Тони Парсонс - Муж и жена

• Название: Муж и жена
• Автор: Тони Парсонс
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2006
• ISBN: 5-8189-0685-Х

Тони Парсонс — известный британский журналист и автор мирового бестселлера «Man and Boy». Его книги справедливо сравнивают с «Дневником Бриджит Джонс». Такое же доброе отношение к жизни, легкая ирония, немного философии и умение говорить о самых сокровенных проблемах тридцатилетних.

Новая книга Парсонса «Man and Wife» вызвала немало разговоров в западной прессе. О ней говорят, о ней спорят, ее цитируют. Она стала модной.

---

У выхода на посадку я присел перед ним на корточки и поцеловал его лицо, сказав, что мы скоро снова увидимся. Он вежливо кивнул. У него не было ни страха, ни грусти, и выглядел он так, как будто находился уже где-то очень далеко, в своей другой жизни.

Мама обняла его и так крепко сжала, что он чуть не задохнулся. Стюардесса взяла его за руку. И только тогда мой сын, кажется, встревожился.

— Так далеко лететь, — заволновался он. — Целую ночь добираться.

— Просто закрой глаза, и пусть они отдохнут, — посоветовала мама.

Я вспомнил день, когда взял Пэта в больницу навестить деда. Тогда стало ясно, что конец близок, и я подумал, что им обоим нужно повидать друг друга в последний раз. Я решил, что потеря наших дедушек и бабушек впервые заставляет нас понять, что жизнь — это серия прощаний.

Когда мой сын взялся за руку стюардессы, я подумал: «Увидятся ли они с моей мамой снова?»

* * *

— Ты же знаешь, что на студии высоко ценят Эй-мона Фиша, — начал Барри Твист, когда мы устроились в уютном зале «Веселого прокаженного».

Я оценил это замечание, как недоброе предвестие.

— Он смешной, ничего не боится и режет правду-матку в глаза, — заливался Барри. — Он остроумный, раскрепощенный. Опрос показывает, что среди слушателей — мужчин от восемнадцати до тридцати — он назван лучшим комиком.

— Ты дождался, когда Эймон уедет в Ирландию, чтобы сказать мне об этом?

Эймон был в отпуске. Я представлял себе, как он отдыхает на ферме в графстве Керри вот уже несколько недель. В том месте, где горы встречаются с морем и где для Эймона нет никаких шансов встретиться со своим кокаиновым дилером.

К нам подошел официант.

— Бокал шампанского. Два, Гарри? Два бокала и что-нибудь закусить. Орешки, крекеры, чипсы.

— Мне закуски не надо.

Уж слишком все это соленое. Для кровяного давления — самый яд. Теперь мне приходится думать об этих стариковских проблемах. И еще заботиться о том, чтобы не потерять работу. Об этом тоже.

— Мы хотим вернуться, — сказал я, входя в роль режиссера программы. — Эймон Фиш — самый выдающийся комик своего поколения. Его нельзя не выпускать в эфир. Это просто преступление.

— Все не так просто, — ответил Барри Твист.

— Почему?

— Опрос ведь еще показал, что большинству мужской аудитории возрастной группы от двадцати до сорока на юго-востоке страны импонируеттот факт, что Эймон, таксказать, отдыхает. Отношение же рекламодателей еще более резкое. «Большая Шестерка» — пиво, машины, безалкогольные напитки, спортивное оборудование, персональное оздоровительное обслуживание и финансы — не хочет иметь ничего общего с артистом, который только что… перенапрягся.

— Говори по-человечески, черт тебя побери! Что ты имеешь в виду?

— Колумбийский порошок. Снежок. Ханки-коки. Это изменило образ Эймона, дружок. Когда-то он был обаятельным ирландским грубияном, проявляющим симпатии к красоткам, сообщающим прогноз погоды. Теперь он уже не такой обаятельный и не такой остроумный. — Он бросил на столик газету. — Ты видел эту статью в «Трампет»? Эвелин Блант пишет об Эймоне Фишере. Вообше-то это о гибели новых направлений юмористов.

— Эвелин Блант — проходимец. Злой, передергивающий все наемный писака, который ненавидит весь мир, потому что ему так и не удалось стать — кем он там хотел быть? — писателем? Человеком?

— А мне нравится Эвелин. Он остер, непредвзят, полемичен. — Барри Твист покопался в большой стеклянной чаше с закуской.

— Любой бездельник, имеющий компьютер, может набросать статейку и получить за нее шестизначную сумму, будучи остроумным, непредвзятым и полемичным, — зло сказал я.

— Шестизначную сумму? Неужели? Неплохо.

— Я имел в виду, что ему не требуется много времени, чтобы сделать свой материал. Он всегда придирался к Эймону. Завистливый проходимец. Что этот толстый, скользкий негодяй написал на этот раз?

Барри Твист стряхнул крошки с пальцев и надел очки:

— «Посвящается поколению комиков, чья карьера сходит на нет быстрее, чем их редеющие волосы».

— Очень остроумно. Сам Эвелин Блант тоже не произведение искусства. Тоже мне, портрет маслом! И почему именно уродливые проходимцы всегда придираются к внешнему виду других людей?

