Елена Арсеньева - Полуночный лихач

• Название: Полуночный лихач
• Автор: Елена Арсеньева
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-12794-1

В Каире похищена семья русского бизнесмена. Чуть больше суток отпущено для жизни людям, на которых неожиданно свалилась страшная беда. Вопрос похитители задают самый простой: где находится глава семьи, Виктор Яценко? Его жена Лариса, телохранитель Надеждаи гувернантка маленького Марьяна должны решить: кто купит жизнь свою и всех остальных ценой предательства? А может быть, лучше молчать и ждать, что их спасет чудо? Или сжалятся похитители?.. И в тот миг, когда женщины не в силах больше выдержать бесчеловечного обращения и готовы сломаться, они начинают постигать подлинную суть случившегося…

---

– Откуда ты знаешь, может, и прошла, – лениво отозвался Кисель.

Новый звонок раздался, когда Нина с Лапкой уже обувались.

– Алло?

– Нина, это я! – взволнованно сказал Антон. – Как хорошо, что успел тебя перехватить! Слушай, тут такая ситуация, ну просто кранты. Приехали очень хорошие клиенты, надо с ними гнать на завод, выбирать целую партию машинок. Словом, я никак не могу в два часа выбраться к мастерам!

– Ну, позвони, отмени встречу.

– Да звонил я! Там все время занято, а у меня уже ни минуты.

– И что ты предлагаешь? Мне ведь надо сейчас с Лапкой к Ольге Савельевне идти.

– Ну и иди! – обрадовался Антон. – Оставь там Лапку, а к двум придешь домой. Это у тебя займет буквально полчаса, какие проблемы? Успеешь к концу урока за девчонкой вернуться.

– Да я же толком не знаю, какие именно решетки ты хочешь, выберу что-нибудь не то, а ты потом ворчать будешь…

– Ну да, прямо муж у тебя зверь! – обиделся Антон. – Прямо весь изворчался! Тебе ничего не надо выбирать. Ребята только измерят окна и балкон, вот и все. Я вечером заеду в их офис и согласую насчет рисунка, предоплаты и всякого такого. Нина, договорились? Мне бежать надо, все!

– Ой, подожди! – закричала Нина. – Тут тебе какой-то дядька будет звонить после двух, он прямо умолял, чтоб я сказала, когда тебя можно застать. Говорит, какой-то твой партнер.

– А кто, как фамилия? – насторожился Антон. – Из какой фирмы?

– Ну, он не сказал, а я забыла спросить. У него такой толстый голос, вернее, хриплый, будто ангина у человека.

– Анги-ина? – потрясенно переспросил Антон. – Чахотка у него, а не ангина! Если этот сукин сын Асламов еще раз позвонит, сразу бросай трубку! Нашел себе мальчика, так, перетак и снова этак! У нас серьезное предприятие, а не бандитская лавочка какая-нибудь, ясно?

И бросил трубку.

Нина какое-то время ошеломленно слушала гудки, потом тоже положила трубку. Она и предположить не могла, что ее муж так виртуозно владеет ненормативной лексикой! Видимо, хриплоголосый накрепко достал Антона, если муж до такой степени разъярился. Но ведь тот дядька позвонит после двух…

«Не буду брать трубку, – решила Нина. – Пусть думает, что я ему наврала, пусть что хочет думает – а трубку я брать не буду».

– Ма-а, ну ты где? – заныла в прихожей Лапка. – Мы же опоздаем к бабе Оле!

– Слушай, золотко! – Нина присела перед девочкой на корточки. – Ради Христа, не вздумай когда-нибудь назвать ее бабой Олей! Она же нас больше на порог не пустит, ты понимаешь? Ольга Савельевна, Ольга Савельевна, сто раз тебе говорено!

– Да я знаю, – угрюмо кивнула Лапка. – Ольга Салевена… Ольга Савелевена… никак не выговаривается!

