Димфна Кьюсак - Солнце – это еще не все

• Название: Солнце – это еще не все
• Автор: Димфна Кьюсак
• Издательство: ИЗДАТЕЛЬСТВО ЦК ВЛКСМ „МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ”
• Жанр: Современная проза
• Год: 1968

Роман Димфны Кьюсак посвящен проблеме иммиграции в Австралию и проблеме нацизма.

---

Прорезав трехсторонний разговор между отцом, тетей Элис и фон Рендтом, она сказала Иоганну:

– Как вы себя чувствуете теперь, когда ваш спутник доставил вас на Луну?

Уголки его рта чуть-чуть дрогнули.

– Именно так, благодарю вас.

– Элизабет! – воскликнула Элис. – Разве можно говорить подобные вещи гостю? Послушать тебя, так Австралия – это… это какая-то заграница.

– Но для него она и есть заграница.

– И еще какая, – согласился Иоганн.

– Он скоро избавится от этого ощущения, – поспешил вмешаться фон Рендт. – Вы, австралийцы, так гостеприимны, что мы быстро осваиваемся и начинаем чувствовать себя как дома.

Лиз поглядела на него с легкой иронией.

– Хотела бы я знать, действительно ли вы так думаете или это еще один способ дать нам понять, какие мы прекрасные люди.

– У меня вовсе нет необходимости давать вам понять, какие вы прекрасные люди, мисс Элизабет. Ведь вы в самом деле прекрасные люди. У меня вовсе нет необходимости хвалить австралийцев за то, что они гостеприимны. Они в самом деле гостеприимны. Иоганн вскоре сам убедится в этом, да он уже и теперь видит, насколько это верно – ведь вы позволили мне привести его к вам, едва он приехал в Сидней.

– Вы хорошо доехали? – любезно спросила Элис тоном чрезвычайной заинтересованности, чтобы искупить анатомический подход Лиз.

– Да, благодарю вас.

– А какой была погода?

– В некоторых местах холодной, а в других жаркой.

– А море?

– Тихим и бурным.

В смехе фон Рендта проскользнуло раздражение.

– Мой юный племянник, по-видимому, не очень разговорчив. Я его еще мало знаю и не могу сказать, объясняется ли это застенчивостью или природной молчаливостью. Отец его был очень молчалив.

– Вы молчаливы? – осведомилась Лиз.

– Это зависит от одного обстоятельства.

– А именно?

– Есть ли мне что сказать.

– Как это хорошо! Мне нравятся люди, которые говорят только тогда, когда им есть что сказать.

– Я что-то не замечал, чтобы ты культивировала эту добродетель в себе, – вставил Мартин, и Лиз сделала ему гримасу.

– Но что именно сказать, мисс Элизабет? – спросил фон Рендт своим поддразнивающим тоном.

– Что-нибудь осмысленное.

– А что вы называете осмысленным?

– Ах, Лиз презирает то, что она называет светской болтовней, – поспешно вмешалась Элис. – Моя мать часто повторяла, что Элизабет – антиобщественная личность.

– Не антиобщественная, а внеобщественная, – поправила Лиз.

– В это трудно поверить, когда речь идет о столь очаровательной барышне, имеющей к тому же перед собой пример столь очаровательной тетушки. А я так надеялся, что у нее и у Иоганна найдутся общие интересы.

Лиз и Иоганн настороженно посмотрели друг на друга.

– Вы антиобщественны или внеобщественны? – спросила Лиз.

– И то и другое.

– Отлично.

Они обменялись улыбкой.

Зазвонил телефон, Лиз вскочила, но Мартин остановил ее жестом и сказал:

– К твоему сведению, я ведь тоже живу здесь. Наверное, это звонок, который я жду из Мельбурна.

Он закрыл за собой дверь кабинета. Фон Рендт пересел поближе к Элис, и его голос понизился до нежного шепота.

Лиз взглянула на Иоганна и неожиданно спросила:

– Почему вы приехали в Австралию?

Он посмотрел куда-то за ее плечо, словно желая уклониться от ответа.

– Большинство студентов моего возраста хотят путешествовать, а мне представилась такая возможность.

– Значит, вы поехали, только чтобы поехать?

– Опять я должен ответить: и да и нет. Если я найду то, чего ищу, я останусь здесь. А если не найду, уеду куда-нибудь еще.

– А чего вы ищете?

– Не знаю.

Он посмотрел ей прямо в глаза, и неожиданно оба рассмеялись.

Мартин, вернувшись, пробормотал какое-то вежливое извинение, но остался стоять с озабоченным лицом.

– Какой вы занятый человек! Ваши клиенты преследуют вас даже дома. Я бы рассердился на них, если бы не понимал, что это должно быть очень важное дело.

Лиз сказала с откровенным удивлением:

– Но ведь вы же сами поступили именно так!

– Ах, Элизабет, как ты можешь говорить такие ужасные вещи! – с негодованием вскричала Элис. – К мистеру фон Рендту это никак относиться не может!