— «Эймон Фиш делал рекламу правдивой сатире как актер, выступающий на сцене. Но в настоящий момент он «отдыхает». Правдивость иссякла. И горластые парни, выступающие со сцены, никак не могут как следует поднять ее и оживить так, как они делали это в конце девяностых годов». Тут он уже переходит на личности. Заголовок: «Крупье, мне попалась фальшивая Фишка».

— Способные добиваются, — вскипел я. — А бездари становятся непредвзятыми критиками.

— Ну, как он поживает? Хорошо? Оттягивается?

— Он рвется назад. Хочет вернуться и начать работать. Возобновить свое шоу.

— Шоу… — Барри обвел взглядом зал. Небрежно помахал кому-то знакомому. — Разумеется, разумеется.

— Что-то не так?

— Нет. Все в порядке. Просто небольшие изменения в программе. — Он выдержал паузу.

— Ты хочешь закрыть «Фиш по пятницам»? Барри расхохотался. Эта идея показалась ему смешной.

— Нет, нет, нет и нет, — быстро пробубнил он, а потом добавил трусливо: — Да.

— Господи, Барри. В этом шоу — вся его жизнь! И еще я подумал, что мое благосостояние — тоже. Я вспомнил о деньгах, которые посылал Джине для Пэта, о счетах, которые надо оплатить и о том, что буду делать, если наше шоу прикроется. Наверное, Марти Манн оказался прав. Я был настолько глуп, что возложил все свои надежды на одного-единственного человека. Когда все развалится, что у тебя останется? Моногамия разобьет твое дурацкое сердце.

— Мы по-прежнему ценим Эймона. Но последние несколько лет не считаем Эймона материалом для ток-шоу из-за его эффектного носа. Мы скорее воспринимаем его как… парня с улицы, который привносит драматическое действие. Герой кутежей. Мы хотим, чтобы он вел программу «Грешный мир».

— Что? «Грешный мир»? Но там и без него все схвачено.

— Ну, вообще-то он будет вторым ведущим. Вместе с Гермионой Гейтс.

— Это та вертихвостка с татуировками, которая не вылезает со всяких презентаций, демонстрируя свое нижнее белье?

Барри энергично закивал:

— Да, это Гермиона. Потрясающая, правда? Очень клевая и задорная. С неиссякаемой энергией и изюминкой. — Он задумчиво потер подбородок. — Да, она, конечно, уж слишком демонстрирует свое нижнее белье.

— А что это за «Грешный мир»? Этакий надуманный пустой треп под дешевую музыку для поддатых студентов, которые только что пришли из бара и собираются часок-другой покайфовать под полунепристойную передачу, прежде чем войти в ступор?

— В общих чертах такова идея, — согласился Барри. — Это выпуск компании «Мэд Манн Продакшинз». Твоего старого приятеля, Марти Манна. Он у нас восходящая звезда. В этом сезоне Марти отхватил целый блок программ в прямом эфире. Живое телевидение. Шоу «Шесть пьяных студентов в одной квартире» опять возобновляется, и с большим шумом. Он начинает новую программу знакомств «Эй, кретин, а где мои штаны?», и викторину «Извините, но я совершенный кретин». У Марти еще наше культурное обозрение для полуночников «Искусство? Вот задница!».

— В задницу? Что это за название такое?

— Не в задницу, а «Искусство? Вот задница!», Гарри. Это название непредвзято, содержательно, правдиво.

Он увидел выражение моего лица.

— Просто передай ему, ладно? Про «Грешный мир». Время идет вперед. Я знаю, что молодые люди вроде Эймона и тебя, Гарри, считают, что телевидение всегда будет существовать для них. Но это не так. Земля вращается. Все время появляются все новые лица. Телевидение — хорошая любовница, но плохая жена.

Я уже собирался броситься на защиту Эймона — что он, мол, исправился и слишком хорош, чтобы вести никчемную программу для полуночников, рассчитанную на поддатых тупиц, — когда вдруг увидел, что в зал входит Сид.

Она была не одна. Мою жену по-хозяйски держал за талию Люк Мур, направляясь с ней через бар в сторону кабинета, находящегося в глубине помещения.

«В ней что-то изменилось», — подумал я. И тут я понял.

Она выглядела счастливой.

Мне стало больно оттого, что я вспомнил. Такой счастливой она выглядела, когда находилась рядом со мной. Вспомнил смешанное чувство гордости и счастья, потому что нашел именно того человека, которого искал. И вдруг я понял, что женился на Сид не ради своего сына. Я женился на ней, потому что был от нее без ума. Потому что любил ее.

Барри Твист с телестудии подавил зевоту:

— Так всегда случается в современном мире. Рано или поздно нас бросают.

* * *

Когда я пришел домой, Салли спала на диване.

Копна крашеных светлых волос, мешковатые джинсы и скромное кольцо в пупке, чуть виднеющееся из-под коротенькой футболки. Девушка, живущая по соседству, отличающаяся от обычной няни тем, что ее собственный ребенок спал на ковре перед камином.