Виталий Каплан - Последнее звено

• Название: Последнее звено
• Автор: Виталий Каплан
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-24839-1

Обычный студент Андрей Чижик, запутавшийся в долгах мелким бандитам и несданных сессиях, оказался в параллельном мире – государстве, развитие которого из-за принятия странной религии замерло на уровне Древней Руси. Единственная для Чижика надежда вернуться домой – это отыскать загадочных лазняков, людей, которые с риском для жизни путешествуют между мирами и контрабандно торгуют добытыми там причудливыми товарами. Однако сделать это будет не так просто. В ходе поисков Чижику довелось быть боярским холопом и биться со степняками в рядах пограничных витязей, сражаться с разбойниками и скрываться от воинов Разбойного Приказа…

---

Вот так уже двадцать два века и живет этот мир, озаренный солнцем аринакского Учения. Америки, ясное дело, не открыли, Австралии тоже. Не то что в космос – они и паровоза покуда не изобрели, да, похоже, не больно-то и хотят.

– Ни к чему тратить силы человеческого ума, чтобы делать человеческую жизнь более удобной и красивой, – терпеливо, точно тупому первокласснику, объяснял мне боярин. – Равновесие от этого никуда не денется, сколько счастья и горя суждено, столько и будет. Ну как знать, чем уравновесится теплое отхожее место или вон тот же самоход? Как бы цена не оказалась слишком страшной…

Я сидел, привалившись к стене, совершенно оглушенный услышанным. Все несуразности этого мира наконец-то объяснились. Ну, может, и не все, но главное теперь понятно. Вот как, Равновесие… Какая великолепная отмазка! Какая бы хрень с тобой ни стряслась – молчи, терпи, это тебе расплата за прошлые радости. Которых ты, может, и не помнишь, которые в позапрошлой жизни были. Не фига напрягать мозги, что-то изобретать, сочинять поэмы, писать картины или симфонии. Равновесия этим не сместишь, за каждую радость плати болью, а нам такой платы не надо, боли мы боимся. Значит, и радость пофиг. Как же у них с любовью, интересно? Или их по аринакской науке спаривают?

Зато, надо признать, и кровищи поменьше. Великая битва, о которой веками помнят, – сто убитых. На столичных улицах грабителей уже десять лет не было. Рабство есть, а холопов не истязают и содержат вполне прилично. Средневековье – копья, телеги, факелы, а смертной казни нет. Ну, по крайней мере, официально. Да что там казни – нищих нет! Мне еще Алешка говорил, что всех калек и стариков, за кем ухаживать некому, свозят в специальные дома и там о них заботятся. Дети – и то почти не дерутся. Алешка говорил, что не принято. На линию вредно влияет.

И все равно – чем дальше, тем сильнее мне хотелось домой. Пускай Жора, пускай осенний призыв, пускай теракты в метро и всякий беспредел. Зато никаких линий, никаких Равновесий… Мне вдруг даже в Бога захотелось на минуточку поверить – назло «сыну Вельзевула» Аринаке. Чужой мне этот мир… этот гладенький, сытый и скучный шар. Шмякнуть бы его обо что-нибудь.

Да не обо что.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Тяжело в учении

1

За ночь пожелтели березы. Тут их было полно, все учебное поле засажено по периметру. И тень дают, и, главное, закрывают вид. Посторонним-то вход воспрещен.

Конечно, основная линия охраны – вовсе не березы. Тут серьезный частокол, метра четыре высотой, на воротах стража. Причем не городские ярыжки, лениво надзирающие за порядком на улицах. Нет, эти – серьезные ребята. Всех проверяют и на входе, и на выходе. Даже боярина Волкова.

– Андрюха, остолоп кривой, чего стопоришь? Откидывайся!

Это Корсава, десятник. Совершенно медвежьих размеров мужик. Хорошо, у них тут не приняты зуботычины как педагогический прием. Такой ведь врежет, и никакой лекарь Олег не откачает.

Я начал «откидываться». В поясе семь ножей, на то, чтобы выхватить и метнуть каждый, полагалась секунда. Впереди, шагах в двадцати, стоял высокий, больше человеческого роста щит. По идее, все мои семь ножей должны были воткнуться в него выше условного пояса и ниже условной головы.

Получалось по-прежнему отвратительно. Во-первых, оказалось, что я копуша, что у меня никакая реакция, что, пока я тянусь за ножом, меня десять раз можно изрешетить арбалетными болтами, проткнуть копьем, оплевать ядовитыми колючками из духовой трубки, зарубить бердышом и размозжить кончаром… Во-вторых, меткость. То есть она – по нулям. Из семи бросков едва ли пара достигает цели, а те, что цепляются-таки за щит, лишь слегка царапают коричневую древесину.

С бегом, сабельным боем и борьбой было немногим лучше. Ну что поделать – дохляк я и салабон. Хорошо, Корсава таких слов не знает, иначе изводил бы от забора до обеда.

Насколько лучше было полоть огород и поливать яблони! Тихая ненадрывная работа, приятное общество Алешки, не называвшего меня ни дохлой коровой, ни земляным червяком, ни даже пуховой периной…

К несчастью, лафа оказалась недолгой. Едва только срослось поломанное ребро и рассосались ушибы, Александр Филиппович вызвал меня к себе.

