Марина Дяченко - Любовь и фантастика (сборник)

• Название: Любовь и фантастика (сборник)
• Автор: Марина Дяченко
• Жанр: Фэнтези

По сути дела, каждый наш роман, повесть и рассказ так или иначе касается темы отношений мужчины и женщины. Нам интересно исследовать любовь; кто-то называет это нашим отличием и достоинством, кто-то недостатком – ведь фантастика в основном читается подростками, им интереснее приключения, чем любовные перипетии. Поклонники же мелодрам либо ничего о нас не знают, либо разочарованы некоторой сдержанностью, а также нередким отсутствием «хэппи энда», обязательного для сентиментальных романов. И все же мы попытались достучаться и к тем читателям, кто предпочитает «лав-стори» детективу, триллеру или «постмодерновой» прозе, в которой о любви принято говорить с фигой в кармане. 

Предлагаемый сборник в основном состоит из повестей и рассказов разных лет – и это истории о любви. Здесь есть и трагедии, и драмы, и комедии. Мы полагаем, что именно фантастика позволяет увидеть вечные человеческие отношения в совершенно необычном ракурсе.

В сборник вошли: 

«Хозяин колодцев», повесть (2001)

«Демография», рассказ (2002)

«Последний Дон Кихот», повесть (2000) («Бронзовая Улитка»-01)

«Оскол», рассказ (1999)

«Уехал славный рыцарь мой», повесть (2004)

«Слепой Василиск», рассказ (2000)

«Сказ о золотом петушке», рассказ (1999)

«Вирлена», рассказ (1996)

«Подземный Ветер», рассказ (2002) («Сигма-Ф»-2003)

«Я женюсь на лучшей девушке королевства», рассказ (2002)

«Обратная сторона луны», эссе (2000)

---

Он проглотил слюну, будто пытаясь угомонить внутреннее солнце, загнать его ниже, в желудок. Вернулся к столу; кубок его был полон. Юстин отхлебнул и закашлялся.

– Можно… спросить?

– Разумеется, – кивнул Звор.

– Эти… люди, – начал Юстин. – Бастарды… Радим… Акир… Флор… Где они сейчас?

Ему показалось, что огромные уши его собеседника чуть шевельнулись.

– А ты как думаешь? – поинтересовался Звор.

Юстин молчал. Ему сделалось страшно. Внутреннее солнце сжалось в точку и потемнело, как уголек.

– Я не знаю, – проговорил он медленно.

– Ну вот ты – без пяти минут князь… Где, по-твоему, они должны быть? Если мудро, по-княжески, рассудить? Как лучше для будущего, для страны?

– Мудро, – Юстин опустил голову. – Если мудро… то конечно. Для будущего… Чтобы усобиц не было. Да. Но понимаете, – он вскинул на Звора умоляющие глаза, – ведь они же ни в чем не виноваты! Разве может князь казнить невинных?!

Звор улыбнулся. Голубые его глаза сделались чуть темнее; Юстину показалось, что он сейчас подмигнет.

– Разумеется, нет, – мягко сказал Ушастый. – Разумеется, казнить невинных – не дело… Я не ошибся в тебе, Юстин, ступай отдыхать, завтра тяжелый день… Ступай.

* * *

Он ночевал в княжеской спальне. И, разумеется, не мог сомкнуть глаз.

Величественно ниспадали портьеры. Мерцали ночные светильники. Пахло розовым маслом, но не приторно и душно, а так – чуть-чуть.

Юстин лежал на высокой постели, под шелковыми простынями, на пуховых подушках, будто на облаке.

Мысли его были не мысли, а картинки. Он видел лицо Радима – как он теперь? Что чувствует, узнав, что удача в последний момент отвернулась?

