Д Чавчанидзе - Романтическая сказка Фуке

• Название: Романтическая сказка Фуке
• Автор: Д Чавчанидзе
• Жанр: Публицистика

---

Другу и товарищу в любви, страдании и смерти!

Для передачи в мир, рядом с большим терновым

кустом, на границе рассудка {*}.

{* Гофман В. Т. А. Крейслериана. Житейские воззрения Кота Мурра. Дневники. М., 1972. С. 62, Далее цит. по этому изд., с. в тексте.}

Читатель "Крейслерианы" может убедиться в полном сходстве героев Гофмана и Фуке ("твои слова могут стать моими мелодиями, а мои мелодии твоими словами") (С. 69). Это в сущности один и тот же образ романтика, для которого "нет в жизни ничего более скорбного, более губительно-ужасного, чем Юнона, превратившаяся в облако" (С. 66). Гофман нашел поразительно точные слова для того, что Фуке еще раньше попытался выразить в лице своего Иксиона. Это мироощущение всего позднего романтизма.

Как известно, в Крейслере воплотилась вся личность его создателя; позднее в письмах к Фуке он иногда подписывался: "Гофман, он же Крейслер". Трудно в такой же степени отождествлять Фуке с Вальборном, но можно утверждать общность жизненной и эстетической позиции двух писателей, их умонастроения и человеческих симпатий. Именно поэтому Фуке был близок к кругу Гофмана. Комментаторы последнего (за редким исключением {В частности, в комментариях в кн.: Hoffmann E. T. А. Die Serapionsbruder. Weimar, 1978. Bd. I. S. 626 - Фуке не указан среди прототипов.}) называют Фуке среди прототипов "Серапионовых братьев": это ироничный Лотар. Во всяком случае, он часто появлялся на "серапионовских" встречах в Берлине, часто принимал Гофмана, Шамиссо, Хитцига и других в Неннхаузене.

В числе близких знакомых Фуке были Рахель и Карл Август Фарнхаген фон Энзе. Неннхаузен посещали А. В. Шлегель и В. Гумбольдт. Владелица поместья, Каролина Фуке, сама писавшая рассказы и романы, по общему мнению критиков не заслуживающие внимания, поддерживала там атмосферу живых литературных контактов. Насмешливый Гофман отметил, что "роль хозяйки дома удается ей лучше, чем роль литератора" {Hoffmann E. T. A. Briefwechsel. Bd. II. S. 78.}. Биографы Фуке довольно много говорят о том, что он был подавлен энергией и властностью жены, к тому же, вероятно, еще и тем, что не имел своего состояния. Каролина не была для него "родственной душой", но смерть ее в 1831 г. он пережил тяжело, тем более что это был и конец Неннхаузена, всего заведенного Каролиной быта, А вскоре Фуке пришлось покинуть Неннхаузен, переехать в Галле, потом в Берлин. Дети Каролины от первого брака, как и общая дочь Мария, не примирились, с его новой женитьбой на женщине тридцатью годами моложе его, происходившей из бюргерской семьи и жившей в доме на положении компаньонки. Но этот брак вовсе не был счастливым. Альбертина Фуке родила двух сыновей (второго - через несколько дней после смерти мужа) и сделала еще один перевод "Ундины" на французский язык. В 1840 г. Фуке выпустил "Автобиографию", в которой попытался оценить прожитую жизнь. Итог этой жизни у многих вызывает иронию. Через десять лет после его смерти Грильпарцер писал, что теперь при имени человека, которого в Германии когда-то ставили рядом с Гете, "лица расплываются в насмешливой улыбке" {Grillparzer. Werke: In 3 Bd. Weimar, 1980. Bd. I. S. 223.}. В очерке Гюнтера де Бройна последняя глава названа: "Бедный Фуке". Столько трудившийся в литературе и не ставший большим писателем. Готовый отдать женщине все сердце без остатка и не нашедший счастья. Мечтавший о рыцарских подвигах и развлекавший в конце жизни королевский двор почтительно подносимыми сочинениями и оригинальными сценариями празднеств {См. воспоминания дочери писателя: Fouque Marie de la Motte. Vom Leben am preubischen Hofe, 1815-1852. B., 1908.}. Поистине действительность сильно ограничила все его мечты, как это часто случалось с романтическими героями, начиная с того, кого причислили к ним немецкие романтики, - с Дон Кихота. И то, что уже в немолодые годы Фуке должен был зарабатывать литературным трудом, пока не выручила пенсия Фридриха Вильгельма IV, который с юных лет чтил автора "Ундины" (так осуществилась в XIX в. заветная идиллия Средневековья: король наградил любимого певца, бедного рыцаря!), и то, что в последние годы своей жизни он много пил и январской ночью 1843 г. умер на лестнице своего дома, - все это немного напоминает судьбы тех, о ком любил писать Гофман: неудачников, смешных, но только не жалких.

Фуке всегда готов был помогать другим, всегда шел навстречу чужому таланту. Важная сторона его деятельности - издание журналов с целью широкой пропаганды творчества романтиков: "Времена года" ("Jahreszeiten", 1811, переданный затем Хитцигу), "Музы" (1812-1814), "Издание для женщин" ("Frauentaschenbuch", альманах 1815-1821), "В часы досуга" ("Fur mubige Stunden", 1816-1821), "Берлинские листки для немецких женщин" ("Berlinische Blatter fur deutsche Frauen", 1829-1830). Он писал предисловия к произведениям Шамиссо и Эйхендорфа. Он разыскал в 1826 г. приехавшего в Берлин Грильпарцера, чтобы свести его с берлинскими литераторами.

