Монах Юкинага - Повесть о доме Тайра

• Название: Повесть о доме Тайра
• Автор: Монах Юкинага
• Жанр: Прочая старинная литература

«Повесть о доме Тайра» — одно из наиболее значительных и ярких произведений японской классической литературы, отличающееся необыкновенной драматической насыщенностью.

Созданная в жанре гунки («военные эпопеи») в XIII веке, в последующие века «Повесть о доме Тайра» стала неиссякаемым источником сюжетов для новых произведений, как в прозе, так и в драме. Различные переработки и вариации «Повести» продолжают появляться и в наше время. Существует множество кино — и радиопостановок по мотивам эпопеи, повествование которой относится к одной из самых трагических страниц в истории Японии — борьбе двух враждующих кланов — Тайра и Минамото, длившейся десятилетия и закончившейся гибелью феодалов дома Тайра.

---

Прочитав письмо, женщина спрятала его на груди и, не в силах вымолвить слова, молча заливалась слезами. Но нельзя молчать бесконечно... Спустя некоторое время она написала ответ и, поведав о том, как она страдала и тосковала два этих долгих года, закончила послание стихотворением:

Если из-за тебя
обрекут и меня поруганью, —
все готова стерпеть.
Станем вместе с тобою, милый,
илом донным, илом озерным!

Томотоки взял у нее письмо и отнес князю. Самураи-стражники снова приказали: «Покажи письмо, мы проверим!» — и он показал послание дамы.

— Ну, такое письмо не опасно! — сказали стражники и возвратили послание. Сигэхира прочел письмо, и, верно, тоска стала еще сильнее томить ему душу, ибо он обратился к Санэхире Дои с такими словами:

— Мне хотелось бы в последний раз свидеться с женщиной, с которой я был близок долгие годы. Возможно ли это?

У Санэхиры Дои было доброе сердце.

— Поистине если дело идет о женщине, тут нечего опасаться, — сказал он. — На это запрета нет... — И дал свое позволение.

Несказанно обрадованный, князь одолжил у людей карету. Послали за дамой. Без долгих сборов она тотчас же села в карету и приехала. Карету подкатили вплотную к помосту и доложили князю. Он вышел к подъезду и встретил карету.

— Не выходи! — сказал он даме, приподняв плетеную штору. — Здесь самураи...

Взявшись за руки, они прижались щекой к щеке и, не в силах вымолвить слова, молча заливались слезами. Спустя некоторое время Сигэхира сказал:

— Уезжая на запад, мне хотелось с тобой проститься, но кругом царила такая суматоха и спешка, что даже весточки и то не удалось тебе переслать. С тех пор я много раз хотел написать тебе и получить от тебя привет, но в скитальческой жизни трудно следовать велению сердца... День и ночь непрерывно длились сражения, не выдавалось ни единого свободного часа, а меж тем пробежали месяцы, годы... Ныне, в моем горестном положении, когда Душа полна такой скорби, какую другому даже вообразить невозможно, сдается мне: судьба уготовила мне эту горькую участь словно нарочно для того, чтобы я снова тебя увидел!.. — И, сказав так, он закрыл лицо рукавом и поник головою. Бедные, они хорошо понимали, что творилось на душе у каждого в эти мгновенья!

Меж тем уже миновала половина короткой ночи, и, сказав: «Пора, нынче на дорогах опасно!», князь Сигэхира отослал даму. Карета уже готова была тронуться в путь, когда он, в слезах, ухватился за рукав одеяния дамы и произнес:

Ах, нынешней ночью, как видно, наступит конец не только свиданью — всей жизни недолгой моей, подобной росе на ветру...

Сдержав слезы, женщина отвечала:

Коль наше свиданье последнее в жизни земной пред скорбной разлукой, — знай, раньше тебя я исчезну, растаю росою рассветной!

С этими словами она возвратилась во дворец. Самураи больше не разрешали им видеться, и с тех пор они только слали друг другу письма.

Эта дама была дочерью Токиёри, чиновника Гражданского ведомства. Красотой, добрым сердцем и нежной, чувствительной душой она превосходила многих. Впоследствии, узнав, что князя Сигэхиру увезли в Нару и там казнили, она тотчас же ушла от мира, облеклась в грубое, черное рубище и молилась за упокой его души в потустороннем мире. Грустно и трогательно слышать об этом!

3. Августейшее послание в Ясиму

Меж тем посол Сигэкуни и придворный слуга Ханаката прибыли в Ясиму с посланием государя-инока. Все вельможи и царедворцы Тайра во главе с князем Мунэмори собрались вместе и развернули свиток. Послание гласило:

«Господину дайнагону Токитаде Тайра.

Прошло уже несколько лет с тех пор, как император, наш верховный владыка, покинул свои чертоги и, к великому горю всего царствующего дома и на погибель всей стране, скитается в далеких краях и землях, а три священные сокровища, императорские регалии, погребены в захолустной глуши на острове Сикоку, у южных морей.

Князь Сигэхира — величайший преступник, предавший сожжению Великий Восточный храм, Тодайдзи: по настоянию властителя Камакуры Ёритомо он безусловно подлежит смертной казни. Разлученный со всеми своими родичами, он уже пленник.

