Елена Арсеньева - Мост бриллиантовых грез

• Название: Мост бриллиантовых грез
• Автор: Елена Арсеньева
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-14092-1

След этого человека вел в Париж. Да и куда еще может отправиться тот, кому удалось украсть бриллианты на огромную, просто фантастическую сумму!.. А в том, что несметные сокровища именно украдены у умершего в купе поезда Валерия Константинова, ничуть не сомневаются его сын Роман и вторая жена Эмма. Так что в Париж направляются именно они. Их план прост и изящен: подобраться к вору через его любовниц, которых и соблазняет юный Роман, чья красота служит приманкой для чувственных француженок. Но удастся ли вернуть бриллианты? Да и были ли они вообще похищены?..

---

Лоран придет именно сюда, потому что здесь, на этом самом месте, они с Фанни встретились год назад.

Вот таким же ранним февральским утром она стояла, низко перегнувшись через парапет, и смотрела на куклу, которую темно-зеленая вода Сены несла под мост. Кукла была роскошная – с распущенными темно-рыжими волосами, которые вились за нею наподобие водорослей, и в длинном белом платье. У нее было ярко намалеванное лицо с наивным, блаженным выражением, как будто ей страшно нравилось колыхаться в ледяной воде под бледным утренним полусветом, изливавшимся сквозь серые войлочные тучи. Откуда она тут могла взяться, интересно знать, если Сена пуста? Откуда свалилась? Нет в обозримом пространстве никакого суденышка, ни яхты, ни баржи, ни плавучего ресторанчика, и даже прогулочным катерам «Batobus» еще рано фланировать по Сене… К примеру, происходи дело в восемнадцатом веке, можно было бы подумать, что какая-нибудь отчаявшаяся узница (может быть, даже сама королева Мария-Антуанетта!) выбросила ее из окна Консьержери, чьи округлые башни, ныне объект туристических воздыханий, когда-то наводили трепет и ужас на парижан. Однако сейчас в Консьержери не тюрьма, а музей, и некому там швыряться куклами! Наверное, куклу уронили с какого-нибудь моста или с набережной… Хотя вообразить прохожего (даже туриста, даже японца!), который прогуливался бы с куклой в обнимку в шесть тридцать утра по мостам или набережным Парижа, а потом бросил ее в воду, словно совершил некое жертвоприношение… Жуть какая!

И впрямь, в этом зрелище – плывущая по Сене нарядная кукла с распущенными волосами – было нечто жуткое и в то же время завораживающее. До такой степени завораживающее, что Фанни не могла отвести взгляд от белой фигурки, которую течение затягивало все дальше и дальше под мост. И она наклонялась все ниже, провожая ее глазами, как будто для нее было страшно важно увидеть, как кукла скроется под мостом: наткнется, к примеру, на каменную опору или проскользнет мимо.

Ну вот, значит, она наклонялась ниже и ниже, и вдруг ее кто-то ка-ак схватит сзади за бедра, ка-ак рванет назад, оттаскивая от парапета! Фанни взвизгнула, обернулась, даже размахнулась, чтобы дать пощечину обнаглевшему клошару. Отчего-то она вообразила, что на такую наглость способен только непроспавшийся клошар, поднявшийся с одной из многочисленных вентиляционных решеток, которые теперь все стали ночлежками клошаров, потому что оттуда веет теплым воздухом… Канули, канули в прошлое те времена, когда бездомная нация ночевала под мостами, стараясь не оскорблять взоров достопочтенных парижан живописным зрелищем своих лохмотьев… Однако Фанни увидела пред собой вовсе не клошара, а весьма тщательно одетого господина, который на дурном французском языке сказал:

– Извините, я испугался, что вы упадете прямо в воду.

На вид ему было лет сорок, а может, сорок пять. «Моложе меня», – привычно отметила Фанни и привычно огорчилась, что с некоторых пор все привлекательные мужчины вдруг сделались моложе ее. Он был среднего роста, с темными волосами и холодноватыми серыми глазами (неотразимое сочетание для Фанни, которая терпеть не могла однообразия типа: светлые глаза – светлые волосы, темные глаза – темные волосы, прощая это последнее сочетание только самой себе), со свежим румяным лицом и не то смущенной, не то дерзкой улыбкой. Фанни мгновенно оценила элегантную куртку от «Барбери», распахнутую чрезмерно широко для столь сумрачного и столь раннего утра – с явным намерением продемонстрировать щеголеватый пуловер из настоящего кашемира… Бог знает отчего ей вспомнился ехидный диалог из Дюма: «На нем все новое, он одет с иголочки… Вот именно, у этого господина такой вид, словно он впервые оделся!»

Оба они, Фанни и этот господин, спустя всего лишь год с небольшим станут сообщниками в убийстве, но пока, разумеется, они об этом даже не подозревают. Нет, непосредственно своих рук кровью они не обагрят. Однако роли в предстоящей трагедии сыграют отнюдь не второстепенные, и если бы то убийство, которому еще предстоит совершиться, когда-нибудь стало предметом судебного разбирательства (а это не произойдет, оно так и останется нераскрытым), то и Фанни, и этот тщательно одетый сорокапятилетний господин были бы названы сообщниками убийцы и подстрекателями его. То есть тоже заслуживали бы наказания. Но их минует чаша сия…

Итак, Фанни вспомнила цитату из романа Александра Дюма-отца и невольно улыбнулась. И не выругалась незнакомцу в лицо (хотя она могла и умела ругаться так, что столбенели даже мужчины!), а сказала почти приветливо:

– Здесь довольно трудно упасть прямо в воду. Вот посмотрите – буквально на метр ниже парапета довольно широкий каменный выступ. Сначала свалишься на него и легко удержишься. Если, конечно, человек не пьян и у него нет особого желания покончить с собой.

