Яков Гройсман - Вацлав Дворжецкий – династия

• Название: Вацлав Дворжецкий – династия
• Автор: Яков Гройсман
• Издательство: ДЕКОМ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-89533-023-1

Семья Дворжецких – звездная династия российского кинематографа. Глава семьи Вацлав Дворжецкий, выдающийся актер театра, человек сложной трагической судьбы, впервые появился на экране в возрасте 57 лет в фильме «Щит и меч».

Яркой, но короткой была творческая судьба старшего сына, Владислава, ставшего знаменитым сразу после своего дебюта в фильме А. Алова и В. Наумова «Бег», – всего десять лет. Младший, Евгений, – ныне также популярный актер театра и кино. В книге впервые опубликованы воспоминания близких, друзей и коллег Вацлава и Владислава Дворжецких: Р. Левите, Е. Дворжецкого, Н. Литвиненко, М. Ульянова, В. Наумова, В. Титовой, А. Панкратова-Черного, В. Пичула и других. Публикуются мемуары Вацлава Дворжецкого «Пути больших этапов» и дневниковые записи Владислава Дворжецкого «Наедине с собой».

---

А в 1960 году произошло событие, которое стало, конечно, наиглавнейшим в жизни, – родился наш сын Женя. Дружба с моим учителем по театральной студии Ю. М. Завадским продолжалась. У нас было заведено, что когда я приезжала в Москву, – это относилось, естественно, не только ко мне, а ко всем его ученикам, – надо было отчитаться за прошедшее время. Я и похвасталась: у меня сын! Первый вопрос был – как я его назвала. Говорю: «Женя». – «Ну, молодец», – сказал он. – «Это в честь Евгения Багратионовича Вахтангова».

Родился Женя, и наша жизнь обрела новые радости, волнения, чаяния. Так как у нас в Нижнем Новгороде не было никаких родственников, то первые три года были довольно сложными, да еще при наших характерах… Мы оба работали. Я вернулась в театр, когда Жене было полгода, – без этого я тоже не могла.

Мы путешествовали и до появления Жени, и, естественно, когда он стал подрастать, путешествия наши продолжились. Объездили очень много мест. Это происходило летом, во время наших отпусков. Ребенок летом отправлялся в Москву, с бабушкой и тетей на дачу. Мы дорабатывали сезоны, если наступали гастроли, Вацлав Янович уезжал, потом мы как-то объединялись и отправлялись путешествовать все вместе. К тому времени у нас появилась еще одна собака, ее звали Гера, богиня Земли, – дратхаар, немецкая легавая. Замечательная собака, мы ее очень любили. Она погибла, когда ей было почти пятнадцать лет, собаки этой породы редко доживают до такого возраста.

Один раз она стала мамой – период просто несусветный. Причем собака – «аристократка», и всю процедуру принимания родов проводил, естественно, Вацлав Янович. Роды продолжались целые сутки. Восьмерых приняли, а девятый задохнулся, просто не дождался своей очереди. И начались совершенно чумовые полтора месяца от звуков и от того, что тряпка не исчезала из моих рук. Щенки росли, наливались на глазах, и кормить их ей было очень трудно. Мы через пару дней стали подкладывать Гере по два щенка, потом решили, что этого им мало, их надо кормить из соски.

Ни у меня, ни у Вацлава Яновича ничего не получалось. Тогда бутылку брал Женя – ему было лет десять-одиннадцать, – тыкал в морду щенка бутылку с соской, и тот начинал, нервно дрожа, высасывать ее. Потом мы поняли, что и этого им мало, тогда я начала готовить манную кашу. Стали кормить по два щеночка, остальных в это время запирали. Какой они устраивали концерт в ожидании кормежки! Щенки залезали в миску всеми четырьмя лапами, что было вокруг – трудно себе вообразить. И конечно, совсем потрясающее зрелище было, когда Вацлав Янович выводил всю свору на прогулку. Впереди шел хозяин, справа совершенно ленивая, как будто абсолютно не заинтересованная в этом выводке, трусила Гера, и эти восемь щенят топ-топ-топ… Со всего двора собирался народ поглазеть. Всех восьмерых мы выкормили и раздали, хотя расставаться было ужасно тяжело.

Однажды Вацлав Янович, уходя в театр, сказал, что придет какой-то дядя за щенком, тогда их еще оставалось четыре или пять. В назначенное время раздается звонок, я подхожу к двери, открываю. Стоит этакий Ноздрев, огромного роста, улыбается в тридцать три зуба: «Это дом Дворжецких?» Дом – это было сильно сказано. Мы переехали в квартиру, в которой до нас жил заведующий музыкальной частью театра. Холостяк, квартира совсем неухоженная, хотя дому всего года два, и когда я впервые вошла, то сказала: «Ребята, это вообще не квартира, это декорация». Ну, ничего, обжились, и я полюбила эту квартиру, с ней связано много интересного и дорогого.

Итак, гость прошел в комнату, я посадила его за стол, положила перед ним справку, родословную, он сел, подпер щеку рукой и стал читать. Справка была на одном листочке. Читает, читает. Я думаю: что он вычитывает? Поднял на меня глаза, внимательно так посмотрел и спросил: «Сталин где?» Я говорю: «Что, что?» Он, абсолютно меня игнорируя, снова стал читать. Прошло какое-то время, и он опять меня спрашивает: «Сталин где?»

– Вы меня простите, но я не понимаю, о чем вы выговорите! – У нас в доме – и вдруг разговор о Сталине.

