Елена Арсеньева - Компромат на кардинала

• Название: Компромат на кардинала
• Автор: Елена Арсеньева
• Жанр: Исторический детектив

Более двухсот лет назад Федор, незаконный сын графа Ромадина, приехав в Рим учиться живописи, стал свидетелем страшной и постыдной тайны. Она касалась его итальянского друга Серджио и его покровителя кардинала Фарнезе. После ужасной смерти Серджио Федор уезжает в Россию с возлюбленной друга Антонеллой, выдав батюшке ее за свою жену. Желая отомстить за смерть друга, Федор написал картину, бичующую грехи кардинала Фарнезе и прочих святош. И тут случилось несчастье… убит граф Ромадин, имение продано… Федор с Антонеллой вынуждены скрываться. Им суждено расстаться навеки. И вот спустя двести лет люди очередного кардинала преследуют потомков Федора и Антонеллы, пытаясь найти и уничтожить картину…

---

Дорога отвратительная, дожди льют по-осеннему, городишко убогий, настроение препоганое. Сальваторе Андреевич спит как убитый, а я вдруг начал жалеть о том, что решился ехать. Что вынудило меня покинуть Россию? Увидеть Париж, Рим? Кто может поручиться, что увиденное вознаградит меня?

Сальваторе Андреевич, правда, беспрестанно твердит, что Рим – вот Мекка истинных художников, что нельзя добиться чего-либо серьезного, не побывав там, но ведь он известный умелец плетения лживых словес… Стоит лишь вспомнить, сколько девок падали в ножки батюшке с жалобами на ветреного римлянина, который, даром что одноглазый, слыл заядлым сердцеедом и умел уверить красотку, что лишь она владеет его сердцем, – через час уверяя в этом же другую, и столько же велеречиво и убедительно! Диву даюсь – особенно сейчас, озираясь на прежнюю жизнь свою как бы издалека, как бы с некоей горушки, откуда все хорошо и отчетливо видно, – что батюшка решился вверить мое воспитание сему ветренику и болтуну. Впрочем, поначалу нанимал он Сальваторе Андреевича лишь для постановки своего театра – умопомрачительного увлечения! Конечно, кого было нанимать, как не подлинного, чистокровного римлянина, потомка тех актеров, коих некогда привез с собою в Россию знаменитый Петрилло17. Дело свое Сальваторе исполнил со всем блеском, батюшка им как балетмейстером и капельмейстером остался премного доволен, однако этакого женолюба, а сказать проще – бабника и свет не видывал. Как уверяет сам мой драгоценный наставник, все причудливости его натуры проистекают от того, что он есть дитя любви.

Если верить ему, и я должен уродиться бабником, поскольку тоже дитя любви. Однако живу на свете вот уже девятнадцать лет, а сердце мое все еще свободно. Одна надежда на Рим!

А не слишком ли много надежд я возлагаю на Вечный город?

30 августа, в дороге

Мы уже в Пруссии. Сам себе еще не верю!

Сальваторе Андреевич клянется, что зарисовки мои изобличают твердую руку, хотя физиономии здешних простолюдинов весьма далеки от художественного идеала. До чего хочется взяться за кисть, снова окунуться в смешение красок! Нет, рисунок – это для меня лишь средство не утратить твердость руки, а работать стоит только кистью.

31 августа, Мемель

Выполняя волю батюшкину, тотчас по приезде направился в театр… нет, не театр, а в сарай, где за вход сдули с нас аж по 60 копеек. Как грянули симфонию, я едва не оглох. Сальваторе Андреевич потом уверял, что, конечно, мемельские жители решили надсмеяться над ним, прослышав, что он италианец и артист, и нарочно собрали худших гудошников, дабы его раздражить. Занавес здесь подымают по трехкратному стуку молотка. Как появились граф Альмавива, Фигаро, Розина, Бартоло18, как учали визжать… Право, батюшкины голоса во сто крат лучше поют, дурак я был, когда потешался над ними.

5 сентября, в дороге

От непрерывного буса19, от бессонницы, ей-ей, чуть не болен. Еще терпеть пять ночей, пока доберемся до Берлина. Ой, путешествие! Весьма дорого покупаются познания сего рода. Сальваторе Андреевич беспрестанно жалуется на местную пищу, а мне она и вовсе в рот нейдет.

Глава 3 КОРТЕ ВПЕРЕД

Россия, Нижний Новгород, октябрь 2000 года

Майя не ходит, а летает. Иногда – как стрела. Иногда – как пуля. Иногда – летит и аж вибрирует, будто граната, которая вот-вот разорвется. Здесь и сейчас!

– Де, здра, сег зан пров СерНик, еще ув!

Интересно, кто-нибудь понял, что имелось в виду? «Дети, здравствуйте, сегодня занятия проведет Сергей Николаевич, еще увидимся!» Но переводить Майе некогда, она уже усвистела в кабинет директора – значит, граната взорвется именно там.

– Дети, здравствуйте!

Шаг вправо, шаг влево – поклон. Что-то маловато сегодня народу. Ларисы нет, Егора. И Кати нет. Почему? Опаздывает? Или заболела? Ах да, Антонина ведь, наверное, уже уехала. Катя, значит, не придет. А впрочем, что-то могло и отмениться у Антонины. Ведь не померещилась же она Сергею позавчера в «Рэмбо». Танцевала с каким-то вальяжным дядечкой в таку-ую обнимку… А дядечка, между прочим, по возрасту ей в отцы годится. Ну да, вокруг женщин вроде Тони вечно увиваются всякие старые блядуны!

