Лесли Форбс - Лед Бомбея

• Название: Лед Бомбея
• Автор: Лесли Форбс
• Издательство: АСТ, Ермак
• Жанр: Триллер
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-021379-4, 5-9577-0832-1

Бомбей. `Болливуд` индийского кино.

Город, в котором `блеск и нищета` кинематографической `тусовки` выглядят и проще, и ярче, и откровеннее, чем в Америке.

А за порогом киностудий – СОВСЕМ иной, СТРАННЫЙ мир. Здесь преступления, проституция, инцест преспокойно соседствуют с древними сектами. Здесь с ужасом ждут надвигающегося тропического муссона – и с ужасом наблюдают за потрясающей город чередой таинственных убийств.

В киностудии Бомбея снимают шекспировскую `Бурю`.

А на Бомбей надвигается БУРЯ НАСТОЯЩАЯ!..

Своим романом «Лед Бомбея» Лесли Форбс прогремела на весь мир. Разошедшаяся тиражом более 2 миллионов экземпляров и переведенная на многие языки, эта книга, которую сравнивали с «Маятником Фуко» Умберто Эко и «Смиллой и ее чувством снега» Питера Хега, задала новый эталон жанра «интеллектуальный триллер».

---

– Хороший ответ, – сказала я. – Прекрасные же у вас друзья, Проспер. Превосходное владение разговорным английским для столь мелкого торговца вразнос.

Дверь с грохотом закрылась за ним. Длинные тонкие пальцы Проспера скрылись в густой, подернутой сединой шевелюре – заученный театральный жест отчаяния.

– Роз, Роз, вы даже не представляете, с кем вы имеете дело. Это ведь не игрушки. Это вам не Флит-стрит.

– Флит-стрит больше не существует, – резко ответила я и тяжело опустилась на диван.

Мой свояк-убийца и доверенное лицо гангстеров отправился на кухню и сварил для нас обоих великолепный и очень крепкий кофе-эспрессо из бобов сорта «коорг», столь редкого, что индийцы практически никогда не отправляют его на экспорт. Разлил кофе в две фарфоровые чашки, и мы выпили его, не проронив ни слова. Допив свой кофе, я занялась рассматриванием гущи на дне чашки, словно пытаясь предсказать по ней свою судьбу, и тут Проспер снова заговорил:

– Какие фотографии вы имели в виду, Розалинда? Те, что Миранда сделала в момент гибели Майи? Те, о которых вы говорили сегодня утром?

– А они у вас есть?

Он отрицательно покачал головой:

– Она не смогла их найти.

– Черт! Но если вы хотите поиграть в кошки-мышки, я совсем не против.

Мы смотрели друг другу в лицо, сидя на двух диванах, расположенных один напротив другого, разделенные старинным кашмирским ковром и недоверием размером с целый континент. Спустя несколько минут Проспер наклонился вперед, сократив расстояние между нами. Театральное освещение в квартире скрывало морщины на его лице, придавая ему вазелиновую привлекательность кинозвезды двадцатых годов, какого-нибудь индийского Валентино.

– Миранда рассказывала мне о вашей матери, о ее... некоторой неуравновешенности, – начал он, осторожно пробираясь по минному полю истории моей семьи. – Она хочет – мы оба хотим, – чтобы этот визит помог вам. – Он сказал, что они с женой обсуждали возможность совместной со мной поездки по Индии, разумеется, после того, как родится ребенок. Его голос звучал мягко, умилительно и казался каким-то липким, словно теплая патока. В какой-то момент я почти поверила ему. – Но ведь, Розалинда, ты сама все осложняешь. Я понимаю, конечно, что это был трудный год для тебя: ты потеряла партнера, умер твой отец, но...

Чтобы развеять его чары, я резко поднялась с дивана.

– В этой обители есть такая земная вещь, как телефон?

Проспер взмахом руки указал на громоздкий старомодный телефонный аппарат за диваном.

Я набрала номер «Ледяного дома». Человек, ответивший мне, сообщил, что сегодня вечером Роби не вызывали.

– Можно мне поговорить с Мистри? – спросила я, тщательно выговаривая каждое слово. – Скажите ему, что с ним хочет говорить корреспондент Би-би-си. – Прошло несколько минут. – Привет, Калеб. Можно побеседовать с вами об одном фильме, который вы когда-то снимали, о «Циклоне» и о вашей работе над «Бурей» Проспера? Сегодня вечером? Прекрасно. Я приеду через час.

– Не кажется ли вам, что на сегодня уже достаточно интервью? – спросил Проспер, когда я повесила трубку. – Уже довольно поздно. Вам бы лучше пораньше лечь спать.

– А кто вам сказал, что я собираюсь бодрствовать всю ночь?

Проспер был слишком хорошо воспитан для того, чтобы развивать тему. Он просто сказал, что дождь возобновился и что здесь практически невозможно найти такси, поэтому вызвал своего шофера и попросил его довезти меня до студии Калеба.

Я пила виски убийцы, а теперь поеду в машине убийцы. А может быть, убийство так же легко смывается дождем, как водяная позолота?

* * *

Большинство тех, у кого в Бомбее возникают проблемы с желудком, считают, что причина в дурном качестве местной кухни. Они говорят: «Ну, конечно же, я ни разу не прикасался к их воде! Я же прекрасно знаю, что она кишит бактериями». Но на самом деле яд часто попадает в организм из более замаскированного источника. Эти люди забывают о бомбейском льде.