Надо будет разыскать его и взять к себе… советником? Много же кузнец насоветует. Полководцем? Но он ведь, кроме дубины, и оружия в руках не держал… Он злится на Юстина, он завидует Юстину, не надо его разыскивать, пусть себе работает в своей кузне…

Под сомкнутыми Юстиновыми веками высвечивались и снова терялись в темноте фонтан с золотыми рыбками, лицо деда, когда дед узнает, что Юстин князь, лицо Аниты, когда вот здесь, в этой комнате, он обнимет ее на этих вот перинах…

И он обнимал пуховую подушку, тонул в ней лицом, бормотал что-то неразборчиво даже для самого себя, катался по постели и понимал, что надо спать, надо достойно пережить эту ночь, ведь завтра – церемония, завтра Звор опустит венец на его голову и перед всей страной признает законным наследником Краснобрового, князем…

Ему показалось – или пламя ночных светильников действительно заколыхалось? И откуда-то потянуло вдруг холодом, будто приоткрыли дверь в глубокий погреб?

Он сел на постели. Ему привиделся Радим, прокравшийся в княжеские покои через потайную дверь – с топором.

– Кто здесь?!

– Я.

Нет, это не был Радим. Юстин в ужасе завертел головой; в углу спальни стояла высокая фигура, и полутьма рядом сгущалась, превращаясь во тьму.

– Это я, господин будущий князь, – в голосе Хозяина Колодцев была насмешка. – Не пугайся. Я здесь по договору со Звором.

– Нам можно пожениться?! – Юстин спустил с кровати босые ноги. – Нам – можно? Ведь теперь я князь… Анита…

– Ты еще не князь, – Ос вольно или невольно повторил слова Ушастого. – Будешь князем – завтра… Но сперва я войду в твою душу и оставлю там красный шелковый флажок. Звор заплатил мне – не деньгами, конечно…

– Анита… Что?!

– Это условие твоего княжения. Флажок в твоей душе будет нечувствителен для тебя, однако ты никогда не сможешь поступить – или помыслить – против воли Ушастого. Ты был червяком, он сделал тебя князем – ведь он может рассчитывать хотя бы на верность, не так ли?

Юстин сидел, не касаясь ступнями ворсистого ковра. Тонкая ночная сорока медленно прилипала, приклеивалась к холодной мокрой спине.

– Погодите, – сказал он шепотом. – Но я ведь и так буду верен Ушастому… У меня и в мыслях не было предать его!

– Сейчас ты молод, – возразил Хозяин Колодцев, делая шаг вперед, плывя сквозь зыбучее пространство, будто капля масла по поверхности воды. – Сейчас ты наивен… Твои клятвы легки… и легко забываются. Флажок – вечен… Тебе придется некоторое время смотреть мне в глаза.

– Я должен буду впустить вас в свою душу? – в ужасе спросил Юстин.

– Тебе нечего бояться. Я всего лишь оставлю там красный шелковый флажок. Незаметный, размером с ореховую скорлупку. И ты не изменишься ни на волосок, ты останешься собой.

– Я не впущу вас, – сказал Юстин, отодвигаясь назад.

– Но ведь ты хочешь быть князем?

– Но я и так верен Звору! Он ничего не говорил про…

– Звор очень мало говорит, гораздо больше делает. Ты хочешь быть князем?

– Хочу!

– Тогда ты должен принять флажок.

Сделалось тихо. Огоньки в ночных лампах едва тлели.

– А если я не приму? – шепотом спросил Юстин.

Темная фигура покачнулась:

– Тогда я уйду… Князем станет другой юноша. Его имя Радим, он сейчас в темнице…

– В темнице?!

– Да. А прочие мертвы, и ты тоже будешь мертв. Потому что мудрый князь никогда не оставит в живых претендента на трон столь же законного, сколь и он сам…

– Это неправда!

– Ты сам сказал об этом Звору. Ты сам понял смысл этого жестокого, не спорю, поступка… Кто говорил тебе, что быть князем – просто?

– Никто не говорил, – сказал Юстин, внезапно чувствуя полное спокойствие. И – пустоту.

Хозяин Колодцев снова шагнул вперед – и одним движением переместился через всю комнату, оказался прямо перед Юстином:

– Ты боишься. Ты струсил. Ты как ребенок, впервые увидевший лекаря.

