я счел долгом записать свои воспоминания, ибо я могу доказать, что здание нашего прежнего государства отнюдь не было прогнившим или устарелым и что оно, напротив, обладало всем необходимым для дальнейшего развития; и далее, что политическая легенда о том, будто эта война была развязана безответственным самодержавием и агрессивной военной кастой, является попранием истины. Особенно не хотел войны кайзер; он старался всеми силами предотвратить ее с того момента, как осознал опасность.

Если бы история была справедливой и не фальсифицировалась в такой степени разными легендами, то она показала бы, что большая часть ответственности падает на наших врагов. Согласно мореходным правилам виновным в столкновении признается тот, кто вызвал опасное положение, а не тот, кто, стремясь избежать его, в последний момент совершил ошибку, неправильно оценив это положение. Наше несчастье вызвано не созданием могущества, а той слабостью, которая не давала использовать это могущество ни для сохранения, ни для заключения мира, равно как и ошибочной оценкой наших противников, сущности их военных целей, методов ведения военных действий и экономической войны.

Чтобы меня поняли, я должен говорить то, что я считаю правдой. При этом мне придется представить действия ныне здравствующих лиц с моей точки зрения, которая заведомо отличается от точки зрения этих лиц, а потому книга, возможно, причинит им боль. Но я далек от того, чтобы приписывать им нечестивые намерения или виновность в обычном смысле слова.

Только отчаянное положение Германии заставляет меня против желания опубликовать эти воспоминания еще при жизни.

А. фон Тирпиц

Охотничий домик Цабельсберг.

Апрель 1919 г.

---

Когда вспыхнула война, я не был сторонником аннексий ни на востоке, ни на западе. Германизация Бельгии также не соответствовала моим желаниям. Однако я считал необходимым, чтобы бельгийское побережье не подпадало под владычество Британии, ибо это повлекло бы за собой верную гибель германского труда и германского рабочего{108}. Поэтому я желал создания самостоятельной Фландрии, где мы имели бы право держать гарнизон в Зеебрюгге. Во время войны немцы впервые уяснили себе промышленную будущность фландрского Кемпена и вместе с тем появилось новое основание крепить экономическую дружбу между Рейнской областью и Бельгией, освобожденной от английского верховенства. Я убежден, что жители бассейна Шельды поймут со временем, что эта мысль соответствовала также и их интересам. Малые государства Европы растворятся в группировке англо-саксонских сил, охватывающей весь Атлантический океан; тогда погибнет и мощь Европы, которая заключается в равновесии многообразных культур на очень небольшом пространстве, погибнут ее богатство и гегемония, государства нашего континента потеряют мировое значение, «The world is rapidly becoming English»{}an». Наша война была, возможно, последней борьбой за свободу Европы против мирового капитализма англо-саксов или, вернее, она должна и могла стать такой борьбой, если бы руководители империи поняли и осуществили идею этой войны. Наши социал-демократы, носившиеся с мечтой о борьбе против капитализма, своим поведением во время войны и по окончании ее достигли того результата, что преследуемый ими германский капитал, который давал пропитание также и немецкому рабочему, был в значительной степени уничтожен. Зато немцы стали наемными рабами англо-саксонского капитала, который является куда более грубым и антиобщественным и прежде всего представляет собой чужеземное господство.

Внушать доверие может лишь то государство, которое обладает силой и применяет ее твердо и в то же время мудро. Мы должны были со всей решительностью сопротивляться французской пропаганде в Эльзас-Лотарингии и польской на Востоке; с проникновением же датской национальности в Северный Шлезвиг нам следовало бороться исключительно культурными средствами (железные дороги, школы и т.д.), а никак не силой. Этим мы показали бы, что умели отличать жизненные вопросы от нежизненных. С каким избытком были бы мы вознаграждены во время войны, если бы в мирное время мы исполнили заветные желания датских патриотов. Поэтому также и во время войны я стоял за то, чтобы показать миру, что в противоположность лицемерному и грубому насилию англо-саксов и вопреки данным нам клеветническим кличкам «бошей» и «гуннов» мы представляли дух Европы чище и гуманнее, чем кто-либо из наших противников. В связи с этим я хотел, чтобы, несмотря на введение Англией варварского обычая интернирования беззащитных и безобидных гражданских пленных, мы не отвечали аналогичными мерами. Я был также против того, чтобы подражать начатым врагом воздушным налетам на открытые города и мирное население, поскольку эти налеты, не причиняя значительного вреда, действовали лишь как булавочные уколы и представляли собой нечто совершенно отличное от сосредоточенного применения воздушного оружия против определенных и крупных военных объектов (лондонское Сити и доки).