– Разомнемся. Начнем с головы. Раз-два-три-четыре!

Когда они крутят головенками, то похожи на птенцов, впервые высунувшихся из гнезда. А Майя завелась, наверное, потому, что снова какие-то проблемы с залами. Что-то такое Сергей слышал в раздевалке, когда брал ключи и магнитофон: опять выставка, и даже не «мехов России» или каких-нибудь там рептилий (к этому уже привыкли, терпеливо теснились в маленьких залах, привычно ломали расписание), а якобы выставка картин. Вернее, одной картины.

– Теперь упражнение на ножки. Носок-пятка, носок-пятка. Выше, выше ножки поднимаем! Так, хорошо. Ковырялочка вправо. Носок-пятка!

Что ж там за картина должна быть такая, если ради нее отдают весь большой зал Дома культуры?! Имеется же выставочный зал, музеи, ну и вообще, наверное, полно мест в городе, чтобы показать какую-то картину!

О, Егор примчался.

– Здравствуй, здравствуй, Егорушка. Становись на свое место, начинай. Делаем ковырялочку влево!

Пацаны будто в футбол играют, а не выставляют ноги. Хотя у Алика, к примеру, получается уже лучше, чем сначала. Ну, если посмотреть на них сейчас и сравнить с тем, что было два месяца назад, налицо колоссальный прогресс! Вот только отсев большой. Сначала такая теснота была в зале, встать некуда, а сейчас вполне свободно. И почти на каждое занятие кто-нибудь да не придет. Вот как сейчас.

– Перестроились на латиноамериканскую программу. Да, Алик, не пришла Катя, ты сегодня без пары. Но ничего, иди сюда, будешь со мной танцевать. Ребята, какая должна быть стоечка? Пяточки вместе, носки в стороны, животы подтянули, попели подобрали, хвостики свои!

Сергей с трудом подавил усмешку. Всегда, когда говоришь про хвостики, мальцы оборачиваются и смотрят себе на попки, как бы проверяют, а не выросли ли там на самом деле хвостики, если Сергей Николаевич и Майя Андреевна так упорно твердят про них на каждом занятии?

Посмотрел поверх их голов на свое отражение. Классная это штука – зеркальный зал. Жаль, что нельзя все время заниматься только здесь.

– Сначала без музыки. Колени мягкие, мальчики с правой ноги вперед, девочки с левой назад. И р-раз!.. Теперь девочки вперед. Назад! По-во-рот! Егор, ты куда так носишься? Партнерша не должна за тобой по всему залу бегать. Подтянулись, теперь под музыку в полритма! И р-раз!

«Забавные шпанцы все-таки, не устают веселить. Егор швыряет свою пару таким толчком, что она еле удерживается на ногах. Алик мотается за мной, будто консервная банка за кошкой. А Ваня опять не танцует, а играет в футбол. Причем в нападении. Вот у кого прогресса – ноль. Это только кажется, что дети легче поддаются дрессировке, чем взрослые!»

– Ножку выворачиваем, с силой отталкиваемся! Какой у нас носочек должен быть? Вытянутый носочек, красивый! Зачем мы косолапим, как медвежата? Виск влево! Ира, очень хорошо, как на пружинке, молодец. Виск вправо! Еще раз! Так, хорошо. Все сначала, но теперь слушаем музыку и стараемся успевать за ритмом. И – начали!

– Ну что, все нормально? Занимаемся? Егор, ты путаешься! Оля, ты путаешься!

Это влетела Майя – глазищи сверкают так, что смотреть страшно. Улыбка еще резиновая, но пытается не напугать детей остатками ярости. Сразу с места в карьер взялась за работу:

– Танцуем, танцуем! Слушаем музыку!

– Ну что там? – Сергей попытался прорваться сквозь ожесточение, которым Майя так и брызгала.

Обожаемая наставница раздула точеные ноздри:

– Опять придется расписание кроить. С детьми как-нибудь уместимся в сто второй, а взрослых – на две группы. Сможешь в воскресенье два часа позаниматься? Индивидуалки вроде бы у тебя не намечается, Антонина уехала, а больше никто не изъявлял…

– Интересно, удастся ей там танго потанцевать? Хорошо бы, да? Зря я ее учил, что ли?

– Приедет – расскажет. Теперь вспомним ча-ча-ча. Давайте сначала без музыки: ча-ча раз-два-три! Господи, как бы не забыть Олиной маме сказать, чтобы полегче одевала ребенка? И эти негнущиеся туфли, она что, не соображает ничего? Ча-ча раз-два-три!

– А правду говорят, что ради какой-то картины зал забирают?

– Слышал уже этот бред? – Майя резко повернула рыжекудрую голову, профиль камеи аж заострился от злости: – Якобы событие культурной жизни! Двести лет валялась по подвалам, потом в запасниках пылилась в музее, и вдруг все как с печки упали: событие! Ну и выставили бы ее в музее, нет, надо нам жизнь портить. Но, как назло, в музее переэкспозиция или еще что-то там непонятное, выставочный зал набит под завязку, а тут как бы уже сговорились с Глазуновым, что приедет почтить своим присутствием историческое полотно, краеведы наши активизировались: с этой картиной, говорят, что-то связано, мистика какая-то.