– Я не боюсь, – сказал Юстин, понимая, что врет.

– Сейчас решается, быть тебе князем или червяком. Мертвым червяком. Думай.

Юстин посмотрел на окно. За парчовыми занавесками обозначились очертания башен на сереющем небе, потускнела звезда, всю ночь глядевшая в окно.

Розовый запах растаял, сменившись запахом сырости. Мокрого камня.

– Я подумал.

– Ты готов?

– Нет, – сказал Юстин. – Я не буду.

– Не будешь князем?

– Не буду человеком, в чьей душе побывал чужой. Не буду подставкой доя красного шелкового флажка. Не буду убийцей своих братьев…

– Значит, ты мертв. Кузнец Радим – князь.

– Пусть так, – сказал Юстин.

И ничего не почувствовал.

* * *

В конце галереи стоял стражник. Юстин отпрянул; стражник насторожился, но Юстина не заметил.

Утренний ветер был неожиданно холодным. А может, холодным было дыхание ямы, в которую Юстин неудержимо валится?

Он вернулся в княжьи покои. Звор не был простачком – у каждой двери поставил стражу. Почивающему на перине князю она не была заметна, но вот беглец, ищущий пути к спасению, не мог отыскать ни мышиной норки, ни щели, и даже каминная труба была перегорожена решеткой.

Юстина трясло. От мысли об открытом поединке со стражей пришлось отказаться – он не настолько ловок и умел, чтобы напасть совершенно беззвучно, а значит, сразу поднимется тревога. Впрочем, думал Юстин, если через полчаса выход не будет найден – придется драться. Лучше погибнуть в поединке, или свалиться из окна, но не ждать развенчания, тайной казни в каком-нибудь темном каземате, это слишком мучительно, в один день получить все – и все, вместе с жизнью, потерять…

Звор, шептал Юстин, обхватив себя за плечи. Но Звор!.. Все братья-бастарды – Акир, Флор, Миха, тот мальчишка – все они мертвы, мертвы…

Он понимал, что Звор действует безукоризненно правильно. От такого понимания хотелось лезть на обшитую парчой стену.

Хозяин Колодцев уже передал Ушастому, что Юстин не годится в князья? Если да, то где же стража? Если нет – чего он ждет? Рассвета?

На тяжелых дверях не было замков. Юстин не мог даже запереться в комнате, прожить в осаде лишних несколько часов…

Может быть, он действительно струсил, как ребенок при виде лекаря? Может быть, еще не поздно все вернуть?

Юстин взялся за ворот сорочки. Но Звор, Звор… Юстин хранил бы верность Звору безо всякого флажка… Хранил бы, жизнь бы отдал за великого человека; еще вчера вечером он был в этом совершенно уверен – до того, как узнал правду о судьбе братьев-бастардов… Но вдруг для того, чтобы хранить верность Звору, и в будущем приходилось бы убивать, казнить, отдавать людоедские приказы, идеально соотносящиеся с государственным благом, с неписаным законом большой власти…

Юстин рванул воротник, будто желая выдернуть из себя душу. Хуже, чем домохранца на грудь… впустить в себя шелковый флажок, неслышно отдающий приказы, кладущий невидимую грань, за которой решение Юстина – уже не решение Юстина, и все, что с малых лет казалось добром или злом, за этой гранью перестает иметь значение. Верность Звору, вот единственное добро за этой гранью. Верность Звору…

Юстин зубами взялся за конец простыни. Рванул; ткань расползлась двумя широкими полосами. Юстин рвал и рвал, давая выход отчаянию и обиде, скоро простынь превратилась в четыре длинные ленты, Юстин связал их одна с другой, все три узла намочил водой из умывального кувшина, получилась веревка, годная для того, чтобы спуститься на землю из окна. Вот только окно забрано решеткой, и замок на ней Юстину не сломать. Он знал это, когда принимался рвать простыни, просто ему нужно было что-то делать – что-то осмысленное, указывающее хоть призрачную, но дорогу к спасению…