Михаил Лялин - Солдаты армии Трэш

• Название: Солдаты армии Трэш
• Автор: Михаил Лялин
• Жанр: Контркультура
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-8370-0457-5

Эта книга для тех, кто любит кровавые драмы. Герои романа Лялина – молодые люди, родившиеся в предместьях мегаполиса. Задавленные своей бедностью и равнодушием окружающих, они объявляют войну миру, в котором оказались чужими и ненужными. Они ненавидят большой город, ненавидят его жителей, убивают всех без разбора – имущих и неимущих, старых и молодых, – оправдывая свою жестокость пустой человеконенавистнической идеологией.

---

I. Получается, будто ты бьешь как бы и рукой, и бутылкой одновременно, сила, а главное, эффект от удара возрастает многократно;

II. После того как ты разобьешь бутылку об голову своей цели, можно защищенной рукой сразу вдавить сотню мелких и не очень стеклышек в башку противника еще до того, как он потеряет сознание. Этими двумя преимуществами удара плашмя я и воспользовался.

Я сразу с силой вдавил в нигерский череп мириады стеклянных осколков, и оттуда потекла густая, будто ягодное варенье, кровь. Внутри разлилось победоносное ликование над вырубленным с одного удара противником. Мне казалось, что я вымещаю всю ярость, которая скопилась за последние недели во мне: и за Тесака с его Катей, и за Прыща с его страхами, и за Рубаку с его дружками-придурками. Я стоял над распростертым на земле телом нигера и… не чувствовал ничего. Да, да!!! Я вообще ничего не чувствовал: ни удовлетворения, ни злости, ни страха. Абсолютно ничего! Ничего, даже внутренний оркестр молчал. Только масштабная пустота космоса наполняла все тело, мозг безмолвствовал. Я стоял и в ужасе от этих ощущений вращал глазами: с жертвы – на бегущих и орущих ребят, со скованного ужасом лица Тесака – опять на нигера в круге от уличного фонаря.

И только когда рядом пробежал Напалм, до меня стала доходить реальность всего происходящего. Я услышал вой ментовских сирен. СУКИ! Ни одно творение довести до конца не дадут!

23–24.11.02, побег, поздний вечер

Я обернулся и за долю секунды определил сложившуюся обстановку: ментовской козлик повернул с проспекта в дорожный карман и движется на всех порах в направлении меня, друганы мои делают ноги и бегут вглубь района, дабы там укрыться, а я, как лох, стою до сих пор в круге уличного света. Но я-то знаю, как я бегаю, а вот менты этого наверняка не предполагают. И я рванул… Рванул за другами моими, и уже секунд через пятнадцать обогнал их всех и возглавил побег. Сирена козлика все выла и выла за спиной, но звук до меня доходил уже отраженный от пары-тройки строений, вокруг которых мы немного попетляли. У нас явно в запасе есть с полминуты: пока долбоебы остановятся, пока проверят, жив ли нигрилла, пока вызовут подмогу или даже оцепят район… Причин мелькало много в голове, но единственный стоящий вопрос звучал так: как нам как можно эффективнее использовать полученный задел во времени? И тут на меня снизошло настоящее озарение. Будто сам Господь сошел с небес и заложил мне в голову зерно идеи, которая могла нас спасти. Я поблагодарил Бога за этот еще один великолепный день и ускорил бег до максимума.

Дело в том, что, насколько я знал, Напалма наградили такой кличкой не только за то, как быстро он умел отливать в самых для этого неподходящих местах. Его звали Напалмом еще задолго до проявления этой странной привычки. Просто он умел споро и без напряга вскрыть тачку. Ну, естественно, ту, которая постарее и не напичкана кучей электроники. Поэтому моя голова родила отчаянно красивую, но и одновременно опасную на все сто процентов идею: а что если воспользоваться чужой тачанкой, дабы уйти от преследования?

Мы преодолели почти целый квартал и вышли к парку Политехнического университета. Погонею в воздухе не пахло, чувствовалась какая-то тяжелая, повисшая в воздухе, как пауза перед трагическим финалом в опере в форме одинокой ноты скрипки, напряженность. Я оглядывался по сторонам, пока ребята перелезали через ограду. Вокруг не было ни одной подходящей для угона машины.

Земля в парке походила на разметеленную сотнями ног жижу. Мы еле переставляли ноги в этой грязище. Серый с Тесаком пару раз грохнулись на землю и теперь напоминали хреново вылепленных из глины истуканов. Смеяться над ними не было времени, я старался сосредоточиться полностью на своих шагах по топкой жиже, Рубака, порвавший на ограде свою кожанку, материл тихонечко каждый квадратный метр земли парка, куда ступала его нога, Напалм то ли сильно призадумался, то ли обосрался от страха. Мы миновали большую, похожую на водонапорную башню лабораторию. Мгла окутывала почти всю верхнюю часть башни, но мое воображение рисовало тонкий, словно иголка, шпиль, утыкающийся в грозное осеннее небо, высокий сводчатый потолок, ряд больших, от пола до потолка, оконных рам по всему периметру, почерневшую от старости круговую кладку красного кирпича. Для большей художественной выразительности не хватало лишь сияющих в разрывах неба молний и дождя стеной. Но, к сожалению (или к счастью), грозы для петербургского ноября нехарактерны!

