Елена Арсеньева - Имидж старой девы

• Название: Имидж старой девы
• Автор: Елена Арсеньева
• Жанр: Детектив
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-09419-9

Некоторым преступникам определенно везет. Особенно если у них есть сообщники, всячески покрывающие их и делающие все, чтобы запутать следствие. Тогда убийцы умудряются исчезнуть с места преступления бесследно. А отдуваться по полной программе приходится ни в чем не повинному человеку… Да, дорого заплатил Кирилл Туманов за то, что однажды ночью шел через парк, в котором выясняли отношения мужчина и женщина. Мужчина этот вскоре оказался убитым, а Кирилл – единственным свидетелем для следствия… Но еще дороже далось Туманову знакомство с красоткой по имени Арина. Она причиняет вред всем, с кем ни встретится. Кирилл вновь встретил ее в аэропорту, улетая в Париж. И проблемы начались – его задержали. Встреча с прекрасным Парижем отложилась на неопределенное время. А может быть, навсегда… 

---

Кстати, а ведь я и в самом деле довольно богата – благодаря благословенной Элинор. А вот Кирилл, насколько мне известно, перебивается с пятого на десятое, хоть и крутится на двух работах: за институт надо заплатить, одеться, родителям помочь. Оно и понятно! Денег всегда мало! А у меня они есть… Может быть, этим я могла бы прельстить его, упаковавшись в злато-серебро, вернее, разноцветные бумажки. Предложив в изобилии гарнир, который куда ценнее основного блюда!

Мысли бегут, струятся, глаза незряче смотрят на разноцветные экраны компьютеров, а руки привычными движениями покачивают дремлющую Лизоньку. При этом я что-то такое мурлычу, сама не знаю что, прислушиваюсь к своему осипшему голосу:

– Баю-баюшки-баю, баю крошечку мою. Баю-бай, баю-бай, поскорее засыпай… – и то же самое по новой, опять и опять.

Это все, на что я способна в четвертом часу утра. Петы-перепеты – и не по одному разу! – нормальные колыбельные вроде «У кота ли, у кота колыбелька золота», любимые песни типа «Все перекаты да перекаты, послать бы их по адресу!», классика «Спи, дитя мое, усни, сладкий сон к себе мани!» – и даже переложенные на тот же баю-баечный мотив «Доктор Айболит», «Сказка о глупом мышонке» и английские народные песенки в переводе Маршака. В какой-то умной воспитательной книжке я недавно вычитала, что ребенок реагирует не столько на шум, сколько на отсутствие привычного звука. Например, он может спать при громко говорящем телевизоре, но проснется, едва настанет тишина. Очень жизненное наблюдение! Ненаглядная малявка спит только под звуки моих песнопений. Стоит мне умолкнуть, чтобы перевести дух, как она открывает свои хорошенькие глазки и смотрит на меня с таким видом, будто сон и она – понятия несовместимые. Вот уж правда, что сна – ни в одном глазу! И как бы даже устраивается поудобнее на моих руках с нетерпеливым выражением: «Ну давай, пой дальше!» И я пою… Лизок медленно заводит глазки… Я пою и покачиваюсь у окна с ноги на ногу, будто проделываю такую тренировочную танцевальную штуку: в самбе она называется бонсинг. Колени мягкие – прямые, мягкие – прямые… Ну, хоть ноги подкачаю во время этих бессонных ночей.

– Ай баю-баю-баю, баю крошечку мою!.. – почти беззвучно бормочу я, качаюсь и смотрю на компьютеры в окнах напротив. Они светятся разноцветными заставками, которые я уже выучила наизусть. Вот в этой комнате две ярко-синие, одна красная, две зеленые, одна желтая и одна коричневая. То есть рисунок заставок мне, понятное дело, не виден, я различаю только яркие пятна. А в другой комнате все пять заставок синие с маленькими красными вкраплениями. В соседней, самой большой, – желтых шесть, красных две, синих две, зеленых одна… Стоп! А где зеленая? Непорядок, ребята. Не вижу зеленую! Неужели перегорел компьютер? Или его выключили? Или вовсе убрали?

Радуясь хоть какому-то развлечению, вглядываюсь в комнату. Нет, все в порядке. Компьютер стоит на месте, он не выключен, просто заставка сменилась. Теперь по темному экрану пробегает белое прямоугольное окошечко. Вверх-вниз, вверх-вниз. Нет, не так. Вверх, вверх, вниз-вниз-вверх… Вверх, вверх, вниз-вниз-вверх…

Мне смешно, потому что это окошечко загорается в ритме танго: слоу, слоу, квик-квик-слоу – медленно, медленно, быстро-быстро-медленно. Симпатичная новая заставка. И смотреть мне на нее гораздо веселей, чем просто на разноцветные пятна.

Как танцует танго Кирилл!.. Вообще в танце это совсем другой человек, не тот, кто строит глазки всем особам женского пола подряд и вовсю дурачится, забыв о своем ранге учителя. В танце он даже и не человек вообще, а эмоциональный вихрь, воплощенное движение, сама душа танца!

