Леонид Каганов - Ухо

• Название: Ухо
• Автор: Леонид Каганов
• Жанр: Юмористическая фантастика

Шел себе парень по лесу, после ссоры с девушкой, да столкнулся с летающей тарелкой. Причем при контакте ослеп — аварийная тарелка сильно искрила. Но инопланетяне попались совестливые и предложили ему взамен имплантировать искусственный орган чувств, честно предупредив, что человеческих глаз раньше никогда не видели, а сами смотрят по-другому...

---

И тут меня вдруг пронзила мысль, и мысль эта была страшной: какая к черту работа, я ведь больше никогда не смогу сесть за компьютер! И ходить в кино! И смотреть телевизор! И даже книги читать не смогу! Только эти, которые для слепых, азбукой Брайля…

Я понял, что мой неудачный день не кончился, а продолжается с новой силой. Остановившись, я вылил в горло остатки пива и горестно сел на тротуар, обхватив голову руками. Всё было кончено. В этом зрячем мире нет места слепому инвалиду.

Не помню, сколько я так просидел, сгорбившись, но вдруг почувствовал, что меня грубо потрясли за плечо.

– Эй, пьянь…

В согнутом положении я не видел ничего, кроме куска асфальта и чьих-то военных ботинок. Я дернулся и хотел было привстать и распрямиться, чтобы посмотреть, кто это, но привстать мне не дали – грубо положили ладонь на макушку, чтоб я не поднял головы. Будто я головой собирался осматриваться. Я услышал хамский голос:

– Сидеть, сказал! А ну, спать, кому говорят!

В карман моей куртки залезла чья-то рука, и начала там уверенно шарить. Сердце ёкнуло и ушло в пятки. Так всегда бывает у простого городского жителя, который живёт себе, покупает пиво, платит штраф милиционеру и смотрит фильмы про героев. Но вдруг проваливается из своего удобного и привычного мира – в мир звериный. Туда, где всё решают клыки, а ты – обычная овечка, и, надо признаться, довольно трусливая, а вовсе не герой блокбастера. И первая моя мысль была чисто американская: не двигаться, это ограбление! Ограбление – это такая же бытовая игра, как покупка пива или выплата штрафа, здесь нету роли постыдной или геройской, а надо отбросить глупые комплексы и предоставить каждому делать своё дело. Пусть грабители сделают своё дело и уйдут с добычей. А потом жертва сделает своё дело – пожалуется в милицию. А если будут телесные повреждения – то ещё ко врачу. И врач сделает своё дело, и милиция сделает своё дело. Такова жизнь, и бог с ними, с небольшими карманными деньгами.

Рука всё шарила в кармане куртки, где ничего не лежало, кроме носового платка, и я понял, что сейчас эта рука обшарит и карманы штанов, и тогда я останусь без мобильника, где номер Аллы, а ещё без визитки, где номер этого дядьки из «Окулы»… И мысль американская сменилась мыслью русской. Мысль рвалась из глубины души, и выразить её можно было только многоэтажным матом, на каждом из этажей которого противника размазывало в муку любой ценой, хоть ценой собственной жизни, а выражение «русский бунт, бессмысленный и беспощадный» даже близко не могло проиллюстрировать всю глубину и силу того, что рвалось и душило.

С яростным рёвом я вырвался и пнул ботинок стоящего спереди. Рванулся снова, чувствуя, как трещит куртка, и ударил кулаком наотмашь, назад, успев на миг почувствовать костяшками живую кожу сального лица.

– Э, он не пьяный! – раздался удивленный крик.

И в ответ хриплый приговор:

– Гаси его…

Я распрямился и вскочил на ноги, освещая всё вокруг яростным воем. И то, что я увидел, было очень и очень плохо: прямо передо мной стояли трое парней самой мерзкой внешности. Хотя не могу поручиться, что удалось хорошо рассмотреть их внешность. Внутри они тоже были неприятными. Неприятно выглядели их грудные клетки и желудки – пустые и сморщенные, с булькающей жидкостью. Потом, когда я научился рассматривать людей, я узнал, что так выглядит желудок человека, выпившего натощак пива или портвейна. Но меньше всего мне понравились, что у двоих под одеждой висели хороших размеров ножи, у одного за пазухой – две странного вида палки. Откуда-то сзади, совсем рядом, полыхнуло отблеском, я не разобрал – то ли шорок, то ли вскрик, но я понял, что сзади тоже кто-то есть, а времени нет.

Я махнул кулаком назад, а ногой двинул ближайшему в пах, но в пах не попал, а попал в живот, где раздувался мочевой пузырь. Резко отпрыгнул назад, и теперь увидел четвертого – в руке его был кастет.

– Гаси… – снова, согнувшись, прохрипел тот, кому я попал в живот.

Двое как по команде засунули руки за отвороты курток. А я вспомнил, что очень плохо бегаю. Да и куда бежать? Спящие темные дворы, впереди за домами грохочет проспект, там машины, фонари, возможно, люди. А эти трое словно бы нарочно стоят так, чтобы загородить мне путь к проспекту. А за моей спиной… Что же там? Я напряг память. Какой-то мусор: помойки, кусты, гаражи, старая трансформаторная будка, много деревьев, кажется, футбольное поле… или стройка? Гигантские катушки от кабеля и обломки бетонных плит там точно валялись. И если мне случалось оставлять машину на стоянке, то домой я шёл не напрямик через заброшенную стройку, а светлыми дворами, потому что там всегда было темно и неуютно. Ни одного фонаря и, конечно же, ни одного человека, который мог бы прийти на помощь. Пока я обо всем этом думал, совсем упустил из виду четвертого, стоявшего сбоку – видно, он замер и погрузился во тьму. Заметил я только какое-то движение, и мне в лицо рявкнуло – оглушительно, возмущенно и угрожающе. Что именно он сказал, я не понял. Впечатление было такое, будто ослепили ярким фонарем, а затем мир взорвался.

