Автор неизвестен - Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (金瓶梅)

• Название: Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (金瓶梅)
• Автор: Автор неизвестен
• Жанр: Древневосточная литература

---

И вот однажды, когда мужа не было, Шулер напился с невесткой средь бела дня. Замкнули они дверь на задвижку и только приступили к делу, как недремлющие юнцы послали мальчишку потихоньку отомкнуть дверь, а за ним всей гурьбой ворвались в спальню. Шулер вырвался было и бросился наутек, но его свалил с ног подоспевший юнец. Ван Шестая еще лежала в постели, торопливо прикрывая наготу, когда в комнату ворвался один из дружков и выхватил у нее одежду. Любовников связали одной веревкой и вывели наружу.

Вскоре у ворот дома выросла целая толпа. Слух сразу дошел до лавок Кожевенного переулка и распространился на соседние улицы. Одни расспрашивали, что случилось, другие подходили поглазеть.

– Жена Хань Даого с деверем спуталась, – говорили в толпе.

– За что это их? – спросил замешавшийся в толпе старик, увидев связанную пару.

– А ты не догадываешься, почтенный?! – удивился один из словоохотливых, что стоял рядом с ним. – Деверь, видишь ли, с невесткой спутался.

– Ай-яй-яй! – старик покачал головой. – Вот оно, оказывается, в чем дело. Да, за такое преступление, попади они только в суд, петли не миновать!

– Тебе, почтенный, законы, конечно, лучше знать! – вставил все тот же речистый, узнав в старике Снохача Тао, который сожительствовал сразу с тремя снохами. – Коль за связь деверя с невесткой – петля, то что ж, скажи, пожалуйста, дают за шашни свекра со снохами?

Тао Снохач осекся и, опустив голову, молча вышел из толпы.

Да,

Иней на кровле соседской не трогай –
Перед порогом расчисти сугробы.

Оставляем пока связанных Ханя Шулера и Ван Шестую и расскажем о Хань Даого.

В тот день он не дежурил в лавке и возвращался домой рано. Стояла середина восьмой луны. В новенькой шапочке, в легком шелковом халате, в темных атласных туфлях и чулках цвета чистой воды, с веером в руке, Хань Даого шел по улице, чинно вышагивая и покачиваясь из стороны в сторону. Он то подсаживался к одному встречному, то останавливался с другим, и всякий раз уста его извергали нескончаемый поток слов. Вот он заметил знакомых – Чжана Второго по прозвищу Дотошный, служившего в бумажной лавке, и Бая Четвертого по кличке Плут, из ювелирной лавки. Оба с поднятыми кверху сложенными руками приветствовали Хань Даого.

– А, брат Хань! – протянул Чжан Дотошный. – Давненько не видались. Поздравляю со службой у почтенного Симэня! Прости, брат, что не поздравили вовремя, не пришли с подарками. Уж не обижайся!

Они предложили ему стул, и он расселся, горделиво задрав голову и помахивая веером.

– У меня, скромного ученика, нет других талантов, – высокопарно начал Хань Даого. – Уповая на благосклонность господ, я милостью добродетеля моего, почтенного господина Симэня, занял место приказчика, делю с хозяином прибыли из расчета три части – себе, семь – ему. Громадными суммами ворочаю. А над сколькими лавками надзирать приходится! Место, действительно, весьма солидное и почетное, не то что у других.

– Ты, брат, ведь, кажется, торгуешь только в лавке шелковой пряжи? – попытался было уточнить Бай Плут.

– Да ты, дорогой мой, не в курсе дела, – перебил его улыбающийся Хань. – Это ж только название – лавка пряжи, а у хозяина таких лавок – больших и малых – по всей округе разбросано. А все доходы и расходы через мои руки проходят. А как хозяин к моим советам прислушивается! И радости и огорчения – все вместе делим. Без меня все дело встает. Как возвращается господин из управы, за стол сам сядет и меня за компанию приглашает, а если меня нет, и есть не будет. А то на досуге к нему в кабинет идем – фруктами лакомимся, беседуем – до полуночи засиживаемся. Вот недавно день рождения его старшей супруги справляли. Так моя жена в паланкине пожаловала, подарки поднесла. Хозяйка до второй ночной стражи ее не отпускала. Одним словом, мы с хозяином как свои живем, и нисколько я его не боюсь. Меж нами не существует никаких секретов. Я б не должен вам говорить, но скажу: хозяин делится со мной даже тем, что делается в спальне. А все потому, что человек я порядочный, солидный и трепаться не буду. Я приношу хозяину высокие прибыли и избавляю от убытков, в общем, со мной бед не наживешь. А до какой степени я точен и честен в обращении с деньгами и другими ценностями! Я гроша не возьму, у меня комар носа не подточит. Меня даже приказчик Фу побаивается. Я не хвалюсь, но хозяин ценит меня как раз за эти качества.

Хань Даого вошел в самый раж, когда к нему подбежал запыхавшийся человек.

