Виталий Поликарпов - Закат Америки

• Название: Закат Америки
• Автор: Виталий Поликарпов
• Издательство: Издательство Таганрогского радиотехнического университета
• Жанр: Философия
• Год: 1999
• ISBN: 5-230-24785-1

В монографии рассматривается одна из интересных в познавательном плане проблема будущего единственной сверхдержавы мира — закат Америки. На основании анализа современных проблем американской экономики и бизнеса, внешней и внутренней политики, семейно-брачных отношений, культурного разнообразия и религиозного плюрализма, философии и образования, иммиграции и этносов, музыки и социологии и других сфер жизни с позиций как американцев, так и неамериканцев показывается несостоятельность многих стереотипов об Америке. Рассмотрение концепций А. Тойнби, Д. Икеды, И. Валлерстайна, С. Хантингтона и других видных исследователей, а также привлекаемый обширный материал позволяет обрисовать картину заката белой англосаксонской Америки. Монография написана доступным языком, рассчитана на широкий круг читателей.

---

Люди могут испортиться, государства — погибнуть: как и у других стран, существование Америки — это непрерывное испытание. Если одни политические лидеры были мессианистами, то другие видели перед собой некий эксперимент, проводимый без всяких гарантий свыше простыми смертными с ограниченной мудростью и силой. Второй Рузвельт считал, что жизнь ненадежна, а судьба нации — под угрозой. Республике все еще требовалось «смелое, настойчивое экспериментирование. Здравый смысл подсказывает брать на вооружение метод и испытывать его на практике: если он плох, надо открыто признать это и испробовать другой. Но самое важное — надо пытаться что-то делать». У Джона Ф. Кеннеди предощущение макиавеллевского мотива сочеталось с религией его предков, которая осознавала пределы человеческих устремлений. «Прежде чем истечет мой срок, — заявил он в своем первом ежегодном послании, — нам нужно будет проверить вновь, может ли нация, организованная и управляемая так, как наша, выдержать испытание временем. Результат ни в коей мере не предопределен».

Это напомнило состояние духа отцов-основателей. Но вера в неизменную правоту нации и предопределенную свыше судьбу остается сильной. Невозможно не ощущать, что эта вера способствовала перегибам, совершенным американцами во всем мире, и что республика многое потеряла, забыв то, что Джеймс назвал «прежней американской натурой». Ибо мессианство — иллюзия. Ни одна страна, будь то Америка или любая другая, не является святой и уникальной. Все нации занимают равное место перед Богом. У Америки, как у любой другой страны, есть интересы реальные и надуманные, заботы бескорыстные и эгоистические, мотивы высокие и низкие. Провидение не поставило американцев особняком от других, меньших числом человеческих пород. Мы тоже являемся частью непрерывной ткани истории.

1.2. Загнивает ли Америка? (Лернер М. Развитие цивилизации в Америке.М., 1992.Т.2)

Когда размышляешь о пути, пройденном Америкой в течение длительного периода, с позиций исследователя цивилизаций, прежде всего поражают три вещи. Первое: будучи частью «организма», Америка подвластна тому окружению, в котором ей приходится существовать, и тому, которое она создает сама. Второе: Америка является составной частью истории со всеми ее жесткими и грязными реалиями, императивами и случайностями. Третье: Америка—это миф, живущий в соответствии с символами, отвечающими тем мифам, которые приписывает ей мир, и теми, что произрастают из ее самовосприятия.

Я употреблял термин «американская исключительность», чтобы сразу с его помощью отразить присущее американцам ощущение уникальности американского опыта и их убежденность, что Америка не пойдет по дорогам, проторенным старыми цивилизациями, но сумеет проложить свою собственную. В ту пору, когда Америка была среди западных стран восходящей звездой, упор делался на существовавшие представления о Старом и Новом Свете: Новый Свет набирал силу, чтобы определить свою судьбу, отличную от судьбы Старого Света. В этом представлении воплотилось ощущение особого предназначения Америки, равно как и ее чувства гордости. И оно ранее других стало почвой для дискуссий между историками, начиная с Фредерика Тернера и Чарльза Бэрда и до Рейнхольда Нибура, дало возможность на основе концепции «фронтира» разрабатывать бесконечные символические проекты и придало утопических черт американской энергии.

В то же время оно несло с собой и отрицательный заряд. Всякий раз, когда одна из границ—географическая, интеллектуальная или нравственная—была достигнута и пройдена, когда Америка страдала от унизительных задержек, раздавались мрачные голоса, провозглашавшие «конец» истории американской уникальности.

Но конец этот не наступал, какими бы бурными ни были некоторые события, начиная с 60-х годов. Америка оставалась магнитом, притягивающим к себе беженцев из всех порушенных демократий и закрытых обществ. Какие бы неудачи ни терпела она сама, она все еще считалась убежищем, где оставалось место для выбора, предлагавшего свободу в вопросах экономики, государственного и общественного устройства и созидательность своей науки и технологий.

