Автор неизвестен - Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (金瓶梅)

• Название: Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (金瓶梅)
• Автор: Автор неизвестен
• Жанр: Древневосточная литература

---

– Про запас есть у меня две песенки, дорогого стоят, – проговорил Цзинцзи, – на мотив «Овечки с горного склона». Могу в знак моего сыновнего послушания усладить ваш слух, матушка.

И он запел:

Уж месяц слезами умыта.
Брат милый, когда ты придешь?
Тобой, золотым позабыта,
Цена мне теперь — медный грош.
Меня неразорванной девкой
Ты взял, необузданный зверь,
Теперь, возгордившись, с издёвкой
Презрел мою жалкую дверь.
Не выкупил тело из клетки,
Отбросил под звон медяков.
Мне мамкиной алчущей плётки
Не сбросить постыдных оков.
Вновь путь освещаю полночный
В надежде потешным огнем.
Напрасно – мой ангел порочный
Не вспомнит ни ночью, ни днем.
Увяла, осунулась с горя,
И губы искусаны в кровь,
И эхо, без устали вторя,
Всё кличет тебя вновь и вновь.
А сластолюбивая ведьма
Торгуется мной задарма.
Дырявых монеток плети[15]
Ее набивают карман.

И далее:

Сестрица быть хотела знатной,
Одеть себя в парчу и злато,
А я влюбился сгоряча
И ей молился при свечах.
Вновь душу мне не заморочишь?
С мамашкой алчною уймись!
Легка, как вязовый листочек,
Бездушна, как сухая кисть.
Тебя, как старую монету,
Всяк норовит скорее сбыть –
Сплошная дырка – тела нету,
Тебе бы палку раздобыть!
Злословя сальными губами,
Твой зад раздели догола,
В ущельях тискают, капают, —
Кому себя ты раздала!
Любимая, тебя завертят
И в глину липкую сотрут.
Тебе теперь до самой смерти
Не отыскать любви приют.
Мне, злату яркому, негоже
Мешаться с комом нечистот –
Он блеск мой мигом уничтожит,
И ценность тут же упадет.

Цзинцзи умолк. Цзиньлянь хотела было попросить Чуньмэй наполнить ему чару, но тут появилась Юэнян. Заметив на каменной террасе кормилицу Жуи с Гуаньгэ на руках, она обратилась к ней с укором:

– Ребенку чуть полегчало, а ты, сукина дочь, скорее на ветер выносишь?! А ну, ступай сейчас же домой!

– Кто это там говорит? – спросила Цзиньлянь.

– Матушка Старшая пришла, – ответила Сючунь.

Цзинцзи схватил ключ и стремглав бросился из комнаты. Женщины вышли навстречу Юэнян.

– А зять Чэнь зачем сюда приходил? – спросила она.

– Сестрица Ли устроила угощение, нас пригласила, – говорила Цзиньлянь. – Зять Чэнь за одеждой заходил, ему тоже чарку налили. Присаживайтесь, сестрица! Вино такое сладкое! Выпейте чарочку!

– Нет, благодарю, – отказалась Юэнян. – Старшая невестка У и золовка Ян домой собираются. А я вспомнила о ребенке. Дай, думаю, пойду посмотрю. – Она обернулась к Пинъэр: – Ребенка на ветру держат, а тебе и дела нет! Не зря же тетушка Лю говорила, что он простужен!

– Мы тут матушку Пань угощали, – оправдывалась Пинъэр. – Мне ж в голову не пришло, чтобы эта негодница вынесла ребенка на ветер.

Юэнян с ними присела, но задерживаться не стала и удалилась к себе.

– Иди, пригласи бабушку Пань, матушку Пятую и матушку Шестую, – наказала она Сяоюй.

Цзиньлянь с Пинъэр напудрились и вместе с матушкой Пань направились в дальние покои, где составили компанию старшей невестке У и золовке Ян, а с заходом солнца вышли с Юэнян к воротам проводить ее гостей до паланкинов. Они остановились у ворот. Первой заговорила Юйлоу:

– Пока хозяин в доме смотрителя У пирует, давайте сходим в дом Цяо, посмотрим, а?

– У кого от того дома ключи? – спросила у привратника Пинъаня хозяйка.

– Если матушка изволит пойти посмотреть дом, ворота там открыты, – отвечал Пинъань. – Там Лайсин за работой мастеров следит.

– Вели мастерам выйти, пока мы осмотрим дом, – наказала Юэнян.

– Не беспокойтесь, матушка, – успокоил ее Пинъань. – Мастера в четвертой большой комнате глину месят. Им тогда велят выйти.

Юэнян, Цзяоэр, Юйлоу, Цзиньлянь и Пинъэр сели в паланкины, и нанятые носильщики перенесли их через улицу. Женщины миновали парадные ворота и очутились в трехкомнатной постройке с теремком наверху. Юэнян пожелала подняться наверх, но не успела она дойти и до половины крутой каменной лестницы, как поскользнулась и, крикнув с испугу, кое-как удержалась, зацепившись за перила.

– Что с вами, сестрица? – крикнула Юйлоу и тотчас же подхватила ее под руку, чтобы она не упала.