4

Появление нашей эскадры перед Манилой в 1898 году вызвало ненужное ухудшение наших отношений с Америкой. Когда в 1896 году в соответствии с данным мне поручением я посетил с восточно-азиатской эскадрой Филиппинские острова, филиппинцы, находившиеся тогда в борьбе с испанцами, подали мне мысль о германском протекторате и побуждали меня спасти жизнь одному предводителю мятежников, приговоренному испанцами к смерти. Я, разумеется, отклонил это вмешательство; насколько мне известно, и впоследствии ни одно германское учреждение не занималось серьезно мыслью о распространении германского владычества на Филиппины. Когда же во время испано-американской войны мы появились перед Манилой с эскадрой, которая была сильнее американской, то это вызвало сначала натянутые отношения между двумя флотами, а затем и столкновение с адмиралом Дьюи, во время которого фон Гинце (в то время флаг-лейтенант, а позднее статс-секретарь) своим хладнокровием спас честь Германии и предотвратил опасность конфликта. Однако в Соединенных Штатах, которые тогда сознательно вступили на путь мировой политики, осталось подозрение, что мы предприняли неудачную попытку стрелять дичь на охотничьих участках, которые они уже закрепили за собой. Это неудовольствие, искусно поддержанное английской прессой и дипломатией, превратилось в подозрение, что мы питали захватнические планы в отношении американской территории. Американцы были в достаточной мере неосведомлены в европейских делах и достаточно чувствительны ко всему, что затрагивало доктрину Монро, чтобы не верить в подобную бессмыслицу.

Когда же в 1902 году английское правительство пригласило нас с согласия Рузвельта принять участие в совместном выступлении против президента Венесуэлы Кастро, отличавшегося разбойничьими замашками, то на соответствующем заседании в министерстве иностранных дел я посоветовал отклонить предложение англичан, основываясь на своем понимании характера американцев и английской политики. Меня предостерег Карл Шурц, в лице которого германо-американцы еще имели тогда умную голову. Я заявил, что если дело дойдет до вооруженного столкновения, доктрина Монро может возбудить страсти в Америке и в этом случае англичане, вероятно, бросят нас на произвол судьбы.

К сожалению, так и случилось. Еще до поездки кайзера в Англию я настоятельно советовал ему добиться от англичан безусловного обещания держаться с нами до конца. Не знаю, было ли дано такое обещание, но во всяком случае мы приняли английское предложение. Однако Рузвельт не мог, даже если бы захотел, сдержать негодование американцев, а британская пресса при попустительстве своего правительства дошла до такой низости, что немедленно переменила фронт и принялась натравливать американцев на нас, «гуннов»{110}.

Нечего было больше и думать о каком-либо обеспечении германских интересов в тех случаях, когда обоим англо-саксонским мировым державам приходилось совместно вступать с ними в соприкосновение. Для нас было не важно, действительно ли Англия станет когда-нибудь «сорок девятой звездой в звездном знамени», как говорил американский морской атташе в Лондоне нашему атташе. В конце девятнадцатого столетия Англия в последний раз обдумала вопрос о том, следует ли ей обратиться против Америки, и решила его отрицательно. Мои личные впечатления совпадали с политическим опытом, и наша сентиментальная деликатность по отношению к Союзу{111} отнюдь не улучшала положение. Мне было тяжело присутствовать при поднесении статуи Фридриха Великого скептическим янки, к чему меня обязывало служебное положение. Я никогда не разделял столь рокового и распространенного у нас заблуждения, будто Америка когда-нибудь и как-нибудь может стать для нас полезным помощником в борьбе против британской диктатуры на море. Кроме того, из всех крупных флотов я всегда был меньше всего склонен зачислять в актив американский{}an».

Конечно, чем больше укреплялось бы наше морское могущество, тем богаче и шире становились бы открывавшиеся перед нами возможности мировой политики. Таким образом, при условии, что мир с Англией остался бы нерушимым, не было ничего невероятного в том, что между нами и Америкой разовьются плодотворные взаимоотношения. Когда Рузвельт, который хорошо знал меня и часто вступал со мной в продолжительные беседы, подал выше упомянутый совет о том, что Германии следует приобрести естественное господство над устьем своей главной реки и привлечь к себе мелкие нижне-немецкие государства по Рейну и Шельде, он говорил совершенно честно, хотя, по своему обыкновению, и roughly{113}. Он исходил из того, что мировое могущество Англии все более приходило в упадок и что мы должны были стать естественным союзником Америки против Японии. В результате англо-японского союза Рузвельт стал придавать огромное значение росту германского флота. Перед тем как американский флот был в 1908 году послан в Тихий океан{}an» (Панамский канал тогда еще не существовал), Рузвельт поручил своему послу в Берлине неофициально спросить меня, взял ли бы я на себя на его месте ответственность за этот шаг с точки зрения морской политики. Я ответил: I should risk it{}an», причем усматривал в посылке флота выгоду для нас. В самом деле, одним из следствий этого похода американского флота явилось то, что Австралия отдалилась от Англии и решительно склонилась на сторону Америки. Только мировая война вновь сблизила английские колонии с метрополией. Впоследствии Рузвельт прислал мне свою фотографию с лестным посвящением, сопровождавшимся следующей многозначительной припиской: From one who sent the American fleet around the World{}an».