Вполне вероятно, что в течение последних десятилетий лицезреть конец собственной истории пришлось именно Старому Свету. Там, где когда-то существовал мир династических монархий, теперь возник мир обществ, истощенных психологически и морально, в основном марксистского или постмарксистского образца, которые потеряли свою силу и привлекательность. Эти общества вместе с их философией выглядят сегодня как старинные крепости, выступающие из заброшенной земли прошлого. На деле же их шансы разрушить эти стены теперь во многом зависят от того, насколько успешно они будут следовать новой модели, учрежденной Америкой и ее соперниками и конкурентами в Западной империи.

Более серьезная угроза американской исключительности исходит с другой стороны—от страшного разрушительного оружия (начиная с водородной бомбы начала 50-х годов), которое может уравнять все народы, старые и молодые, открытые и закрытые, в «братстве» потенциально облученной, обезлюдевшей пустыни.

Эта печальная перспектива стала тем водоразделом, который продвинул Америку к большей степени зрелости. Если раньше она была энергичной молодой цивилизацией, бросающей вызов устоявшимся государствам как модель свободного общества, поборника равноправия, теперь она взяла на себя роль и практического, и символического лидера империи свободного мира, прикрывающего ее защитным «зонтиком» своей высокой технологии и здравого смысла.

Вместе с экономической и социальной моделью Америка на военном уровне предлагала империи мощную базу и материальные ресурсы, которые в случае необходимости могли бы стать сдерживающим средством. А империя взамен предлагала Америке способ продолжить ход исторического развития. После включения в свой состав в качестве штатов Аляски и Гавайев Америка закончила формирование территориальных границ. Теперь империя давала ей возможность без завоеваний или аннексий и не отягощая себя новым бременем управления выйти за эти границы на новые геополитические рубежи.

Все это было безотлагательной прагматической целью политической элиты—от Лондона и Бонна до Иерусалима, Буэнос-Айреса, Токио и Сеула. Необходимость этого и всеобщая взаимозависимость стали реальностью. Ни эти народы, ни американцы не смогли поодиночке стать лицом к лицу с грозной массой вражеских сил. А сообща они имели хороший шанс справиться с агрессией и запугиванием.

Что же в таком случае делает Западную империю «мифом»? То, что она осуществляет свое влияние далеко за пределами того, где распространяется ее законная власть. В основе этой власти лежит символическая привлекательность Америки как для воображения, так и для интересов мировых лидеров и народов.

Ее стержнем была идея сдерживающего средства, играющего роль доспехов империи, чтобы предупредить нападение и поддержать меры безопасности в нестабильной ситуации. В странной, противоречивой диалектике ядерного оружия «мир» стал средством равновесия в предотвращении того, чего не хотели ни западный, ни советский лагерь, но что тем не менее готово было легко прийти в движение.

Американцы стали серьезно думать о системах вооружений и средствах сдерживания еще при Эйзенхауэре и Кеннеди, когда корпорация «РЭНД» сколотила небольшую группу «интеллектуалов-оборонщиков» (Бернард Броди, Герман Кан и Альберт Фольштеттер), ставшую приложением к стратегической политике. Но лишь тогда, когда оба лагеря заимели водородную бомбу, Америка и весь мир осознали суть поговорки о двух пауках в банке. То, что атомная бомба и Советская империя появились почти одновременно, было исторической случайностью, и по логике вещей в каждом лагере возникли свои страхи против другого и свои нужды. Так и родилась Западная империя.

Допустим, что она могла принять вид империи по территориальному признаку, как у русских, с их кучкой сателлитов из Варшавского Договора и внешним кольцом угодливых феодальных поместий. Но американский опыт по созданию империи на рубеже столетия стал запретным, так как он разрушал один из главных мифов Старого и Нового Света о признании имперской роли Старого Света. В равной степени империя могла реализоваться в том виде, который ставил своей целью Ф.Д.Р., —когда все великие державы создают рабочий альянс под эгидой Организации Объединенных Наций. Но послевоенный опыт со сталинской Россией слишком разочаровывал, чтобы позволить еще одну попытку вроде Лиги Наций для определения масштабов коллективного «инфаркта» по еще не изобретенной политической шкале Рихтера.

То, что возникло в действительности, было меньше, чем империя, и больше, чем священный союз или набор традиционных альянсов. Не было это также и творением рук одного лидера. Это сформировалось благодаря интеллекту Дина Ачесона и небольшой группы «мудрецов», мыслящих аналогичным образом и собравшихся вокруг него. Они вместе с группой объединившихся европейских лидеров, как несколько претенциозно сформулировал Ачесон, «участвовали в сотворении» «плана Маршалла», «доктрины Трумэна», НАТО, а также в осуществлении стремлений бывших главных врагов Америки—Западной Германии и Японии—восстановить у себя демократический строй.