– О чем ты, брат, разговоры ведешь? – спросил он. – Я тебя и в лавке разыскивал.

Он отвел Хань Даого в сторону и сказал:

– Видишь ли, дело-то какое. Жену твою с деверем застукали и связанных в околоток повели. В суд собираются отправить. Придется тебе кое-кого подмаслить, а то неприятностей наживешь.

Хань Даого побледнел со страху и только языком прищелкнул. Потом он топнул ногой и бросился бежать.

– Брат, ты куда? – окликнул его Чжан Дотошный. – Ты ж не все рассказал.

– Некогда мне с вами сидеть, дело у меня! – подняв руку, крикнул Хань Даого и скрылся из виду.

Да,

До дна исчерпав полноводные реки,
Ты краску стыда не отмоешь вовеки.

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ШУТУН ИЗ-ЗА БЛАГОСКЛОННОСТИ ХОЗЯИНА ПОПАДАЕТ В НЕПРИЯТНОСТЬ.
ПИНЪАНЬ ПОДЛИВАЕТ МАСЛА В ОГОНЬ.

Ты, своенравный, опьяненный властью,

Поменьше обнаруживай пристрастья.

Кто алчен, до забав распутных падок –

Устои рушит, вносит беспорядок.

Грубить – попрать достоинство чужое,

Хитрить и пить без меры – дело злое.

Коль мысль тебя волнует о грядущем,

Во всех делах будь благотворцем сущим.

Итак, подбежал Хань Даого к воротам своего дома и узнал, что его младший брат и жена, связанные, доставлены в околоток. Хань бросился в лавку на Львиную, чтобы посоветоваться с Лайбао.

– Попроси скорее дядю Ина, – посоветовал Лайбао. – Пусть он поговорит с хозяином. А стоит ему только послать правителю Ли свою визитную карточку, как любое, даже самое серьезное дело, сразу будет замято.

Хань Даого помчался к Ин Боцзюэ, но жена его выслала служанку сказать, что хозяина нет дома, и где, мол, он, неизвестно. Может, дескать, он у господина Симэня.

– Нет дома? – переспросил Хань. – А Ин Бао?

– Тоже ушел, – был ответ.

В полном отчаяньи Хань Даого побежал в квартал кривых террас.

Надобно сказать, что Ин Боцзюэ, приглашенный Хэ Лянфэном, братом хучжоуского купца Хэ Гуаньэра, пировал в гостях у Хэ Цзиньчань, жившей в четвертом переулке. Там его и нашел Хань Даого. Ин Боцзюэ вышел раскрасневшийся, из-под козырька его шапки торчала зубочистка. Хань отвесил ему земной поклон, отозвал в сторону и – так, мол, и так – рассказал о случившемся.

– Раз такое дело, придется мне самому с тобой пойти.

Ин Боцзюэ распрощался с Хэ Лянфэном, и они с Хань Даого отправились сперва к нему домой, где Ин разузнал подробности.

– Дядя, я вас об одном прошу, – говорил Хань Даого. – Пойдите к моему господину и попросите написать письмо в управу, а то их завтра, может быть, на допрос поведут, к самому господину Ли. Только бы жену мою в покое оставили. А я не забуду вашей милости, дядя, и щедро отблагодарю.

Хань отвесил Ину земной поклон и встал на колени.

– Я ль не помогу тебе, дружище! – воскликнул Ин Боцзюэ, поднимая Ханя. – Бери бумагу и пиши. И сейчас же пойдем к твоему хозяину. Я сам с ним поговорю. Да поменьше лишних слов! Так и напиши: я, мол, часто дома не бываю, а уличные лоботрясы к жене пристают, покою ей не дают. Не стерпел, мол, тогда мой брат Хань Второй и имел с ними крупный разговор, а они схватили его, избили и связали вместе с моей женой. Дальше: прошу вас, сударь, направить письмо его превосходительству господину Ли и освободить мою жену. Вот так. Уверен, он пойдет тебе навстречу и все уладит.

Хань Даого взял кисть, поспешно набросал просьбу и сунул в рукав.

Ин Боцзюэ повел его прямо к Симэнь Цину.

– Батюшка дома? – спросили они привратника Пинъаня.

– Батюшка в кабинете, в саду, – ответил тот. – Прошу вас, проходите.

Ин Боцзюэ – постоянный посетитель – был здесь как дома. Даже собака не залаяла. Они прошли задние ворота, обогнули залу, амбар, искусственную гору и очутились у садовой калитки. Повернув в сторону розария, они прошли по сосновой аллее, в конце которой и располагался состоящий из трех миниатюрных построек Зимородковый павильон, где Симэнь Цин наслаждался прохладой во время летнего зноя.

Кругом красовались шторы. В густой тени средь цветущих кустарников и зарослей бамбука, куда ни кинь взор, стояли чучела диковинных зверей и редких птиц. Пышно цвели необыкновенные травы и цветы.

В затененном кабинете убирался слуга Хуатун.

– Батюшка Ин и дядя Хань! – доложил он.