– Ну что, Андрей, в порядке? – спросил он дружелюбным голосом. – Раны, говорят, затянулись?

– Да вроде относительно живой пока, – дипломатично заметил я.

– А коли так, пора тебе настоящим делом заняться… – Боярин подошел ко мне вплотную, внимательно оглядел, снизу вверх. – Ты ведь, надеюсь, не собираешься всю жизнь окапывать яблони да поливать капусту?

– Можете предложить более интеллектуальный труд? – съязвил я. Отчего-то мне нравилось подкалывать Александра Филипповича словечками из прежней жизни. Может, потому что он упорно на мои подколки не велся? А может, чтобы самому себе напомнить: я не кучепольский, я московский?

– В общем, на садовых работах ты был, покуда привыкал к нашей жизни, – как всегда не замечая моего вызова, продолжал боярин. – Теперь же займешься настоящим мужским делом. Приспособлю тебя к моей службе по Уголовному Приказу. Освоишь искусство боя, езду верховую, прочие наши умения и хитрости…

Опа! Похоже, осенний призыв меня таки накрыл. Не в армию, так в ментуру… Ничем не лучше.

– Понимаю, что рад, – видя мое замешательство, улыбнулся боярин. – Дело настоящее, нужное дело – людей защищать от отребья всякого вроде тех оторв, что тебя измордовали. Кстати, и по жизни пригодятся навыки. Мало ли что когда случится…

Звучало соблазнительно, года три-четыре назад я бы, может, и повелся. Но сейчас, в свои почти двадцать, я прекрасно понимал – ждут меня нагрузки, муштра, тупость сержантов… или как они тут называются? Нижние чины? Фельдфебели?

– Вот видишь, как хорошо, – подытожил боярин. – Завтра и начнешь обучение. Глядишь, годы промелькнут, не заметишь, как и в сотские выйдешь…

Вот уж карьера, о которой я мечтал всю жизнь…

– Что, оставаясь при этом холопом? – не удержался я от очередной подколки.

– Что ж тут такого? – хмыкнул Волков. – Многие люди в большие чины выходят, будучи при том холопами. На линию же это не влияет, холоп ли ты, смерд ли, князь ли…

– Послушайте, – я и понимал, что перегибаю палку, но тормозить себя не хотел. – Вот вы, Александр Филиппович, вроде умный человек, образованный. Не злой опять же. Как же так получается, что вам люди принадлежат как… как вещи, и вы в том ничего плохого не видите? Нельзя же так. Человек должен быть свободен…

Боярин ничуть не обиделся. Наоборот – ему предоставилась очередная возможность удариться в философию.

– Ты, Андрей, все пытаешься нашу жизнь по своему старому шару измерять. Неправильно это. Главное ведь – не какого ты звания, а что внутри чувствуешь. Радуешься ли, огорчаешься, мучаешься или доволен. Вот об этом и думать надо, и линией своей управлять. Нет ничего плохого ни в том, чтобы быть холопом, ни в том, чтобы боярином… И держать холопов – в том я ничего зазорного не вижу. У них своя линия, у тебя своя, и связаны эти линии – вот ты своим людям и помогаешь спрямлять их линии. Когда лаской, когда строгостью… И свою линию тем самым тоже соблюдаешь. Тут так же, как и в семье, только связи между людьми не по крови, а по жизни…

– И что, у вас все бояре такие продвинутые?

– Разные, конечно, люди попадаются, – признал Волков. – Бывают и бояре-оторвы, очень редко, да бывают. А все же большинство знатных людей по Учению живет. Оттого и спокойно у нас… не то что у степняков или в дальних странах там, за степями…

Его уверенность в своей правоте невозможно было пробить. Все мои наскоки для него – точно камнями в танк швыряться.

Наутро мне и впрямь пришлось отправляться с боярином в Уголовный Приказ. Не в центральный офис, правда, а на окраину города, на, как выразился Александр Филиппович, «учебное поле» – по-нашему что-то вроде полигона. Там он поручил меня заботам звероподобного десятника Корсавы – и началось…

Домой, в усадьбу, меня отпускали только к вечеру, после заката. Я еле добредал до людской, без всякого желания ел Светланину стряпню и заваливался спать. Алешка тоже очень огорчался – ему ведь работы прибавилось. И не об кого стало трепать язык…

И так вот почти две недели. Не заметил, как началась осень. Наверное, у нас уже сентябрь… Третий курс уже занимается… без меня. Как только этот кошмар мама перенесла?

– Руку не гни, когда мечешь. – Корсава подошел совершенно неслышно, несмотря на свои полтора центнера тугих мышц. – Расслабь руку, говорю. И рукоятку ножа не сжимай. Ты что, сок из нее давишь? Легко держи, нож – это продолжение твоей ладони. Ты не нож мечешь – ты просто руку свою вдаль посылаешь. Тут все от руки зависит, а не от глаза. Умелый человек и в темноте нож метнет куда надо, не промахнется. Собирай давай ножи да снова кидай. Пока хотя бы четыре из семи в цель не попадут – обедать не отпущу, понял?