– Са-вель-ев-на. Повторяй за мной.

– Са-левь-ена, – покорно повторила Лапка.

– Ну ладно, – кивнула Нина, – я попрошу, чтоб она разрешила тебе называть ее просто тетей Олей. Только не брякни про бабу, я тебя умоляю! И пошли скорее, мне еще надо вернуться, мастеров встречать.

– Будем жить как в тюрьме… – трагически пробормотала Лапка, у которой на ужастики была очень короткая память.

* * *

«Новый русский» покупает в Англии золотой «Роллс». Выписывает чек, подает его продавцу. Тот с ужасом вскрикивает:

– Мистер, здесь слишком много, вы ошиблись и выписали на сто тысяч фунтов больше!

– Ладно, – добродушно отвечает «новый русский», – сдачу пришлешь «Фольксвагенами»!»

Николай засмеялся – и проснулся.

Люба стояла рядом, но лицо ее имело скорбное выражение.

– Ого! – пробормотал Николай, потягиваясь и со стоном распрямляя замлевшую шею. – Это я так и сплю на стуле?! Ну, довел меня вчера Родик!

– Тише! – Люба приложила палец к губам. – Не болтай!

– А что такое?

– Как – что?! Он же вор!

– Вор в законе, если уж точно. А это две большие разницы.

– Никакой разницы нет, – чистоплотно сказала Люба. – Вор должен сидеть в тюрьме!

– Та ты шо?! – удивился Николай, передразнивая южный Любин говорок (она была родом со Ставропольщины). – Он и отсидел свое. Скажешь, нет?

– Хочешь сказать, он больше не ворует? А помнишь, как в милиции ему имущество возвращали? Вот ты честный и порядочный человек, а у тебя было в кармане когда-нибудь двадцать тысяч баксов, перевязанных красненькой резинкой?

– Красненькой? Не было, – честно признался Николай. – И даже не перевязанных – не было.

– Вот видишь! Ну разве это справедливо?!

– Любочка, – усмехнулся он, – золотце мое, а где были твои понятия о справедливости, когда мы ночью выпивали с Родей разные коктейли с экзотическими названиями типа «Секс на пляже», «Черный дьявол» или «Глубинная бомба»? И кушали какое-то обалденное копченое мяско? И конфеты из большой коробки? И слушали анекдоты про «новых русских»?

– Ну, а чего бы ты хотел? Чтобы я так прямо ему и сказала, что о нем думаю? Во-первых, мы были у него в гостях, неудобно все-таки, а во-вторых, он бы меня сразу зарезал!

– Детка, – вздохнул Николай, – ну что ты несешь?! Тебя зарезал, потом нас с Витьком как свидетелей, да? И сложил в полиэтиленовые пакеты, и выбросил на помойку. А машину нашу поджег бы. Так, что ли? Ладно, кончай глупости городить. Это у тебя с недосыпу. Сейчас пойдешь домой, выспишься – и будешь вспоминать сегодняшнюю ночь, как замечательный эпизод своей славной трудовой биографии.

Лицо Любы не утратило печального выражения.

– Я-то пойду домой, – сказала она так уныло, словно до родного дома ей предстояло, самое малое, тащиться пешком в центр Сормова, а не пройти всего один квартал. – Я-то пойду, а вот ты…

– А что со мной? – озадачился Николай. – Да не стой с таким видом, будто меня понесут на носилках ногами вперед!

Наконец-то Люба прыснула. И вид у нее теперь был радостный-прерадостный, хотя новость Николаю она сообщила отвратительную-преотвратительную:

– Белинский не вышел! Позвонил, что камень в почке зашевелился, к нему ночью «Скорую» вызывали, ты представляешь?!