– Благодарю вас, мисс Белфорд, за ваше заступничество, но она права: я вторгся в ваш дом самым непростительным образом.

– Не обращайте внимания на мою дочь. Она совершенно одурманена формальной логикой и все превращает в силлогизмы. Порой, когда предметом своих силлогизмов она избирает меня, я начинаю сомневаться в собственном существовании.

– Позвольте заверить вас, сэр. что вы действительно существуете. А для новичков в вашей стране существование человека, подобного вам, готового заниматься проблемами, с которыми нам приходится здесь сталкиваться, настолько важно, что, на мой взгляд, в новогоднем наградном списке вас должна ожидать особая награда. Видите, до какой степени я уже стал австралийцем.

– Не говорите папе о наградах, или он ощетинится. Он считает, что добродетель – сама себе награда.

– Благороднейшее убеждение, с которым я могу только от души согласиться, но это не помешает мне сказать, что мы – я и очень многие мои сотоварищи-иммигранты – почитаем его за то, что он сделал и продолжает делать.

Мартин пожал плечами, стараясь скрыть смущение.

– Налей мне еще кофе, Элис, пока эта лесть не окончательно вскружила мне голову.

«И все-таки ему приятно, – подумала Лиз. – Может быть, это ему требуется так же, как тете Элис. Может быть, все „старички“ нуждаются в таких духовных подпорках, хотя это вызвало бы только раздражение у меня, у Лайши, у Младшего Мака, Дональда и, вероятно, у Иоганна».

Фон Рендт продолжал с глубокой серьезностью:

– Это не лесть, уверяю вас. Это правда, и только правда. Я еще не настолько ассимилировался, чтобы подобно вам, австралийцам, говорить «терпимо» вместо «очень хорошо» или «бросьте», когда мы выражаем вам свою благодарность.

– А «чего там»? – вставила Лиз. – С «чего там» вам еще не пришлось познакомиться?

– Я думаю, что знаком с большей частью ваших восхитительных идиоматических выражений, но они еще не вошли в мой активный словарь и, боюсь, никогда не войдут. Английский язык я начал изучать слишком поздно и, так сказать, слишком педантично. Возможно, у моего племянника дело пойдет лучше, – он поглядел на Иоганна, но тот промолчал.

Фон Рендт сложил кончики пальцев.

– А теперь, может быть, вы простите мне мою смелость, если я приглашу вас всех как-нибудь пообедать с нами? Может быть, мы пообедаем и потанцуем? Или пообедаем и потом поедем в театр?

– Ах, это было бы чудесно! – Элис умоляюще посмотрела на брата и Лиз. – Правда, Мартин?

– На меня не рассчитывайте, – твердо сказал Мартин. – Не говоря уж о том, что я не танцую и не люблю театров, мне только что позвонили и предупредили, что я должен лететь завтра в Мельбурн с первым же самолетом. Я вернусь не раньше чем через десять дней, а возможно, и позже.

– Мартин! А балет? – воскликнула Элис.

– Отдай мой билет Карен, ей это будет интересно, – он посмотрел на фон Рендта, потом опять на Элис. – Я прошу извинения, но боюсь, моей сестре нужно будет сегодня собрать мой чемодан.

Фон Рендт встал.

– В таком случае мы не будем мешать вашим сборам.

Он взял руку Элис и задержал ее в своей.

– Но, может быть, мы сходим куда-нибудь вчетвером? Хорошо? Пожалуйста, скажите мне, что вы предпочитаете. Могу я зайти завтра вечером? Мне еще не поставили телефон, но один член парламента обещал, что его поставят на той неделе.

«Да» Элис прозвучало, как вздох, и он наклонился к ее руке.

– Вы играете в теннис? – спросила Лиз у Иоганна, когда он встал.

В первый раз Иоганн как будто оживился.

– Да, играю.

– Так, может быть, вы согласитесь быть у нас четвертым по утрам, пока папы не будет?

– С большим удовольствием.

– Так, значит, завтра в половине седьмого, ладно? Как промажете по мячу, так мы и начнем портить ваш английский язык.

Она улыбнулась ему своей широкой улыбкой. Эта улыбка, как и ее слова, показывала, что она допустила Иоганна в таинственный юный мир, который не признавал расовых различий и власти кастовых традиций.

Когда они переехали улицу, Иоганн молчал, а фон Рендт громко говорил по-английски:

– Чудесный вечер. Очаровательная семья. Типичное австралийское гостеприимство.

Его голос далеко разносился по тихому Уголку. Иоганну было очень неловко: а что, если дядю услышит кто-нибудь посторонний?

Фон Рендта, по-видимому, такая возможность вовсе не смущала, однако он умолк, едва они вошли в свою калитку. Он молча прошел за угол дома к наружной лестнице, которая вела в их квартиру, молча повернул ключ в английском замке, затем посторонился, придерживая дверь, и сделал Иоганну знак войти.

– Нет, нет! – настойчиво сказал он, когда Иоганн хотел было пропустить вперед его.