Михаил Ахманов - Ливиец

• Название: Ливиец
• Автор: Михаил Ахманов
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-06386-2

Герой романа Михаила Ахманова – Андрей, прозванный Ливийцем, – живет в далеком будущем. Реальность превзошла самые смелые прогнозы фантастов – человечество решило все свои проблемы, освоило Вселенную, обрело безграничное могущество и даже бессмертие. Однако таким, как Андрей, скучно вести жизнь пресыщенных сверхчеловеков. Без памяти нет будущего, нет ответственности и осознанного выбора. А потому Ливиец раз за разом отсылает свою душу в эпохи войн, крови и несправедливости и, проживая все новые и новые мниможизни, по крупицам восстанавливает историю и культуру народов, оставивших в прошлом Земли размытые временем следы...

---

– Так ли это? – снова прошептал Инхапи, глядя на меня со смесью ужаса и восторга. – Верно ли, что твое ка вновь и вновь приходит с полей Иалу*, даруя избранным тобой мудрость, мощь и силу?

– Почему ты так решил, Инхапи?

– Потому что сам Великий Дом, сын Гора, слушает твои советы. Потому что ты один из всех людей пустыни смог подняться высоко в Та-Кем. Потому, что ты читаешь знаки папирусов, как Тот*, писец богов, и бьешься с врагами, как Львиноголовая Сохмет. Потому что я видел, как ты сражался под Аварисом. Он был не прав, под Аварисом мне крупно не повезло. Там погибла Небем-васт, когда сорок гиксосских колесниц обошли моих ливийцев с фланга, растоптали египетских лучников и, ворвавшись в наш лагерь, устроили кровавое побоище среди поваров, погонщиков, танцовщиц, арфисток и певиц.

Помрачнев, я бросил взгляд на юное лицо Инхапи и молвил:

– Ты ждешь ответа, сын Ини? Его не будет. Мой дух, мое ка подсказывает мне, что истина не для твоих ушей. Даже жрецы не ведают путей Осириса и способов, какими он перемещает души меж миром мертвых и живых. Это тайна, тайна для всех живущих в твоем мире и в будущих мирах, которые придут ему на смену. Разве не страшно прикоснуться к ней?

– Страшно, – с содроганием подтвердил он. – Но ты уже ответил, господин. Я… – Голос его замер в нерешительности.

– Чего же еще ты хочешь?

– Стать послушным твоему зову. Есть из твоих рук, как ел я в этот вечер. Носить за тобой что прикажешь – меч, опахало, табурет. Быть спутником твоим, учиться у тебя и унаследовать песчинку твоего могущества.

Я выдавил улыбку и хлопнул его по плечу:

– Унаследуешь, клянусь Демонами Песков! Непременно унаследуешь, если ты т о т Инхапи!

Он лег на землю, повозился, устраиваясь поудобнее, и заснул.

Вот юноша, жаждущий силы и власти, подумалось мне. Неглупый юноша и очень смелый, если, преодолев страх потустороннего, он говорил со мною так, как говорил. Но даже самым умным, самым смелым в этих временах не оценить масштабов своего несчастья. Осознание придет позже, в Эпоху Взлета, с началом зрелости, когда поймут, что даже великая жизнь, жизнь гения, творца, пророка, трагически коротка и заканчивается дряхлостью, старческой немощью и неизбежной смертью. А пока… Пока людей поддерживает вера – в поля Иалу, в Элизиум, в рай, где праведным будет даровано вечное счастье. Стоит ли разрушать эти иллюзии?

Мы выступили рано утром и к полудню уже миновали Шарухен. Городская стена восьмиметровой высоты была сложена из необработанных бурых камней и охватывала территорию с четверть квадратного километра. На стене торчали мрачные горбоносые воины в кожаных шлемах, кто с луком, кто с копьем, провожавшие нашу колонну руганью и непристойными жестами. Было их не так уж много, да и сам Шарухен, в понятиях более цивилизованной эпохи, являл собою не город, а городишко с десятком тысяч жителей, если не считать предместий. Но за полтора тысячелетия до новой эры он мог соперничать с любым из крупных финикийских поселений, с Тиром, Библом или Сидоном, площадь которых была почти такой же. Конечно, эти портовые города были богаче и многолюднее, зато Шарухен лежал в уникальном месте, между пустынным гористым Синаем и плодородной Палестиной. Важный стратегический пункт, который не обойдешь, не объедешь; для Египта – ключ к Палестине и Азии, для Азии – ключ к Египту.

Наше воинство двигалось двумя отрядами по пыльной дороге, мимо пальм, олив, смоковниц и разоренных деревушек: впереди – четыреста моих ливийцев, за ними – чезет Хем-ахта, шесть сотен копейщиков и стрелков. Чезет был полком в египетской армии, и, значит, чезу Хем-ахта удостоили полковничьего чина, хотя он к старой знати не принадлежал и вообще не отличался благородством: отец – сборщик податей в трех селениях Заячьего нома, братья – храмовые писцы. Такие, как Хем-ахт, выслужившиеся из мелких чиновников, звались немху – сословие, до гроба преданное фараону. Преданность их подкреплялась делами: тот же Хем-ахт был осторожен, в меру храбр и беспредельно честен – всю добычу тащил в фараонову казну. За это его не любили, особенно наемники.

