Дени Дидро - Нескромные сокровища

• Название: Нескромные сокровища
• Автор: Дени Дидро
• Жанр: Европейская старинная литература
• Год: 1993

В романе «Нескромные сокровища» старый колдун дарит императору Конго серебряный перстень, наделенный таинственной силой вызывать на откровение любую женщину. И вот «нескромные» женские сокровища, ко всеобщему удивлению, принимаются публично разглагольствовать о любовных приключениях своих владелиц. «Вы собираетесь внести в отчаяние любовников, погубить женщин, обесчестить девушек и натворить тысячи других бед», – сокрушается фаворитка султана, узнав о волшебных свойствах перстня.

---

Мангогул решил, что сказанного достаточно, чтобы вывести Селима из неизвестности. Не желая его дольше мучить, он повернул в обратную сторону кольцо и вышел, предоставив Фульвию упрекам ее любовника.

Сперва злополучный Селим остолбенел, но ярость вернула ему речь, он бросил на неверную презрительный взгляд и сказал:

– Неблагодарная, вероломная женщина! Если бы я еще любил вас, я отомстил бы вам; но вы показали себя недостойной моей нежности и моего гнева. Такого человека, как я! Обмануть меня с целой кучей негодяев!..

– В самом деле, – внезапно прервала его Фульвия тоном куртизанки, сбросившей маску, – есть из-за чего обижаться. Вместо того чтобы быть мне благодарным за то, что я скрывала от вас вещи, которые привели бы вас в отчаяние, – вы горячитесь, приходите в ярость, как если бы вас оскорбили. Какие основания у вас, сударь, ставить себя выше Сетона, Рикеля, Молли, Тахмаса, любезнейших придворных кавалеров, которым можно оказывать милость, не скрывая от них своих измен? Вы уже стары, Селим, одряхлели и уже давным-давно не в силах удержать при себе молодую женщину, которая далеко не дура. Согласитесь же, что ваши претензии неуместны, ваш гнев непристоен. Впрочем, вы можете, если недовольны, очистить место для других, которые сумеют лучше вас воспользоваться им.

– Так я и сделаю, и с радостью, – заявил Селим в крайнем негодовании. И он вышел, твердо решив больше никогда не видеть этой женщины.

Он вернулся в свой особняк и заперся в нем на несколько дней, в глубине души менее огорченный своей потерей, чем своим продолжительным заблуждением. В нем была уязвлена гордость, а не сердце. Он боялся упреков фаворитки и шуток султана и избегал их обоих.

Он почти решил удалиться от двора, проводить дни в одиночестве и закончить, как философ, жизнь, большую часть которой он потерял в одежде придворного. Однако Мирзоза, угадавшая его мысли, решила его утешить, вызвала в сераль и сказала ему следующее:

– Как, мой бедный Селим, неужели вы решили меня покинуть? Ведь не Фульвию, а меня вы наказываете за ее неверность. Все мы огорчены случившимся с вами, мы признаем, что все это весьма прискорбно, но если вы хоть сколько-нибудь цените благосклонность султана и мое уважение к вам, вы будете по-прежнему составлять нам приятную компанию и позабудете Фульвию, которая никогда не была достойна такого человека, как вы.

– Сударыня, – отвечал Селим, – возраст мой подсказывает мне, что пора удалиться. Я достаточно насмотрелся на свет; еще четыре дня тому назад я дерзнул бы утверждать, что знаю его, но случай с Фульвией сбил меня с толку. Женщины – непостижимые существа, и они все были бы мне ненавистны, если бы вы не принадлежали к полу, всеми прелестями которого вы обладаете. Да сохранит вас Брама от его пороков. Прощайте, сударыня, я удаляюсь в уединение и буду предаваться полезным размышлениям. Я навсегда сохраню воспоминание о расположении, которым вы и султан меня почтили, и если у меня родятся еще какие-нибудь желания, это будут пожелания счастья вам и славы султану.

– Селим, – отвечала фаворитка, – вами владеет досада. Вы боитесь быть смешным, но вам этого не удастся избегнуть, удалившись от двора. Будьте в душе философом, если вам это угодно, но проводить в жизнь философию сейчас не время. Ваш уход объясняется лишь досадой и огорчением. Вы не созданы для того, чтобы жить в пустыне, и султан…

Приход Мангогула прервал слова фаворитки. Она рассказала ему о намерениях Селима.

– Он с ума сошел, – воскликнул государь, – неужели дурное поведение малютки Фульвии лишило его разума?

И обращаясь к Селиму, он прибавил:

– Этого не будет, мой друг. Вы останетесь. Я нуждаюсь в ваших советах, а мадам – в вашем обществе. Этого требует благо всего государства и удовольствие Мирзозы, и так будет.

Тронутый любовью Мангогула и фаворитки, Селим почтительно поклонился. Он остался при дворе и продолжал пользоваться благосклонностью султана и Мирзозы и всеобщей любовью и уважением, благодаря чему все его любили, ценили, высоко ставили и искали его общества.

