Светлана Демидова - Рубиновая верность

• Название: Рубиновая верность
• Автор: Светлана Демидова
• Жанр: Остросюжетные любовные романы

---

Я ошарашенно молчала. Вот так Даша Колесникова! Невинная Дашутка, взращенная кристальной мамашей-библиотекарем или учителем начальных классов! Серая Мышка! Надо же мне было так вляпаться! Но каким образом на это бесцветное создание в клетчатом воротничке вдруг запал Зацепин?! Непостижимо! Пока я осмысливала эту сногсшибательную новость и пыталась с ней как-то свыкнуться, Дашутка, оказалось, не дремала. Во всяком случае, я не успела еще открыть рта, а Зацепин уже кричал в звонившую трубку мобильника:

– Да, Дашенька! Я же сказал, что приеду! Все улажу и приеду! Ну конечно! Как договорились! И я тебя тоже!

Вот ведь как все оказалось запущено! Он ее тоже! Наверняка целует! И куда же он к ней приедет? К мамаше на абонемент или на родительское собрание в 1-й «Б»? Вероятно, эти мыши норкуют в одной комнатушке коммуналки! Ну не идиот ли Ленечка! Неужели за шкаф или за занавесочку потянуло! Ну надо же быть таким слепым идиотом!

Зацепин спрятал мобильник, посмотрел на меня несколько виноватыми глазами и хотел что-то сказать, очевидно, про Эмму и мой нехороший поступок, но я ему не дала:

– А нельзя ли, мой дорогой, поподробнее про то, как твоя СЕРАЯ МЫШЬ… – я специально выделила голосом последние два слова, – отговаривала меня не связываться с Эммой Григорьевной?

Ленечка, конечно же, уцепился за «Серую Мышь» и заголосил:

– Никакая она не мышь! И тем более не серая! Она умница! Да-да! Она столько всего знает! И пусть она не так ослепительна, как вы с Эммой! Но я уже сказал, что вы, красавицы писаные, мне, прости, но уже обрыдли до смерти! А Дашенька… Она меня понимает! У нее такой богатый внутренний мир! Она такая…

– Она гнусная, подлая лгунья, Зацепин! – жестко оборвала я его восторженную песнь.

– Да как ты смеешь?! – взвопил Ленечка, и мне показалось, что он готов был меня ударить. Эк его зацепил мышиный интеллект!

– Смею, потому что именно твоя Дашенька с богатым внутренним миром присоветовала мне заняться вашим коммерческим директором!

– В каком смысле?

– В прямом! И я готова рассказать тебе об этом, если ты обещаешь не перебивать меня воплями «не может быть!».

– Я не верю тебе, Рита, – еле выговорил сквозь зубы Ленечка, когда я самым честным и подробным образом рассказала ему всю свою эпопею с четой Заречных.

– Ты меня знаешь сто лет и не веришь?! – возмутилась я. – Во мне, проверенной годами совместной жизни, сомневаешься, а какой-то мышастой Дашеньке поверил?!

– Да она никогда не могла бы до такого додуматься!! Вот ты – могла бы! Этому я верю сразу и безоговорочно! Ты врешь, как пишешь! А чтобы Даша… подставила невинного человека… в смысле… Эмму Григорьевну… Да она, если хочешь знать, не так воспитана… в смысле… Даша…

– Слушай, Ленечка, а Дашуткина маманька, случаем, не в библиотеке работает? – с улыбкой спросила я.

– Представь себе, не в библиотеке, – мстительно отозвался Зацепин, явно, чтобы я не воображала себя прозорливым Шерлоком Холмсом.

– Нет? Тогда, наверно, в школе?

– Ну… допустим, в школе… И что?

– Вот ведь так и знала! – хлопнула я себя по коленям обеими руками. – В первом «Б»?!

– Н-нет… То есть не знаю, – помотал головой Ленечка. – Хотя… уж точно не в первом. Она литературу преподает.

– А-а-а… Великую и могучую, как и русский язык, на котором она написана.

– Ну и к чему эта твоя убийственная ирония? – скривился Ленечка. – Не понимаю.

– А к тому, что те, которые Достоевского преподают, запросто могут сами, кого хочешь, укокошить, а не то что подставить. А потом какой-нибудь раскольниковой теорией прикроются: мол, право имеют. Не твари, мол, дрожащие! В общем, рабы не мы! Мы не рабы!

– Что ты мелешь, Рита?! – пришла пора возмущаться Зацепину.

– Да я просто уверена, что твоя Дашулька, подставляя Эмму, развела в своем дневничке демагогию на предмет того, что все это делает во имя великой любви, которая оправдывает любые средства. И еще наверняка писала, что Эмме и так всю жизнь везло, и если чуть-чуть не повезет, то это будет только справедливо и ей же на пользу. Мне, конечно, тоже давно пора всплакнуть. А она, Мышка, заслужила себе немножечко человеческого счастья длительным воздержанием и превозмоганием превратностей судьбы!

– В каком еще дневничке? – с большим подозрением посмотрел на меня Ленечка. – В Интернете что ли?

– Ага! В Интернете! – истерично расхохоталась я. – Совсем у тебя, Ленечка, крыша съехала! Она в тетрадке кропает. В клеточку. С каким-нибудь голубком на обложке!

Ленечка подошел к окну, откинул в сторону занавеску, надышал на стекле пятнышко, зачем-то нарисовал на нем крест и, опять повернувшись ко мне лицом, заявил:

– Это ты все специально придумала! Мне назло! Ты всю жизнь все делала мне назло!