Темп побега значительно упал. Теперь мы просто шли. Грязища под ногами, липкая и жидкая, сменялась собачьими фекалиями настолько огромными, будто вместо анального отверстия в один-два сантиметра у тварей – настоящее гаубичное дуло диаметром в сто двадцать восемь миллиметров. Чавканье ботинок сопровождалось трехэтажным матом. Складывалось такое ощущение, будто вовсе мы и не спешили, а, поминутно выдергивая из топи дерьма ноги, как роботы, совершая свои медленные и размеренные шаги, осваивали топи. Хотя днем шел снег, земля начала только-только застывать от легкого морозца. Если бы небо очистилось, подумалось мне, наше продвижение стало бы куда легче. Мороз прохватил и прихватил бы тогда грязищу, мелкие лужицы застыли под коркой тонкого льда, правда, крупные и глубокие так и остались бы стоять, но все же было бы легче!

Наконец мы вышли из парка, оставив позади новодельную церквуху и пару корпусов Политехнического университета. Внутри меня все молчало, но я чувствовал какое-то зерно тревоги, которое было посеяно погоней, – так просто менты от нас не отстанут, мы же, бля, культурная столица, тем более юбилейный год как-никак на носу, им поэтому положено строго пресекать все случаи расизма, а то как же все флаги в гости будут к нам? Ни хухры-мухры тебе, мечта Петра!.. Может, для кого-то эта идея остается ведущей, для меня юбилей – всего лишь еще один шанс через официальные источники слить нешуточные бабки. Меня уже заебали эти рыла по ящику, ежесекундно себя убеждающие, что все под контролем. Ведь ни хуя не готово! И главное, что не будет готово! И город наш никогда не был и не будет культурною Европейскою столицею, так как он всегда был и останется неким сублимационным уродом третьей стадии перегонки в перегонном кубе. Хромой горбун с бельмом на полтора глаза, который игнорирует все происходящее вокруг. Хренов единоличник! Речи хуетрясов и пиздоебов с экрана не могут заставить полюбить то, что в принципе нельзя по природе вещей любить. Эти рыла и сами не верят в то, что говорят, но побаиваются быть оторванными раньше времени от городской кормушки, как трехнедельные телята от мамки. Они сосут и, отсасывая, не сплевывают, от этого у некоторых особо ловких проступает по три с половиной подбородка. Они купаются в собственных речах, а хуетесы-газетчики, решившие стать независимой прессой с собственным мнением, облизывают их словесные изречения в утренних новостях, будто дешевая проститутка, которой дали пятьсот долларов за «хомяка»[2]. Они отсасывают, не сплевывают и глотают, а потом высранным дерьмом устилают свои газетные заметки… Cрать я хотел на это обосранное правительство хуетесов и пиздоболов! Хуй вам! Я слишком много и долго терпел, и теперь у меня, как и у других людей моего поколения, есть право послать вас на хуй! Дерьмо на вас!

На площади перед станцией метро «Политехническая» было пустынно и темно. Я огляделся (23:28). Тишина. Где-то в центре парка бушует ветер в ветвях высоких тополей. Мы спокойно переходим на другую сторону дороги и направляемся вглубь, стараясь затеряться между домов. Все грязные, потные и злые до усрачки. Я думаю, слишком все спокойно и тихо. Как бы ментура не «ввела план “Перехват”, который результата не дал». Я спокоен, предельно спокоен и сосредоточен на единственной цели – найти машину. Я гляжу на Напалма и подбадриваю обмякшее тело репликами вроде «Давай! Давай!». Я понимаю, слишком дорогую цену мы заплатили за мою выходку и нешуточно выдохлись. Поэтому я также понимаю, надо срочно найти подходящую тачку.

Наконец, в полной заднице, в уютно-скромном Воронцовом переулке я вижу цель – старый Opel Record восьмидесятых годов. Я говорю:

– Напалм, я думаю, пришло время проявить себя, – и продолжаю: – Даю тебе тридцать секунд.

Он смотрит исподлобья, и я замечаю катящиеся градины пота, резко вздымающуюся и опускающуюся грудную клетку. Он мертвецки устал. Я знаю это, потому что сам еле держусь на ногах. Неожиданно Напалм резким движением расстегивает свой «пилот» и достает из внутренних пространств куртки длинную и плоскую железную полоску. Проходит мимо, ничего не говоря. Пока он ковыряется с тачкой, я осматриваю свою армию: все потные и слегка напуганные. Я думаю, что надо бы подбодрить их речевкой, но тут же бросаю эту идею и сам пытаюсь оценить все наши шансы и возможности. Шанс у нас один – уйти от преследования. Возможность единственная – уйти от погони на Opel’е. Вот такая, бля, радостная перспектива.