Испуганная Юэнян стала спускаться, поддерживаемая остальными женщинами. Она побледнела, как восковая свеча.

– Как же это вы так поскользнулись, сестрица? – спрашивала Юйлоу. – Не ушиблись?

– Да я не ушиблась, – отвечала Юэнян. – Только бы живот не стронуть. Так я перепугалась – сердце в пятки ушло. Какая лестница крутая, не то что наша. Хорошо, что за перила как-то удержалась, а то и не знаю, что со мной было бы.

– Знай мы, что вы в положении, ни за что б наверх не пошли, – заметила Цзяоэр.

Женщины отвели Юэнян домой. Вскоре она ощутила последствия падения – боль в животе, которая становилась нестерпимой. Симэня не было, и она дослала слугу за тетушкой Лю. Осмотрев Юэнян, знахарка сказала:

– Бремени, которое вы носите, нанесено поврежденье, должно быть, непоправимое.

– Я больше пяти месяцев носила, – отозвалась Юэнян. – И вот на лестнице поскользнулась.

– Примите мое лекарство, – посоветовала старуха. – Если не поможет, вы скоро избавитесь от бремени.

– Что ж теперь делать! – согласилась Юэнян.

Тетушка Лю оставила ей две больших черных пилюли и велела принять с полынной настойкой. Средь ночи Юэнян посветила в бадью, где увидела уже сформировавшийся плод – мальчика.

Да,

В живых не сохранили малыша,
На небо вознеслась его душа.

Хорошо еще, что в тот день Симэнь не остался у Юэнян, а переночевал у Юйлоу, которая на другое же утро пошла проведать Старшую.

– Как вы себя чувствуете? – спросила Юйлоу.

– В полночь выкинула, – не скрыла Юэнян. – Мальчика.

– Какая жалость! – посочувствовала Юйлоу. – А батюшка знает?

– Он вернулся навеселе. У меня разделся. Мне, говорю, нездоровится, пойди еще к кому-нибудь. Вот он к тебе и отправился. Я ему ничего не сказала, а у меня и сейчас еще внутри побаливает.

– Вы, должно быть, не очистились до конца, – сказала Юйлоу. – Примите для очищения подогретого вина с лекарством, вам и полегчает. Да будьте осторожней, сестрица! Никуда эти дни не выходите. Ведь выкидыш – не нормальные роды! Остерегайтесь простуды, а то совсем сляжете.

– Само собой понятно! – согласилась Юэнян. – Только прошу, никому не рассказывай, а то пойдут разговоры. Вот, мол, зазнается, а сама в пустом гнезде спит. Зачем давать повод для сплетен?

Так Симэнь ничего и не узнал о случившемся, но не о том пойдет речь.

* * *

Расскажем теперь о приказчике, которого Симэнь взял в новую лавку шелковой пряжи, – человеке, никак не заслуживающем доверия. Звали его Хань Даого, а прозывался он Маленький Яо[16]. Сын разорившегося Ханя Лысого, Даого опустился, служил на посылках у господ, был одно время стражником в свите Юньского князя, а теперь поселился в Кожевенном переулке, что близ Восточной улицы. Пустой и ветреный, он слыл завзятым болтуном и краснобаем. Чтобы выманить деньги, он преследовал жертву, как тень, а то и бесцеремонно залезал в чужой кошелек. Занявшись торговлей у Симэня, Хань Даого стал прямо-таки сорить деньгами, справил себе не одну шкуру навозного жука[17] и щеголял в них, горделиво задрав нос и выпятив грудь колесом. За его бахвальство и походку вразвалку он вскоре стал зваться не Маленький Яо, а просто Вертлявый. Жена его, сестра мясника Вана, была шестой в семье. Женщина она была высокая, с овальным, как тыквенное семечко, смуглым ликом, лет двадцати восьми от роду. Брат его, Хань Второй, по кличке Шулер, известный мошенник, жил отдельно, но путался с невесткой. Когда Хань Даого ночевал в лавке, деверь не упускал случая заглянуть к невестке. Они пили вино и миловались до поздней ночи. Ханю Второму было и невдомек, что уличные юнцы давно уж заметили, как красится и рядится Ван Шестая, с каким важным видом встает она у ворот и кокетничает с прохожими. Однако стоило только одному из дружков откликнуться на ее заигрывание да пошутить с ней, как она грубо отвергала ухаживания и осыпала его отборной руганью. Выведенные из себя молодые люди договорились, наконец, между собой выследить, с кем она водит шашни.

Не прошло и полмесяца, как они узнали о связи Ван Шестой с деверем. Жила она, как было сказано, в Кожевенном переулке. Дом ее выходил тремя комнатами на улицу. По обеим сторонам к нему примыкали соседские дома, а сзади, за насыпью, был пруд. С насыпи дружки и наблюдали, как Шулер проникал к невестке. Случалось, они подсылали старуху подмести в доме пол, или мальчишку – будто бы ловить на заднем дворе бабочек, а то и сами взбирались на стену и, подглядывая за любовниками, ждали удобного случая схватить их на месте преступления.