Элисео Диего - Дивертисменты

• Название: Дивертисменты
• Автор: Элисео Диего
• Издательство: Известия
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1986

Это издание впервые знакомит читателя с прозаическими произведениями Элисео Диего, отобранными из трех сборников прозы известного кубинского поэта. В рассказах, фантастических историях, миниатюрах, составляющих книгу «Дивертисменты», нашли поэтическое воплощение и философское осмысление темы жизни и смерти, детства, уходящего времени и человеческой памяти.

---

Сегодня вечером или никогда. Больше я ждать не буду. Мой план, хотя и отчаянный, в общем-то реален. Гонсало несомненно был охвачен священным ужасом, но, кроме того, он испугался, просто испугался. Я тоже испытываю священный трепет, но страх как-нибудь пересилю. Другие не пробуют вынести этот голос, потому что сразу убегают, отвергая даже мысль о его существовании, а я, наоборот, буду продвигаться вперед. Маленький успех, которого я таким образом добьюсь, позволит мне подняться по лестнице и затеряться в колоннах портика, а потом среди руин парка, неважно, если я упаду – для задуманного мною достаточно будет того, что я войду, пусть даже и не представ перед ним. С другой стороны, есть и вдохновляющий меня прецедент, хотя бы на ужасающем расстоянии от наших дней (я решаюсь лишь на беглую подсказку: вспомните, что случилось с одним из ангелов, и упоминаю я об этом лишь для того, чтобы убедить себя: схватка возможна!)

В нескольких шагах от пустынных кварталов улица будет петлять как всегда. Кто-нибудь случайно повернет голову и увидит одинокую фигурку человека, взбегающего по безлюдной лестнице. Его жест должен властно привлечь внимание. Я заставлю их вернуться в пустынный центр. Я удовольствуюсь и этим.

Улица Химеры

«Мне никогда не снились, – сказал он, – из ряда вон выходящие сны. Хоть бы раз приснилось какое-нибудь необычное приключение – и простое ни разу не приснилось. Снятся мне только места. Да и в них тоже ничего романтичного, никаких там замков или подземелий, джунглей или бурных рек. Места, которые я вижу во сне, – просто места, которые вполне могли бы встретиться наяву. Но только в тысячу раз интересней, сказать вернее, в тысячу раз привлекательней».

Спичка наконец испустила дух, лениво задымила сигара, человек с наслаждением откинулся на спинку кресла.

«Оба положения, – заявил он со странной педантичностью, совершенно неуместной, но с некоторых пор неискоренимой в нем, – оба положения подтверждаются следующим прелюбопытным совпадением: время от времени приснившиеся мне места возникают, а вернее, вторгаются в жизнь».

Официантка, розовощекая толстушка, прервала на этом месте его сообщение, осторожно поставив на мраморный столик две покрытые пеной кружки пива. Рассказчик улыбнулся – они не первый год были знакомы – и приготовился продолжать, но она, тихонько причмокнув, воскликнула с сожалением: «Профессор порезался!» Несколько озадаченный профессор вспомнил, что на его левой руке, почти на конце указательного пальца, была плохо затянувшаяся ранка. «Не стоит внимания», – сказал он, пожав плечами и пряча под стол объект вялого профессионального интереса, выказанного его другом-врачом. Между тем официантка скрылась в темной комнатенке за прилавком.

«Эти места, – продолжил профессор, нахмурив брови, – вполне могли или должны были бы существовать в нашем квартале, а наталкиваешься ты или не наталкиваешься на них – зависит от какого-нибудь случая, не такого уж и невероятного, если вдуматься. Например, знаете ли вы – а ведь ваш кабинет расположен рядом с моим домом, – знаете ли вы улочку под названием Химера? – И так как тот отрицательно покачал головой, благосклонно продолжил: – Конечно, не совсем достойно ошарашивать названием, на которое сам набрел случайно, впрочем, спроси я у вас об улице 32-В, думаю, ответ был бы схожим… Так вот, когда вы пройдете по ней, а вы не станете отрицать, что любопытство приведет вас туда сегодня же вечером, в крайнем случае завтра утром, вы убедитесь, что место это из ряда вон выходящее: улочка похожа на полумесяц в тени ив – представляете! – и вся такая печальная. Прямо не от мира сего, скажете вы. И в некотором смысле будете правы», – заключил профессор, потирая висок пораненным указательным пальцем.

Пальцем, которым неожиданно завладела официантка, подвергнувшая его беззастенчивым нападкам йода.