Больно было ужасно, как будто кулаком засадили в глаз. Только потом я понял, что он просто пихнул меня с размаху кулаком в живот. И даже не очень сильно, потому что я не упал.

Но в следующий миг я пришёл в себя, в крови вспыхнул адреналин, и я ударил кулаком в размытый контур, целясь в висок. По-моему, толком не попал, но он отшатнулся. И тогда я повернулся и бросился в темноту. За спиной раздался разъяренный вой нескольких глоток, и это было очень кстати, потому что с ним я хорошо видел, куда бегу.

Пока я добежал до кустов, меня чуть не настигли, но как только замелькали кусты, а под ногами затрещало битое стекло и обломки кирпича, преследователи отстали. Судя по звукам, один даже споткнулся и грохнулся на землю шумно и матерно.

Легкие обжигало и в груди кололо – я пожалел, что давно не занимался физкультурой. Мои преследователи, матерясь, шумно продирались сквозь кусты. И делали они это так неуверенно, так широко расставляя руки, что я понял – они здесь ничего не видят. От удара в глазах ещё плыли круги, я прижал ладонь к животу и немного подержал. Боль чуть утихла. Подонки, шумно вылезали из кустов, и пора было бежать дальше. Или… не бежать?

Я тоненько посвистел, рассматривая землю вокруг, и понял, что нашёл именно то, что нужно. Нагнулся, потянул рукой – точно. В руку мне лег грязный обрезок металлического прута – тяжелый и длинный как монтировка. А в душу – лютая злоба за всех обворованных пьяных и случайных прохожих темных улиц. Подонки остановились и неуверенно оглядывались.

– Где он? – сказал хриплый.

– Да хрен с ним, пошли отсюда…

Сейчас смешно вспоминать, но в этот момент я снова испугался – испугался, что они уйдут. А этого мне уже совсем не хотелось.

– Братки! Не надо, а? – крикнул я жалобно. – Ну, пожалуйста, не надо! Ну что я вам сделал, а?

Этого оказалось вполне достаточно. Я зашёл за угол гаража и сжал прут, глядя, как они неуверенно приближаются, а тот, что впереди, несет руку с ножом так, будто это потухшая свечка.

– Пацаны, не надо, а? – повторил я тоненько-тоненько, как только мог, даже не для того, чтобы звучало жалобно, а просто, чтобы освещать их фигуры более четким синим светом. – Пацаны, убить не убью, не умею. Но ведь покалечу, а? Пацаны? Руки ноги переломаю, а? Может не надо, а?

Рука со свечкой уверенно приближалась, и мой первый удар прутом был именно по ней –вспышка получилась яркой и звонкой.

* * *

Ремонт

Спать не хотелось. Да и как спать с открытыми глазами, когда всё вокруг шуршит и светится? Я слонялся по квартире и пил пиво, закусывая хлебом. Хотелось слушать музыку, но только не в плеере с наушниками. Наушники, конечно, сияли радужно и красиво, но ничего не освещали. А вот телевизор полыхал как надо – музыкальными каналами. Но крутили там не совсем то, что бы мне хотелось слышать.

Очень хотелось позвонить Алле, но ведь номер, номер… Оказалось, что я вообще не помнил наизусть ни одного номера, разве что свой. А пообщаться с кем-нибудь очень хотелось. Можно было, конечно, порыться в мобильнике наугад и позвонить кому попало, но я знал, что в мобильнике у меня накопилась дикая куча таких левых людей, которые меня даже и не вспомнят, да и я их вряд ли. Почему я не чистил записную книжку мобильника?

К кому обратиться с просьбой, прочесть в мобильнике номер Аллы, я пока не решил – то ли удивлять прохожих на улице, то ли спуститься на четвертый к нашей домовой сплетнице старухе Андреевне. Как сформулировать эту просьбу аккуратно, я не придумал, а дарить всему человечеству сплетню о том, как жилец Саша ослеп и ругается с девицей Аллой – совсем не хотелось. Кроме Андреевны я никого в доме не знал.

После обеда мне надоело слоняться по квартире, и тут пришла идея покопаться в машине. Почему я машину эвакуировал с проспекта именно к дому, а не в автосервис – этого я понять не мог. Но раз уж она здесь, то я выбрался во двор и занялся ремонтом сам, громко посвистывая. Видно было мерзко, особенно провода. Я помечтал, как бы принести сюда телевизор, чтобы светить качественным ультрафиолетом, но мечта была несбыточная. Приходилось свистеть. Через полчаса от свиста пересохли губы, и я стал размышлять, где можно в воскресенье купить хороший свисток. Затем – размышлял, как сделать хороший свисток. Наконец нашлось неожиданное решение: в бардачке обнаружилась авторучка, а когда я развинтил её и подул в трубочку, это оказался неплохой ультрафиолетовый свисточек – вполне яркий и довольно бесшумный, если не считать легкого сипения.