Белинский (не Виссарион Григорьевич, занудный критик XIX века, а отличный кардиолог Вениамин Петрович, старинный друг-приятель Николая) должен был заступить на смену сегодня в восемь утра. Его болезнь означала только одно: сейчас появится главврач Александр Викторович, розовощекий здоровяк, и, сияя голливудской улыбкой, начнет бить Николая по плечу увесистой ручищей и басить:

– Ну, Колька, ну, куда ж деваться? На кого ж ты нас покинешь? Ничего, потом денек к отпуску получишь. А как на войне, к примеру, там же вообще круглыми сутками под огнем приходилось, и ничего?!

Учитывая, что Александр Викторович в мединституте учился всего на два курса старше Николая (они даже неоднократно выпивали в тесной компании в общаге!), его воспоминания о войне имели большую историческую ценность. Да, впрочем, какая разница, что он скажет? Факт оставался неизменным: Николаю придется заступить на смену и работать до тех пор, пока не вызовут следующего дежурного врача, которому выходить по графику только завтра. Но он мог бы поспорить на все эти бывшие нумера вместе с конюшнями, что сменщика не найдут, потому что он сегодня подрабатывает в своем Автозаводском районе – тоже на «Скорой», только линейным врачом. То есть, хочешь не хочешь, придется отдежурить вторые сутки – практически без сна, ибо если обычной ночью удается прихватить часок-другой-третий-четвертый, то нынешняя ночь из-за Родика Печерского выдалась напряженной… и это еще мягко сказано.

– 508-я, – сказал в это время динамик, – 508-я, на выезд попрошу. Помощь надо оказать в кожвендиспансере, там больному плохо с сердцем.

– Господи, – с подвывом зевнул Николай, – что, у них своих врачей нет? «Курьерчик», дорогой, сделай вызов подальше, в Зеленый город, что ли, может, посплю по дороге!

Однако всю первую половину дня пришлось мотаться по центру и поспать не удалось. К тому же Витек, парень, безусловно, хороший, но с языком без единой, самомалейшей косточки, уже успел растрезвонить о ночном приключении каждому встречному-поперечному, и бригада Белинского, в которую естественно влился Николай, тотчас же одолела его вопросами.

Строго говоря, одолевал в основном шофер дядя Саша, а фельдшер Палкин сидел молча, поджимал губы и косился на Николая брезгливым взором праведника, нос к носу столкнувшегося с грехом, изредка ворча:

– Жаль, меня там не было, я бы этим браткам… они бы у меня получили по сопатке! Ишь, расплодились, элементы!

Вообще-то, никакой он был не Палкин, а Паша Вторушин, и раньше работал на центральной станции в бригаде «психов», то есть психотерапевтов, выезжавших на всяческие нервные патологии. А там, конечно, своя, особая специфика работы. Приходится порою и силу применять, буквально на пинках «вынося» больного в карету. И некий нервный субъект однажды так обиделся на Пашин чрезмерно фамильярный тычок, что набросился на него и изодрал в кровь лицо, а также влепил чувствительный удар в нижнюю часть тела. Паше даже на больничном пришлось какое-то время провести! И тогда он завел себе резиновую милицейскую дубинку. Просто так, на всякий случай. Однако ему настрого запрещалось брать ее в квартиры к больным, и палка просто лежала себе под носилками в салоне «Скорой». Иногда Паша даже забывал ее забирать домой, и палка так и путешествовала с разными сменами, сделавшись чем-то вроде театрального реквизита. Но, как говорится, если ружье на сцене висит, значит, оно непременно должно выстрелить… Настала и палкина очередь. Как-то раз нарк, выведенный из комы, чрезмерно возбудился и врезал фельдшеру в глаз. Не говоря ни слова, Паша выбежал из квартиры, спустился к машине, достал из-под сиденья залежавшийся реквизит и, воротясь, несколько раз ударно врезал нарку. Все так же молча и деловито, как исполнял любую работу. В результате нарка снова пришлось выводить из комы, а Паша, переведенный с центральной станции в районную, отныне звался только Палкиным. Впрочем, бог с ним, его частная жизнь в данном случае особой роли не играет.