Ярослав Голованов - Королев: факты и мифы

• Название: Королев: факты и мифы
• Автор: Ярослав Голованов
• Издательство: «Наука»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-02-000822-2

Книга известного журналиста Ярослава Голованова посвящена родоначальнику отечественной практической космонавтики Сергею Павловичу Королеву. Это наиболее полная биография некогда засекреченного легендарного Главного конструктора. Автор работал над книгой 26 лет. В нее вошли многочисленные свидетельства близких, соратников, родных СП. Королева, неопубликованные документы и уникальные фотографии (из личного архива автора).

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

Председатель комиссии – генерал Каманин – вызывает первого экзаменующегося.

– Старший лейтенант Гагарин к ответу готов.

– Занимайте свое место в тренажере. Задание – нормальный одновитковый полет.

И снова, как тогда в сборочном цехе у Королева, он первым сел в макет корабля...

Через много лет член этой экзаменационной комиссии Семен Михайлович Алексеев показал мне старую записную книжку, в которой он помечал ответы космонавтов знаками плюс и минус. «Крестики» стояли рядом с фамилиями: Гагарин, Титов, Нелюбов. «Палочки» – Николаев, Попович, Быковский. Вторая группа космонавтов сдавала экзамены 4 апреля 1961 года, накануне отлета первой группы на космодром. Оценку 5+ Алексеев поставил Комарову и Леонову. Просто 5 – Аникееву, Волынову, Филатьеву и Шонину. Беляев, Горбатко, Рафиков и Хрунов, по мнению Алексеева, заслужили 4. Карташова и Варламова уже списали медики. Бондаренко погиб.

Гибель Валентина Бондаренко была тайной первого отряда наших космонавтов в течение четверти века. Только весной 1986 года в Известиях, получив поддержку на уровне членов Политбюро и преодолев сопротивление всевозможных цензур, напечатали мой рассказ об этой трагической истории.

Валя Бондаренко был самым молодым в отряде – 24 года. Согласно утвержденному расписанию тренировок второй группы, 23 марта 1961 года он заканчивал десятисуточный эксперимент в сурдобарокамере, где его, как и других космонавтов, испытывали одиночеством и тишиной. В тот день он работал при пониженном давлении, что компенсировалось избытком кислорода. Сняв с себя датчики после медицинских проб, Валентин протер места их крепления ваткой, смоченной в спирте, и не глядя бросил эту ватку, которая упала на спираль включенной электроплитки. Плиткой пользовались для подогрева пищи, – увы, в испытательных стендах и тренажерах тогда было еще немало несовершенств. В перенасыщенной кислородом атмосфере пламя мгновенно охватило тесное пространство сурдобарокамеры. На Валентине загорелся шерстяной тренировочный костюм, но он не сразу подал сигнал тревоги на пульт, пробовал сам сбить пламя. Дежурный врач Михаил Александрович Новиков сразу открыть герметичную дверь, не выравнив давления снаружи и внутри, не мог. На все это требовались лишние секунды. А их не было. Когда Валентина вытащили, он был еще в сознании, все время повторял: «Я сам виноват, никого не вините...» Восемь часов врачи боролись за его жизнь, но спасти Бондаренко не удалось: он погиб от ожогового шока. Похоронили его на родине, в Харькове, где жили его родители. А жена Аня и пятилетний сын Сашка остались в Звездном городке. В архиве ВВС я читал выписку из приказа: «Обеспечить семью старшего лейтенанта Бондаренко всем необходимым, как семью космонавта. 15.4.61. Малиновский».

Бондаренко я не знал. О нем мне рассказывали его товарищи по отряду. Это был славный, незлобивый парень, выросший в простой работящей украинской семье.

Окончив в 1954 году школу в Харькове, добровольцем ушел в армию, поступил в военное авиационное училище, мечтал стать военным летчиком и стал им. Потом был отобран в отряд космонавтов и с конца апреля 1960 года приступил к занятиям. В отряде его любили за добродушную расположенность к людям. «Прозвище ему дали – „Звоночек“, – рассказывал Павел Попович, – а вот почему „Звоночек“ – не помню». «Он хорошо играл в футбол, – добавил Алексей Леонов, – а в настольный теннис Валентина в нашем отряде никто обыграть не мог. Никогда не обижался на дружеские розыгрыши, если „покупался“, смеялся вместе со всеми. А когда у человека чувство юмора распространяется и на самого себя, это, как правило, хороший человек». «Порой Валентин мог вспылить, но без злости и обиды, – вспоминает Георгий Шонин, который некоторое время жил с Бондаренко в одной квартире. – Буквально на мгновение взорвется и тут же покраснеет, застесняется за свою несдержанность. Я всегда восторгался его самоотверженностью и решительностью. Меня до сих пор знобит, когда я вспоминаю, как он взбирался по водосточной трубе на пятый этаж к стоявшему на подоконнике ребенку, рискуя ежесекундно свалиться вместе со скрипящей трубой... Валентин очень любил своего отца. Он гордился им, бывшим партизанским разведчиком. Вечерами, когда мы выходили на балкон подышать перед сном, он много и интересно рассказывал о нем, прерывая вдруг себя вопросом:

– Я тебе говорил, что папаха моего батьки лежит в музее партизанской славы?»