Глава пятидесятая Занимательные события в царствование Каноглу, деда Мангогула

Фаворитка была еще очень молода. Родившись в конце царствования Эргебзеда, она почти не имела представления о дворе Каноглу. Случайно вырвавшееся у Селима слово пробудило в ней любопытство; ей захотелось узнать, какие чудеса совершил гений Кукуфа для этого доброго государя, и никто не мог дать ей более точных сведений, чем Селим. Он был свидетелем этих чудес, принимал участие в событиях и знал эту эпоху. Однажды, когда они сидели вдвоем с Мирзозой, она завела разговор на эту тему и спросила его, совершались ли в царствование Каноглу, о котором так много толкуют, еще более поразительные события, чем те, что в настоящее время занимают все Конго.

– Сударыня, – отвечал Селим, – я не склонен предпочитать минувшие времена царствованию нашего государя. Сейчас происходит много замечательного, и это, может быть, лишь начало событий, которые прославят Мангогула, а я слишком много прожил, чтобы надеяться их увидать.

– Вы ошибаетесь, – возразила Мирзоза, – ведь вы приобрели прозвище бессмертного и сохраните его. Но расскажите мне о том, что вы видели.

– Сударыня, – продолжал Селим, – царствование Каноглу было весьма продолжительным, и наши поэты назвали его золотым веком. Это название подходит к нему во многих отношениях. Оно было ознаменовано различными успехами и победами, однако, к хорошим сторонам примешивались и дурные, доказывающие, что это золото было иной раз низкой пробы. Двор, который задает тон всему государству, был весьма галантен. У султана были возлюбленные, вельможи спешили ему подражать, и народ незаметно перенял их замашки. Роскошь костюмов, мебели и экипажей была чрезвычайной. В кулинарии достигли высокого искусства. Вели крупную игру, делали долги и не платили их, растрачивали все свои деньги и использовали весь свой кредит. Против роскоши были изданы прекрасные постановления, которых никто не выполнял. Захватывали города, завоевывали провинции, начинали строить дворцы; страна обезлюдела и обнищала. Народ воспевал победы и умирал с голоду. У вельмож были роскошные дворцы и чудесные сады, а земли их оставались необработанными. Флотилия из сотни линейных кораблей царила на море, наводя ужас на соседей, но одна умная голова вычислила, сколько стоило государству содержание этого флота, и, несмотря на протесты остальных министров, был отдан приказ устроить из него потешные огни. Королевская казна представляла собой огромный пустой ящик, который отнюдь не наполнялся благодаря такому жадному хозяйничанию. Золото и серебро стали таким редким металлом, что в один прекрасный день монетный двор был превращен в бумажную фабрику. В довершение всеобщего блаженства Каноглу дал себя убедить фанатикам в том, что крайне необходимо, чтобы все его подданные на него походили, чтобы у них были голубые глаза, вздернутый нос и рыжие усы, как у него, и он изгнал из Конго более двух миллионов людей, не обладавших такими чертами или отказавшихся их подделать.

Таков был, сударыня, золотой век, таково было это доброе старое время, о котором постоянно сожалеют. Но предоставьте болтать пустомелям и поверьте, что у нас есть еще Тюренны[69] и Кольберы, что наше время, в общем, лучше прошлого и что, если народ счастливее при Мангогуле, чем при Каноглу, значит, царствование его величества более славно, чем царствование его деда, ибо счастье подданных – точное мерило величия государей. Но вернемся к удивительным событиям, случившимся при Каноглу.

Итак, я начну с рассказа о появлении паяцев.

– Вы можете не рассказывать мне о них, Селим, – сказала фаворитка, – эту историю я знаю наизусть. Переходите к другим темам.

– Разрешите вас спросить, сударыня, – сказал придворный, – откуда вы знаете об этом?

– Но об этом же писали, – отвечала Мирзоза.

– Да, сударыня, но люди, ничего не понимавшие, – возразил Селим. – Я начинаю раздражаться, когда вижу, что незначительные частные лица, видевшие государей лишь во время их въезда в столицу или других торжественных церемоний, лезут туда же, в историки.

– Сударыня, – продолжал Селим, – мы провели ночь на маскараде в залах сераля, когда под утро перед нами появился гений Кукуфа, признанный покровитель царствующей фамилии, и приказал нам лечь в кровать и проспать сутки. Мы повиновались, и когда миновал этот срок, сераль превратился в обширную и великолепную галерею паяцев. В одном конце можно было увидеть Каноглу на троне; между ног у него болталась длинная потертая веревка; старая дряхлая фея то и дело дергала за нее и приводила в движение несметное множество подчиненных паяцев, к которым протягивалась целая сеть незримых веревочек от рук и ног Каноглу. Она дергала, и сенешал мигом составлял разорительные эдикты и прикладывал к ним печать или произносил в честь феи похвальное слово, которое ему подсказывал его секретарь. Военный министр посылал на войну брандскугели; министр финансов строил дома и морил голодом солдат; то же самое случалось и с прочими паяцами.