– А у вас такого желания нет? – спросил мужчина с оттенком недоверчивости.

Фанни усмехнулась и подумала: «Ну и вопросик! Так я тебе и скажу!» И вдруг, совершенно неожиданно для самой себя, ответила с пугающей откровенностью:

– Вообще-то, и у меня возникает иногда такое желание. Как у всякого нормального человека, я полагаю. Правда, ко мне это желание приходит между четырьмя и пятью утра, когда я курю одна возле кухонного окна и с трудом удерживаю себя, чтобы не выкинуть во двор мой «Житан» и не броситься следом. Но сейчас-то уже седьмой час, время моих суицидальных помыслов осталось позади…

– Скажите, мадам, а что вас удерживает от того, чтобы не броситься вслед за сигаретой? – спросил мужчина на довольно неуклюжем (кажется, он иностранец), но порывистом французском. – Мысли о ваших детях, которым будет вас не хватать? О любимом мужчине? О родителях, которым нужна ваша забота?

Мгновение Фанни пристально смотрела на незнакомца, удивляясь жадному любопытству, которое прозвучало в его голосе, а потом подумала: «Дело нечисто! Кажется, одними разговорами мы не ограничимся, ой нет!»

– Скажите, – проговорила с той же серьезностью она и обхватила руками плечи, которые начало пробирать холодком (хоть Фанни и была одета в теплую фланелевую кофту с бодренькой надписью «Speed», но кофта годилась только для бодрой утренней пробежки, а вовсе не для стояния над Сеной промозглым февральским утром, когда столбик термометра едва поднялся выше пяти градусов), – скажите, мсье, а что заставляет вас задавать мне такие странные вопросы? Вы психолог? Вы занимаетесь проблемами суицида и вам нужны житейские примеры для научной работы?

Незнакомец помедлил, как бы мысленно переводя ее слова с французского на свой родной язык, и промолчал, со смущенной улыбкой лишь покачав головой.

– Или вы флик, который боится, что на его глазах может произойти такое нарушение закона республики, как самоубийство, и пытается предотвратить преступление?

Он снова помедлил, вникая в смысл ее слов, и опять покачал головой. И даже хмыкнул, подчеркивая нелепость такого предположения все так же молча.

– Или вы… – Фанни заглянула в его серые глаза и обнаружила, что они вовсе не такие уж холодные, как ей сначала показалось: на самом деле они были серо-голубые, ясные. Настолько ясные, что Фанни с легкостью смогла кое-что в них прочесть, поэтому она затаенно усмехнулась и решительно продолжила: – Или вы намерены таким образом выяснить, замужем ли я, сколько у меня детей и будет ли кто-то нам мешать, если я приглашу вас к себе?

Забавно было наблюдать за его лицом. Мгновение на нем еще оставалась приклеенной вежливая улыбка – маска, за которой совершался торопливый перевод. Но вот смысл слов Фанни дошел до незнакомца, и он оторопел… Однако Фанни сразу поняла: это вовсе не была оторопь отвращения. Да, сначала незнакомец растерялся от неожиданности, но через миг дерзкая (о да, на сей раз без сомнения дерзкая!) улыбка тронула его четко прорисованные губы:

– Ну да, вы угадали, мадам. Я именно это хотел узнать. Видите ли, я только недавно прилетел в Париж. Дела мои идут не так хорошо, как хотелось бы, и я чувствую себя невероятно одиноким…

Сначала он смотрел в глаза Фанни, а потом перевел взгляд на ее грудь, и она вдруг ощутила, как напряглись у нее соски. Тогда Фанни тоже перестала таращиться в его улыбчивое лицо и перевела глаза туда, куда ужасно хотят, но стесняются посмотреть все приличные женщины. А поскольку Фанни вовсе не считала себя приличной женщиной, она решительно посмотрела на ширинку его джинсов.

О-очень интересная картина! Если соски Фанни вполне могли напрячься от холода, который пронизывал ее все сильнее, то вот эта выпуклость, видная меж полами щеголевато распахнутой куртки, вряд ли объяснима чем-то иным, кроме…

«Странный мужчина, – успела подумать Фанни, чувствуя, что у нее пересыхают губы. – Может быть, какой-нибудь маньяк? Надо отправить его к черту!»

Лучше бы она так и поступила! Ведь на его счету уже была одна смерть, хотя кое-кто был убежден, что даже две… Другое дело, что в этих смертях он был неповинен, вернее, в одной повинен лишь косвенно, а к другой вообще не имел никакого отношения, кроме того, что присвоил нечто, принадлежащее мертвому… Ну, так или иначе две чужие погибшие жизни влачились за его плечами, словно две черные неотступные тени, а скоро к ним прибавится и третья…