Как птица в клетке тоскует о небесах, так тоскует он о далеком острове Сикоку, за тысячи ри от столицы лежащем; как дикий гусь, отставший от стаи по пути в родные края, так стремится он к вам, в заоблачную даль, за многослойные тучи. А посему объявляем: если вы возвратите три священные регалии, князя Сигэхиру помилуем. Таков наш августейший указ.

Дано в четырнадцатый день третьей луны 3-го года Дзюэй.

Записал: Главный кравчий Наритада».

4. Ответ

В письмах к старшему брату, князю Мунэмори, и к дяде, дайнагону Токитаде, князь Сигэхира повторял содержание августейшего послания. В письме же к матери, госпоже Ниидоно, он писал обо всем подробно: «Если хочешь снова увидеть меня живым, упроси Мунэмори возвратить священное зерцало в столицу! В противном случае нам больше не придется свидеться в этом мире!..» Прочитав письмо сына, Ниидоно, не в силах вымолвить слова, спрятала послание на груди и пала ничком на землю. Поистине нетрудно понять, что творилось у несчастной на сердце!

Меж тем собрались все вельможи Тайра во главе с дайнагоном Токитадой и стали держать совет — что ответить государю Го-Сиракаве? Ниидоно раздвинула перегородки позади сидевших в ряд царедворцев, пала ниц перед князем Мунэмори и, прижимая к лицу письмо Сигэхиры, сказала, обливаясь слезами:

— О горе, горе! Какую скорбную весть прислал он мне из столицы! Как жестоки, должно быть, его душевные муки! Молю тебя, Внемли материнской просьбе, уважь мои слезы, верни в столицу три священные регалии!

— Поистине я сам хотел бы того же! — ответил князь Мунэмори .Но надобно принять во внимание, что скажут об этом люди! Да и перед Ёритомо зазорно было бы согласиться... Нет, так просто и легко вернуть регалии невозможно! Больше того, ведь вся власть императора зиждется целиком на обладании тремя священными сокровищами. Жалость к сыну тоже должна быть в меру! Можно ли ради него одного подвергнуть опасности жизнь остальных сыновей и всех наших родичей? Тогда Ниидоно снова сказала:

— После кончины Правителя-инока я не стала бы жить ни мгновенья... Но я видела, как страдает император в скитаниях, и хотела снова лицезреть его на престоле — вот единственная причина, по коей жизнь моя еще не прервалась. Однако с тех пор, как до меня дошла весть о пленении Сигэхиры в Ити-но-тани, душа моя изнывает от горя, на сердце одна лишь дума — свидеться с ним еще раз на этом свете! Увы, даже во сне он ко мне не приходит, и грудь моя рвется от боли, глоток воды — и тот не идет в горло! Теперь же, когда я прочитала его послание, страдания мои стали еще ужасней, и нет им исхода! Если я узнаю, что Сигэхиры уже нет на свете, я тоже последую за ним дорогою смерти. Лучше убей меня, чем причинять мне новые муки, и пусть наступит конец моим терзаниям! — так кричала и вопила она, рыдая. И, понимая всю глубину ее горя, присутствующие потупили взор, проливая слезы.

— Даже если мы возвратим в столицу три священные регалии, — рассудил тут князь Томомори, — навряд ли они вернут нам брата! Нужно без всяких обиняков так и написать об этом в ответном послании!

— Вот самое правильное решение! — сказал князь Мунэмори и написал ответ.

Ниидоно, в слезах, принялась писать письмо Сигэхире. Слезы застилали ей взор, кисть не повиновалась руке, но, движимая материнской любовью, она все же подробно обо всем написала. Супруга Сигэхиры, Дайнагонноскэ, только заливалась слезами и даже писать была не в силах. Поистине каждый поймет, сколь велико было ее горе в эти мгновенья! Посол Сигэкуни тоже заплакал и, получив ответ, удалился. А дайнагон Токитада призвал слугу Ханакату и спросил:

— Как тебя звать? Ханаката?

— Да, ваша милость.

— Ты прибыл к нам в эту даль по приказу государя Го-Сиракавы, проделав трудный путь по волнам, и, стало быть, заслуживаешь подарка, который сохранился бы на всю жизнь! — И, сказав так, он приказал выжечь на лбу Ханакаты клеймо с новым именем — Намиката[560].

Когда слуга вернулся в столицу, государь Го-Сиракава увидел это клеймо.

— Ну и ну! — сказал он, — Что ж, ничего не поделаешь, отныне придется звать тебя Намикатой! — и очень смеялся.

Ответное письмо Мунэмори Тайра, вельможи первого ранга.

«Августейший указ государя-инока от четырнадцатого дня второй луны получен нами в Ясиме, в краю Сануки, двадцать восьмого дня той же луны. Почтительно ознакомившись с его содержанием, пришли мы по тщательном размышлении к нижеследующему решению.

Многие витязи Тайра, начиная с Митимори, правителя земли Этидзэн, уже пали в битве при Ити-но-тани. Так можем ли мы радоваться помилованию одного Сигэхиры?