Осматривая городские стены, я размышлял о том, как расколоть их таранами, разбить из мощных катапульт, придвинуть осадные башни и лестницы. При изобилии дерева нетрудно построить такие орудия и взять Шарухен за неделю, но это было бы слишком серьезным вмешательством в местные распри. Хватит уже подсказанного воеводам Яхмоса, того, о чем они догадались бы сами или переняли у хека хасут: тактики фланговых обходов, концентрации резерва и упреждающих ударов. В последнем деле ливийцы были большие мастера: ведь всякий упреждающий удар – повод пограбить.

Они считались копьеносцами – пустая формальность, связанная со снаряжением, полученным из арсеналов в Уасете и давно потерянным либо сломанным и брошенным за ненадобностью. Копий и луков мои бойцы не любили, пользовались дротиками, пращами, а также трофейным оружием – широкими гиксосскими кинжалами и мечами сириян, подобными огромному серпу, откованному из железа. Такой клинок висел у меня за спиной, поверх плаща из шкуры леопарда, положенной вождю. Шагавший рядом Инхапи поглядывал на него с вожделением; видно, в самом деле хотел бы что-нибудь потаскать за мной, однако ни табуретов, ни опахал у меня не водилось. Сомневаюсь, что мой клинок был ему по силам: ливийцы – люди рослые, крепкие, выше и шире в плечах, чем египтяне. Устрашающая орда, если поглядеть со стороны: в козьих и овечьих шкурах, с огромными мечами и связками дротиков, с перьями страуса в светлых и рыжих, заплетенных в косы волосах.

Солдаты Хем-ахта были экипированы скромнее. В полотняных чепцах, передниках и нагрудниках в серую и желтую полосу они походили на больших пчел, несущих отдельно свои жала: короткие, подобные кинжалам мечи, тонкие копья, луки со спущенной тетивой и полные стрел колчаны. Оружие легковесное, но боевой дух, питаемый давней злобой к гиксосам, был крепок: ливийцы молча миновали Шарухен, а египтяне перебранивались с защитниками, грозили растопыренными пятернями, напоминая, что кисти врагов будут отрублены и брошены наземь к ногам фараона. «Порази вас Сохмет, песчаные вши!» – кричали одни; «Чтобы Анубис* тебе кишки вывернул! Чтоб на тебя Исида* помочилась!» – вторили другие. Это было явное богохульство; взревели теп-меджеты, послышались хлесткие удары палок, и шум смолк.

Солнце пекло, но свежий ветер с побережья умерял жару. Мы вступили в деревушку километрах в трех от Шарухена – безлюдную, но еще не разграбленную. На ее окраине струился по камням ручеек, плетенные из веток загоны и хижины были пусты, во дворах валялся жалкий скарб, брошенный в спешке: ручные жернова, корзины и горшки, глиняные блюда и рваные сандалии, обрывки веревок и кожаных ремней. Рыжий Иуалат, который вел первую сотню воинов, облизнулся.

– Пошарить бы надо, вождь… Гачир* не тронут. Вдруг Семеро* пошлют удачу!

– В этой земле Семеро не властны, – напомнил я, но Иуалат, старый грабитель, упрямо буркнул:

– Все равно пошарить надо.

Шарили бы тщательно и долго, до самой темноты, но за нами топал чезет Хем-ахта, посланный мудрым фараоном, чтобы приглядывать за наемниками. Поэтому я отправил Масахарту и Псушени с тремя десятками парней из четвертой сотни, распорядившись, чтобы брали скот и финики – рассчитывать на что-то более ценное тут не приходилось.

За ручьем, у трех больших смоковниц, дорога раздваивалась, и я велел остановиться. Люди Хем-ахта жадно приникли к воде, мои не пили, помня о древнем законе преследователей и беглецов: в походе пьют утром и вечером. Я зачерпнул ладонью влагу, вытер лицо, капли попали на язык. Воды этой земли были чистыми и сладкими, совсем не похожими на мутноватую жижу из песчаных колодцев и воду Хапи, иногда бурую, иногда красноватую, но в любой сезон негодную для питья. Египтянам этот ручей, должно быть, казался чудом… В Та-Кем хорошую воду брали из водоносных подпочвенных слоев.

Хем-ахт, в сопровождении знаменосца и десятника с палкой, приблизился ко мне и Иуалату. Он был еще не стар, но его лицо и бритая голова, обтянутые пергаментной кожей, походили на череп. С шеи Хем-ахта свисал уджат, амулет в виде глаза из бирюзы и серебра. Прижав его ладонью к груди, чезу молвил:

– Храни нас Исида… Куда теперь, вождь?

– Мудрый Унофра дал нам проводника. – Я вытолкнул вперед Инхапи.

– Этот путь, доблестные, – лазутчик показал налево. – Пройдем половину сехена*, и будет деревня из двадцати домов, за ней другая, с храмом, а дальше – горы и ущелье.

– С храмом? – насторожился Иуалат. – Каменным?

Инхапи сделал жест отрицания:

– Нет. Он совсем не похож на святилище Амона в Уасете или на храм Маат в Саи* – просто большая хижина, а в ней глиняный бог. Ни золота, ни серебра, ни меди.

– А приношения? Есть там приношения? Масло, пиво, мед, вино?

– Ничего нет, мой господин. Пусто.