– Я тебя, дурака неразумного, всю жизнь возвращала с небес на землю. А здесь, на земле, все женщины одинаковы. Идеала нет, Ленечка. А если и есть, то недостижим. На то и идеал! И твоя Дашенька – фантом, иллюзия! Ты в очередной раз придумал себе подругу жизни, с которой будет якобы очень легко преодолевать трудности и невзгоды! Пора наконец понять, что я лучше всех твоих баб хотя бы потому, что ты всегда знаешь, чего от меня ожидать! Я предсказуема, Зацепин!

Именно в этом месте моего поучительного монолога опять запиликал Ленечкин мобильник.

– Я слушаю тебя, Даша, – похоронным голосом проговорил Ленечка.

Видимо, Серая Мышка тоже отметила погребальное интонирование своего возлюбленного, потому что он еще трагичнее сказал в трубку:

– У меня такой голос потому, что Рита мне только что рассказала, как все было на самом деле. Нет-нет! Ей незачем меня обманывать! Ты просто не в курсе, Даша. Мы с ней знакомы… дай бог памяти… с двенадцати лет… так что… Словом, я всегда знаю, когда она врет, или, говоря литературным языком, сочиняет, а когда говорит правду.

Сидя против Ленечки на диване, я слышала, как все громче и громче захлебывается рыданиями Дашенька. Наблюдала, как все больше и больше темнеют светлые Ленечкины глаза. На самом высоком мышином писке Зацепин отключил телефон.

– Фу, как некрасиво, Ленечка, – криво улыбнувшись, заметила ему я. – Разве тебя не учили, что обрывать человека на полуслове неприлично, и особенно если человек – дама сердца?!

Он затравленно посмотрел на меня и сказал:

– Она говорит, что сделала это во имя высокой любви.

Я согласно кивнула, а он продолжил:

– И что счастливую и безоблачную жизнь Эммы Григорьевны давно пора было разбавить неприятностью, и что она… то есть Даша…

– Неужели, как я и говорила, заслужила немного счастья?!

– Да, все именно так, как ты и говорила…

Зацепин сунул телефон в карман, снял наконец ветровку и комком бросил ее в кресло. Я поднялась с дивана, подошла к нему, крепко обняла и сказала:

– Я люблю тебя, Ленечка. А ты любишь меня. Глупое чувство к примитивной Дашеньке растает, как снег весной. Надо только немножко подождать, и все пройдет! Вот увидишь! А я, как всегда, помогу тебе забыть ее побыстрее!

Зацепин продолжал стоять у окна истуканом, но я знала, что делала. Приподнявшись на цыпочки, я целовала его щеки, губы, тоненькие лучики первых морщинок возле глаз и при этом приговаривала самые ласковые и красивые слова, какие только знала. Раз Ленечка любит, чтобы было со словами, пусть он сегодня получит их сполна. Я перебрала все классические варианты любовной белиберды, и на заявлении «Я готова ради тебя на любую муку» Ленечка сломался. Он обнял меня крепче крепкого и продышал в ухо что-то вроде того, что пожизненно приговорен ко мне.

Когда совершенно измочаленный переживаниями и моей любовью Зацепин заснул, я погрузилась в воспоминания. Неужели мы с ним знакомы с такого нежного возраста? Неужели с двенадцати лет? Да-а… Все точно… С шестого класса…

В то лето, когда мне исполнилось двенадцать, моя семья переехала в новую квартиру, и в сентябре мы с сестрой Людмилой пошли в другую школу: Людмилка в девятый класс, а я – в шестой. Точно… Тогда это был шестой класс…

Ленечку я увидела сразу, потому что он сидел за первой партой в среднем ряду, у которой я как раз и стояла, когда классная руководительница представляла меня своим подопечным. Я уже тогда поразилась удивительно светлым Ленечкиным глазам. И еще тому, каким Ленечка был маленьким для шестиклассника. Он еле возвышался над партой. Рядом с ним было свободное место. Обычно, как потом выяснилось, рядом с Ленечкой сидела Наташа Ильина, но она тогда почему-то еще не возвратилась в школу после летних каникул. Мы сидели с Зацепиным за одной партой целых две сентябрьские недели. Ленечка влюбился в меня сразу и на всю жизнь, а я… Ну разве я могла ответить взаимностью эдакому недоростку с блеклыми глазами и чрезвычайно оттопыренными ушами. Да никогда! Тем более что в меня, красавицу, влюбились абсолютно все мальчишки нашего 6-го «А» и двух параллельных «Б» и «В». Разумеется, все девчонки шестых классов устроили мне бойкот. Всю первую четверть со мной никто из них не разговаривал. Наташа Ильина, возвратившаяся наконец в школу, сунулась было ко мне с приветствием и знакомством, но ей быстренько объяснили, как себя вести с «этой Маргошкой». Скажу, что выдержать девчоночью ненависть было очень нелегко. По ночам я плакала в подушку, но взрослым не жаловалась. Этот бойкот был очень престижным: не за подлость, а за красоту. И рассосался он как-то незаметно, сам собой. То одна девчонка, то другая (разумеется, исключительно по делу) вынуждены были со мной заговаривать. В конце концов, две самые непримиримые врагини решили, что гораздо выгоднее перестроиться в моих преданных подруг, поскольку тогда и возле них будут крутиться самые лучшие мальчики не только нашей параллели, но и старшеклассники. Меня одной все равно на всех не хватит, тут и им, глядишь, что-нибудь и перепадет.