Он молчит, как не слышит. Тогда я громче:

– Вы меня извините, но я не понимаю о чем вы меня спрашиваете.

Он, опять не отвечая, уставился на справку.

– А-а-а… это ж с другого колена!

– Я ничего не понимаю, объясните, пожалуйста!

Он, уже миролюбиво:

– Ну чего ж ты не понимаешь? Эту породу привез в Москву Василий Сталин! А эта справка с другого колена.

Вот такой был эпизод.

Нам невероятно повезло в Горьком, прежде всего потому, что обрели здесь очень хороших друзей. Однажды, это было, наверное, на второй год нашего пребывания в городе, Вацлав Янович сказал: «Мы должны обязательно познакомиться с удивительным человеком».

– С кем познакомиться? Что случилось?

– Я был на лекции искусствоведа Юлия Иосифовича Волчека и в полном потрясении от эрудиции, от личности этого человека. Я очень хочу, чтобы мы с ним познакомились.

К этому времени я уже работала режиссером-постановщиком в ТЮЗе, ставила пьесу по повести Тендрякова «Чудотворная», была знакома с Лазарем Шерешевским, поэтом. Он вместе с Анной Кузнецовой инсценировал повесть и принес к нам в театр. Шерешевский нас и познакомил с Волчеками. Сложился замечательный кружок российской интеллигенции. Это были искусствоведы Волчек, Фих, Берта Соломоновна Маранц – превосходная пианистка, ученые, физики, математики, биологи, конструктор Юра Соколов, его жена Лена, журналистка, биолог Саша Зевеке и его жена Тамара – красавица и умница, чета Неймарков, режиссер Табачников с женой, Идой Богдановой.

Душой всего собрания была жена Юлия Иосифовича Волчека – Ирина Сидорова, отличный редактор, человек удивительной красоты, и внешней и внутренней. Ирина Великолепная – называл ее Вацлав Янович. Необыкновенно добрый, мудрый, прекрасный человек, мы с ней дружим до сих пор. Этих людей интересовало всё, что происходило в мире. Собирались за чаем, за обедом, за праздничными столами, но это было не просто времяпрепровождение. Среди нас были люди, которые не могли не поделиться тем, что открыто, прочитано, узнано, и это обязывало всех не дремать, а активно жить и узнавать постоянно что-то новое, интересное. Меня всегда страшно огорчает, когда приходят гости и начинается разговор только о бытовых, малозначительных вещах, лишь о том, кто на кого как посмотрел и что сказал. Этого совсем не было в нашей среде.

Когда мы получили трехкомнатную квартиру, было всеобщее ликование: значит, есть чуть большая площадь для того, чтобы встретиться и поговорить. И всё, что я видела в Москве, Ленинграде, всё, что мы успевали почерпнуть, бывая где-то на гастролях, – всё это неслось в общее собрание, собрание друзей, которые в тяжелую минуту всегда оказывались рядом. Это тесное дружеское общение свойственно больше провинциальным городам. Духовное, интеллектуальное обогащение сейчас вызывает ностальгическое ощущение, потому что иных уж нет, а те далече. Остались считанные друзья, очень близкие, очень дорогие, но их становится все меньше, а жизнь – все суетнее. Своим студентам мне хочется и в этом смысле что-то передать, привить любовь к общению с людьми, умение ценить это. Дороже быть ничего не может. Как говорила моя мама: «Нет ничего лучше, чем большой накрытый стол, за которым собираются родные и друзья».

При всех своих увлечениях, при всех своих заботах, а их всегда было очень много, Вацлав Янович любил дружеские встречи, общение, всегда ощущал себя лидером. Внимание к друзьям ему было очень свойственно, и мы многим обязаны нашим друзьям по Нижнем Новгороду.

В этот круг входили многие приезжавшие из Москвы замечательные актеры, чтецы, такие, как Сергей Юрский, Тоня Кузнецова, гастролеры-музыканты. Таким образом нить, связывавшая нас с тем, что творилось в столицах, никогда не прерывалась, мы не ощущали себя бедными, ограниченными провинциалами. И до сих пор я следую этому принципу жизни – как можно больше общаться с друзьями.

У Вацлава Яновича еще до нашей встречи было двое детей: Владик, родившийся в 1939 году, и дочь Татьяна родилась в 1946-м, а через много лет появился наш общий – Женя. Только Женя рос в нормальной семье, где были папа, мама, определенные устои и традиции. С Владиком наши отношения сложились еще в Омске, потом нас сроднила совместная жизнь в Саратове. Мы очень дружили, просто любили друг друга, он называл меня «родная мачеха», всегда был откровенен и доверчив. Я с Владиком очень тесно, дружески общалась с пятидесятого года, но ни разу не слышала от него ни малейшего желания стать актером. Когда он вернулся с Сахалина в Омск, помню, он сказал: «Вот открылась студия, и я подумал – а почему бы мне не попробовать?» Заниматься фельдшерским делом ему стало неинтересно, хотелось резко поменять свою жизнь, и он поступил в эту студию при Омском ТЮЗе. Совершенно неожиданно для всех в двадцать шесть лет пошел учиться актерскому мастерству, никогда до того не проявляя к этому интереса. Руководил этой студией талантливый человек, Владимир Соколов, с которым я потом познакомилась. Закончил Владик студию обычно, без особенных взлетов, и взяли его в театр драмы, потому что он был Дворжецкий да еще с такими внешними хорошими данными. В театре он сыграл несколько эпизодических ролей и никаких открытий совершить не успел.