Моголы перевозили лед с Гималаев на лодках по рекам до Лахора, а оттуда почтовыми повозками – в Дели. Двенадцать кусков по четыре килограмма в день. Представьте себе телерекламу: армейский денди из XIX столетия в красном мундире смакует свое виски и просит, чтобы ему подали лед. В следующем кадре мы видим гору снега. «Еще льда, бой!» – эхом разносится по горным вершинам, и тысячи маленьких смуглых человечков врубаются в гималайский ледник. Две тысячи миль, лодки, повозки, носильщики, и наконец лед доходит до нашего джентльмена. От горы остался маленький кусочек. «Черт возьми, бой! – орет наш гордый офицер. – Я же просил два кубика!»

Лед в тропиках – высший символ цивилизации. В Бомбее существовало поверье, что вода со льдом должна быть чистой по определению, независимо от ее происхождения. Ее использовали в качестве укрепляющего средства и подавали гостям перед сном, как некое подобие стакана горячего молока в наших краях. Вода со льдом кажется такой чистой, такой холодной, смотрится так по-западному, так не по-индийски. Но ведь это всего лишь упаковка. А внутри сидит все тот же местный микроб, который и устраивает неизбежный ураган в ваших внутренностях. Так часто бывает: вас убивает то, чему вы больше всего доверяете.

Виски, пиво и бомбейский лед с толикой желчи. К тому моменту, когда я приехала в студию к Калебу, мне уже было совсем плохо. К несчастью, охранник почему-то отсутствовал. Некому было предоставить мне последний шанс не совершать и эту глупость.

14

Калеб сидел в своем режиссерском кресле и читал роман под названием «Черный георгин» об одержимости автора образом своей убитой и разрубленной на куски матери. На полу рядом с Калебом лежал матрац с пятнами, как я предположила, краски, имитировавшей кровь в ходе съемок какого-нибудь недавнего зверского эпизода.

Режиссер соизволил взглянуть на меня, только когда я подошла совсем близко.

– Хорошая книга, – сказал он. – Вам известно, что в преступлениях, вызванных какой-либо сильной страстью, убийца всегда так или иначе демонстрирует свою патологию? По Волльмеру, автору учебника по криминалистке, если следователь объективно и внимательно проанализирует все вещественные доказательства: сопоставит брызги крови со струйками, большими и маленькими пятнами, лужицами; различные типы гематом и синяков с рваными ранами, возникающими, как правило, в результате ударов дубинкой, при которых кусочки кожи, тканей и сосудов глубоко заходят в кость, – а затем посмотрит на все с субъективной точки зрения убийцы, очень часто преступление, казавшееся ему загадочным и запутанным, предстает вдруг простым и понятным.

– Из чего вытекает, что, совершая преступление, следует сохранять возможно большее хладнокровие. Это имеет какое-то отношение к нашему разговору? Вы отыскали какое-то преступление в моем прошлом, которое на первый взгляд поражает вас своей запутанностью?

Он улыбнулся.

– У каждого в прошлом есть какое-нибудь преступление. Меня очень интересует кровь. Знаете ли, кровные узы, гены... То, что мама и папа передают своим отпрыскам. Может ли доброе чрево породить дурного сына, а дурное – доброго.

– Как бы мне хотелось, чтобы в моем присутствии перестали цитировать Шекспира. Неужели вы все думаете, что мы в Англии только и делаем, что разгуливаем в котелках и декламируем ямбические пентаметры? А в тяжелые дни утешаем себя сонетами о королевском семействе?

– Моя старая тетушка любила королевскую семью, – заметил Калеб. – Она жила в трущобах. Когда я в первый раз поехал в Лондон, то сказал ей: «Тетушка, я привезу тебе любую вещь, какую ты пожелаешь, кашемировую шаль, драгоценности, скажи, что ты хочешь». И она попросила фотографию королевы с автографом, сделанную где-то около 1959 года, ту, где она с собачкой-корги. Это был предел мечтаний моей тетушки. К несчастью, она уже умерла.

– Так же, как и собачки-корги.

– Вы смеетесь надо мной. Я видел их на фотографиях.

– Это всего лишь чучела.

Он рассмеялся. Отложил книгу. Бросил взгляд на матрац.

– Я просмотрела несколько отрывков из фильмов Проспера, – сказала я быстро. – И что же, по-вашему, я должна была в них обнаружить?

– Вы ничего не узнали?

Я покачала головой и почувствовала плеск убийственного виски у себя в мозгу.

– Вижу, вы не большая любительница кино. Тогда я подскажу вам то, что вы не сумели разглядеть в этих фильмах. Великий Проспер Шарма не более чем сплошной обман и надувательство. В нем нет ничего своего, ни крупицы. Так же, как у всех нас здесь, в Бомбейвуде, все его творчество порождено западным влиянием. Единственное его отличие от всех остальных в том, что он берет более достойные источники для заимствования. Выверяет и проверяет лучшими образцами. «Забриски-Пойнт» Антониони, «Похитители велосипедов» де Сика, «Незнакомцы в поезде» Хичкока...

– «Циклон» Мистри?