Юрий Гагарин не смог похоронить своего товарища: вскоре после гибели Бондаренко он и другие космонавты «из шестерки» вылетели на Байконур – в космос уходил последний беспилотный «Восток».

Когда стало ясно, что первым командиром космического корабля станет Юрий Гагарин? Строго говоря, только после утверждения его на заседании Государственной комиссии 8 апреля 1961 года. Влияли ли результаты экзаменов на это решение? Влияли. Но вряд ли именно экзамены имели решающее значение для выбора, потому что все космонавты доказали комиссии, что в том объеме, в котором им положено было знать корабль, они его знали, так что «минусы» Алексеева были довольно субъективны. Физическое здоровье также уравнивало всех кандидатов. Лидеры внутри отряда определились: Гагарин и Титов. Но кто из них будет первым? Личные дела двух летчиков стала разбирать специальная мандатная комиссия. Ведь первый должен был в какой-то степени олицетворять эпоху, быть символом своего времени и своей родины. Подобное рассмотрение – явление чисто советское. Ход мыслей и логика оценок мандатной комиссии подчас весьма причудливы, а глубина анализа столь велика, что иногда хочется воскликнуть: «Господи! Помилуй! Да какое же все это имеет значение??!!»

Оба космонавта были русскими. Но Гагарин из Гжатска, со Смоленщины – исконной российской земли, а Титов – с Алтая. Алтай тоже, конечно, не Никарагуа, но все же нет в нем тех исторических корней, которые есть в Смоленщине. И почему у первого космонавта, русского человека, не русское имя: Герман? Отец любил Пушкина и назвал сына в честь героя «Пиковой дамы»? То, что любил Пушкина, это хорошо, но ведь не станешь всем объяснять, кто такой был Герман, а если человек вообще не читал «Пиковую даму»? Юрий – лучше. Понятнее. Оба паренька деревенские. Но то, что Гагарин учился в ремесленном училище на формовщика-литейщика и закончил школу рабочей молодежи, как бы приобщало его к рабочему классу. Гагарин олицетворял союз серпа и молота. Даже то обстоятельство, что у Юры были две дочки, а маленький сынок Германа умер вскоре после рождения и детей тогда у него не было, тоже было отмечено мандатной комиссией. Объясняя выбор Юрия Гагарина, Герман Титов правильно пишет: «Есть что-то символическое в жизненном пути и биографии Гагарина. Это – частичка биографии нашей страны. Сын крестьянина, переживший страшные дни фашистской оккупации. Ученик ремесленного училища. Рабочий. Студент. Курсант аэроклуба. Летчик. Этой дорогой прошли тысячи и тысячи сверстников Юрия. Это дорога нашего поколения...»

Фотографии Юры и Германа Евгений Анатольевич Карпов возил в оборонный отдел ЦК, показывал товарищам: Алексею Петровичу Узкову, Николаю Андреевичу Миронову, Борису Александровичу Строганову и самому Ивану Дмитриевичу Сербину. Все молча и очень серьезно разглядывали портреты, переводя глаза с фотографии военной на фотографию цивильную и обратно: кандидаты были сняты в двух вариантах. Потом Иван Дмитриевич Сербин показал эти фотографии Фролу Романовичу Козлову, секретарю ЦК, тогда – второму человеку в государстве. Потом Фрол Романович понес их Никите Сергеевичу. Тот посмотрел и сказал:

– Оба парня отличные! Пусть сами выбирают!

Эти слова Фрол Романович повторил Ивану Дмитриевичу, а Иван Дмитриевич – Евгению Анатольевичу. Теперь можно было сказать, что «вопрос согласован на высшем уровне».

– После пуска Звездочки я подумал, что первым полетит Гагарин, – вспоминал Валерий Быковский. – Он первым сдавал экзамены, на него примеряли скафандр, кресло, подгоняли привязные ремни. Правда, они с Германом были очень похожи по телосложению, разве что Юра чуть поплотнее, но все-таки по каким-то мелким штрихам, например по тому, как спрашивали его, что он любит, а что нет, когда готовили тубы с питанием, по тому, как обращались к нему Карпов, Каманин, можно было судить, что Юра, скорее всего, будет первым...

– Впервые я почувствовал, что полетит первым Гагарин, перед отлетом на космодром, – вспоминает Герман Титов. – Мы ездили тогда в Москву: на Ленинские горы, потом на Красную площадь, к Мавзолею. И я заметил, что фотокорреспонденты и кинооператоры больше других снимают Юру. И подумал: «Значит, все-таки Юра...» Хотя ничего еще не было решено, и я, конечно, надеялся, что первый полет могут доверить и мне...

В Звездном состоялось партийное собрание. На повестке дня – один вопрос: «Как я готов выполнить приказ Родины». Слово взял Гагарин.