Художественное наследие Фуке еще не получило полного освещения в общей панораме немецкого романтизма. А. Шмидт утверждает, что оно нуждается в многотомной разработке {Schmidt A. Op. cit, S. 7-8.}. Столь же категорично Гюнтер де Бройн утверждает обратное: "...Фуке всегда оставался второстепенным писателем, но его вынесло на волне времени, которой соответствовал его стиль и в свете которой он смог выглядеть первостепенным" {Бройн Г. де. Указ. соч. С. 497.}. Надо согласиться с тем, что у Фуке заслуживает внимания не только "Ундина". И все-таки только "Ундина" обрела настоящий успех.

----

"Ундина" - единственное произведение Фуке, в котором ярко выразилась тенденция романтизма, сложившаяся еще в иенский период: увидеть жизнь глубже, чем позволяет реальное, лежащее на поверхности. Новый художественный фонд - средневековая поэзия и открытый усилиями гейдельбержцев фольклор помогал найти средства, чтобы воспроизвести эту глубину, "безликое вочеловечить". Так заявляло о себе настойчивое стремление нового века возродить тот синтез зримого и "подозреваемого", который в ходе развития рационализма распался на понятия естественного и сверхъестественного.

Поэтическое наследие Средних веков, не знавших такой дифференциации, оказывалось для этого прекрасным образцом - в понятия христианского чуда в свое время мощной струей влились дохристианские представления. И если католические догмы в бурную романтическую эпоху переосмыслялись, иногда идеализировались, приспосабливались для понимания усложнившегося мира, то "натурфилософия" раннего Средневековья органически вписывалась в представление романтиков об "универсуме", предполагавшее единство духа и материи. Мифологизированное мировосприятие в той или иной мере разделяли романтики других стран. Так, откликаясь на повесть Фуке, Скотт писал: "Сама по себе вера в сверхъестественное, при том, что она может выродиться в суеверие и нелепость... тесно связана с закономерностями самой природы человеческой, которые подсказывают нам, что... тут же по соседству с нами и вокруг нас существует некий призрачный мир, устои которого недоступны людскому разуму" {Скотт В. Собр. соч.: В 20 т. М.; Л., 1963. Т. 20. С. 602-603}.

Характерной особенностью философского мышления была идентификация человека и природы. Стоит задуматься над тем, что похвалу "Ундине", приведенную выше, Гете заключил словами: "Конечно, это был превосходный материал, и нельзя даже сказать, что поэт извлек из него все возможное, но тем не менее "Ундина" очень мила" {Эккерман И. П. Указ. соч. С. 259.}. Что подразумевал он под "превосходным материалом" - угадать трудно, но возможно, именно феномен природы со всей сложностью ее структуры, где значительную часть составляет человек. В том же 1828 г., к которому относится отзыв Фуке, Гете мог всерьез говорить, что он общается с виноградными лозами: "...они нашептывают мне интереснейшие мысли, да и вообще я мог бы порассказать вам о них много диковинных историй" {Там же. С. 255.}. Как и для романтиков, для него не подлежал сомнению изначальный контакт между материально сущим и духовным, природным и собственно человеческим, их взаимная открытость и взаимная отзывчивость.

Разумеется, гетевские строгие воззрения ученого-естествоиспытателя отличались от романтического представления об "универсуме". В частности, напряженность контакта человека и стихии (при его абсолютной необходимости и неизбежности) он мог представлять себе и как трения между такими составными стихийной сферы, как суша и вода (последнее прямо связано с темой "Ундины"): "...суша постоянно хочет подчинить себе воду и заставить ее затвердеть в виде земли, скалы или льда, хочет сделать ее своей принадлежностью. Столь же беспокойно стремится и вода разорвать сушу, которую она неохотно покидает, в своей бездне" {Goethos Werke. Hamburg. 1906. Bd. XIII. S. 309.}. Символика воды в поэтическом творчестве Гете разнообразна {См.: Loeb E. Die Symbolik des Wasserzyklus bei Goethe. Padeborn; Wien, 1967.}, может быть, и в силу этого "Ундина" не до конца удовлетворяла его.

Однако на примере Фуке можно убедиться, что, развиваясь от Средних веков, натурфилософская мысль закрепилась в романтизме не только учением Шеллинга. Ею проникнуты написанные в 1825 г. новеллы "Софи Ариэль" и "Карлик и Фьяметта", хотя здесь из-за невысокого художественного уровня эта мысль звучит слабее, чем в "Ундине". В романе "Волшебное кольцо" (1813) природа, воплощенная в образе морского царя, регулирует человеческие дела и проблемы. Более чем за десять лет до Фуке то же самое представил Новалис в романе "Генрих фон Офтердинген", притом с несравненной широтой философского осмысления. Нельзя не согласиться с Гюнтером де Бройyом, который, сопоставляя эти два произведения, низводит "Волшебное кольцо" до уровня тривиальной романтики {Бройн Г. де. Указ. соч. С. 498.}. Но в нем живее, чем у Новалиса, передана взаимная ностальгия природы и человека - в оригинальной вставной новелле о любви молодого рыцаря к волчице, девушке-оборотню: невозможность счастья доводит юношу до гибели, а ответом его чувству навеки остается тоскливый ночной вой волчицы над его могилой. Эта едва ли не самая поэтичная страница романа свидетельствует, как горячо убежден писатель в существовании связи между жизнью людей и тем, что скрыто в природе. А. Шмидт с полным основанием замечает о Фуке, что ревностный евангелист "по своей натуре подсознательно был изрядным язычником" {Schmidt A. Op. cit. S. 189.}.