«И однако, – продолжил он с гримасой смирения, – недавно произошли некоторые тревожные отклонения от нормы. Можете ли вы себе представить, что человек, подобный мне, выставляет окно в чужом доме, пусть и необитаемом, пусть даже и во сне? Неубедительно даже и для сна, сказали бы вы! Причем внутри дома, в темном коридоре, я вдруг останавливаюсь перед дверью. Из далекого замызганного окна в коридор проникает слабый свет. А передо мной дверь с глубоким бестолковым рельефом, какой бывает у очень старых дверей. Я берусь за большой бронзовый набалдашник ручки и ощущаю невероятный холод – это страх перед тем, что скрыто за дверью, ужас перед тем, что по ту сторону. Подумайте, разве не абсурд! Даже во сне – что особенного могло со мной случиться?…»

«Несчастье! Боже, вам грозит несчастный случай! Какой жуткий обрыв линии жизни!» – маленький белоснежный палец официантки так и запрыгал по ладони профессора.

Хмурым ранним утром – в такие серые утра нас охватывает сомнение, не вечерние ли это сумерки, – доктор вышел пройтись, чтобы развеяться после того, как ночью от неожиданного приступа скончался его друг. Вызов по телефону разбудил весь дом, но, прибыв на место, он застал лишь маску ужаса, сковавшего лицо, так что визит был нанесен лишь для проформы. И вот что любопытно: хотя и не молодое, сердце друга хорошо приноравливалось к медленному течению его лет и могло обеспечить ему долголетнюю старость.

Кто-то тронул его за рукав: доктор поднял глаза и увидел на своем локте руку, очень белую дрожащую руку, и скорбное лицо официантки, запричитавшей: «Иду на работу и узнаю…»

«Да-да, – ответил еле слышно доктор. – Он умер мгновенно, как вы и предсказывали. Разве что во сне». Тут он заметил, что они как раз находились на изгибе затененного ивами полумесяца, среди очень странных домов с остроконечными кровлями. И, оставив ее там, около решетчатой калитки безлюдного дома, на которую она положила чрезмерно белую руку (такие калитки с коваными железными цветами бывают лишь в очень старых домах), он устало побрел в сумерках вниз по улице Химеры.

История Бессмертного

На мраморном столике кафе «Ла Доминика» беззаботно покоилась шелковисто-глянцевая плетеная корзинка, из которой, словно полураскрытые крылья голубки, выбивались концы небрежно свернутой, размером с ин-фолио, рукописи. Владелец всего этого, юноша с оливковым лицом, обрамленным короткими, очень густыми кудрями, черными усами и бородкой (такая же бородка вскоре непременно украсит лицо генерала Игнасио Аграмонте[24]), немного отодвинулся, чтобы свободно скрестить элегантные ноги, – положив руки на рукоять трости, он источал спокойную уверенность, в своем английском сюртуке с двойным рядом пуговиц. Ветреное декабрьское утро было еще в самом начале, в кафе не было ни души. Наемная коляска, остановившаяся у входа, вывела его из задумчивости.

Юноша одного с ним возраста, подобно огромной бабочке перелетев через крыло экипажа, подбежал и сел за его столик. На нем был просторный костюм из белейшей вигони, какие несколько лет назад манерно называли «мельничьими». С той же порывистостью он бросил в ближнее кресло свою из тонкой соломки, с высокой тульей шляпу. «Прости, – только и сказал он примирительно (видно было, что он более привык к улыбкам, нежели к порицаниям), – сам видишь, какое утро».

Владелец плетеной корзинки с деланным неудовольствием расширил глаза и чуть шевельнул пальцами руки. «Почти в самом начале „Тимея“[25], – сказал он после небольшой паузы, словно озвучивая ход своих мыслей мелодичным голосом креола, в котором время от времени бегло проскальзывали чисто испанские пришепетывания на звуке «эс», – почти в самом начале «Тимея» Платон рассказывает нам, как Критий, будучи мальчиком, услышал легенду об Атлантиде».

Его гость – а мы с полным основанием можем назвать его так, ибо, со всей очевидностью, он ответил на предварительное приглашение, – выказавший не только вежливое, но и напряженное внимание, отвлекся в этом месте лишь для того, чтобы заказать два лимонада с медовыми сотами – лакомство, которое со временем принесло кафе «Ла Доменика» определенную известность. «Критию было тогда десять лет, – невозмутимо продолжал собеседник, – вместе с несколькими детьми своего возраста он отправился в Афины, чтобы участвовать в состязании. Желая угодить престарелому арбитру, один из мальчиков заявил, что Солон[26], не взвали он на плечи груз общественных забот, превзошел бы Гомера. И арбитр, по случаю также носивший имя Критий, благосклонно отнесся к этому мнению, добавив, что сюжетом для сложения поэмы вполне могла бы стать битва с атлантами, что и дало повод к пересказу мифа, который все мы теперь знаем. К несчастью, ход времени и гибель персонажей позволили забвенью восторжествовать над их славой. И все же, – заявил юноша, чуть повысив голос и выбросив вперед хорошо ухоженный палец, – в этой корзинке, как бы там ни потрудилось забвенье, находится поэма, которая возвысила бы Солона над Гомером».