В принципе, мне, с моей страстью все раскладывать по полочкам, все разлагать на составные части и осмысливать, понятно: узнай я его ближе, разочаровалась бы в нем. Почти наверняка! Но вот в чем штука: я не хочу этого разочарования. Не хочу знать о нем ничего плохого! Одна мечта – снова и снова кружиться в этом вихре чувств: слоу-слоу, квик-квик-слоу…

И дело даже не в моем желании или нежелании. У меня нет никаких шансов узнать его поближе! Наоборот – обстоятельства, словно нарочно, сложились так, что я должна держаться от него как можно дальше. Не встречаться с ним никогда! Идеальный расклад – он в одной стране, я в другой.

Я покрепче прижимаю к себе Лизоньку и пытаюсь удержать эти дурацкие слезы, которые, как всегда, тут как тут, стоит мне только начать думать про Кирилла. Но они никак не унимаются, они текут и текут быстро-быстро, квик-квик, и в них расплываются разноцветные экраны за окном. Я еще успеваю увидеть, что тот экран, на котором в ритме танго мелькало белое окошечко, вдруг осветился весь, по нему стремительно побежали какие-то полоски, может быть, столбцы текста, а может, и помехи, – а потом все это окончательно расплывается перед моими глазами.

Несколько минут я судорожно рыдаю, пытаясь не всхлипывать и давясь слезами, вытирая щеки то об одно, то о другое плечо, чтобы слезы не капнули на лицо Лизоньки. Потом до меня доходит, что она спит – и крепко спит… Наконец-то!

Невесомо, стараясь не ступать на скрипучие паркетины (я их знаю наперечет!), добираюсь до ее кроватки. Маленький беленький шатер с шелковыми розочками наверху. Осторожно укладываю кроху на большое махровое полотенце (моя придумка: чтобы ее не будило прикосновение остывшей простыни), сворачиваю его на манер конвертика, а сверху – легонькое байковое одеялко, привезенное из России. Фром Раша – и правда что виз лав! Западная цивилизация не изобрела ничего теплей, легче и уютней этих наших примитивных одеялок. Все мы под ними спали, все под ними грелись. Хотя видок у него довольно убогий. Честно говоря, только природная тактичность помешала Морису вытаращить глаза при виде моего подарка. Но Лизок не имеет ничего против этого тепленького совкового пережитка. Видимо, и Морис решил считать одеялко антикварным, потому и обошелся без комментариев.

Очень хочется на прощанье чмокнуть малявку в выпуклый лобик, но боюсь ее разбудить. Поэтому осторожно сажусь на свою кровать, которая стоит рядышком, сбрасываю прямо на пол халат, потом заползаю под одеяло. Сворачиваюсь в комок, но долго еще не могу согреться и уснуть: после слез всегда холодно. Наконец мне становится тепло, сон окутывает меня, как байковое русское одеялко, перед глазами лицо Кирилла сменяется светящимся экраном, по которому пробегают черные строчки… Интересно, как это он сам собой включился – ведь в комнате не было ни одной живой души? И почему включился среди ночи?

Несколько мгновений эта мысль колышется в моей голове – слоу, слоу, квик-квик-слоу! – и потом сон накрывает меня с головой. На ближайшие четыре часа. Дай бог, чтоб не меньше!

Кирилл Туманов, 28 сентября 200… года, Нижний Новгород

Народ кругом возбужденно галдел. Пассажиры, которые еще не получили свой «сухой паек», торопили задержавшихся за столиками. Те поспешно заталкивали в себя сухомятку. Создалось впечатление, что происшествие с эпилептиком было мгновенно погребено под гнетом обыденности. Кирилл и Арина тоже встали и, протолкавшись сквозь толпу, начали медленно спускаться по лестнице. На последней ступеньке они вдруг замерли и уставились друг на друга.

– Ничего себе… – пробормотала Арина. – Это что, совпадение или?..

– Хороший вопрос, – мрачно протянул Кирилл. – Я бы тоже хотел хоть что-то понять. Если это его телефон и в самом деле… и вдруг припадок… получается, что он очень вовремя «соскочил», да? Теперь самолет улетит без него, и если вдруг…

– Вот тебе и ответ на вопрос, камикадзе ли он. Нет, не камикадзе! Все продумано до мелочей!

– Думаешь, припадок был ненастоящий?

Арина пожала плечами:

– Не знаю. Я никогда не видела эпилептиков. Но как-то все очень странно сошлось!

– Странней некуда, – уныло поддакнул Кирилл. – И что теперь делать?

– Что, что! Все то же! К секьюрити обращаться.

Кирилл ничего не сказал, только уставился на нее молящими глазами.

– Нет, ты все же странный человек! – возмущенно выпалила Арина. – Знать, ну хорошо – хотя бы подозревать такое – и промолчать? Взять на себя ответственность за жизнь и смерть всех этих людей? – Она обернулась на толпу, все еще клубящуюся на ступеньках буфета. – Да, смотреть на них тошно, но ведь это все-таки люди, живые люди! Вон их сколько! А главное… главное, ты что – сам камикадзе? Представляешь, если эта штука все же грохнет? Что ты испытаешь? Быстро это произойдет? Медленно? Успеешь ты подумать: «Ну и дурак же я был!»?

Кирилл упрямо набычился. Да все правильно, правильно. И все-таки… Больше всего на свете он боялся оказаться в смешном положении. И пока оставалась хоть малая часть вероятности, что Арина ошибалась или – а чем черт не шутит?! – разыгрывала его, он готов был сопротивляться руками и ногами.

А сопротивляться, что характерно, необходимости больше не было.