Артур Брайант - Эпоха рыцарства

• Название: Эпоха рыцарства
• Автор: Артур Брайант
• Издательство: Издательская группа «Евразия»
• Жанр: История
• Год: 2001
• ISBN: 5-8071-0085-9

Книга Артура Брайанта «Эпоха рыцарства» посвящена истории Англии с 1272 по 1381 гг., одному из самых сложных и решающих столетий английской истории. «Эпоха рыцарства» имеет дело с довольно небольшим периодом времени, но весьма насыщенным событиями: эволюция парламента, реформа законодательной системы, захват Уэльса, шотландские войны за независимость, первый период Столетней войны, триумф английского лука в битвах при Креси и Пуатье, Черная Смерть, крестьянское восстание под руководством Уота Тайлера 1381 года. В книге можно также ознакомиться с историей церкви, архитектуры, поэзии, образования и проследить формирование английского языка.

---

Хотя Англия, в первую очередь, являлась поставщиком необработанной шерсти, в большинстве крупных городов ткани производились, правда, в небольшом количестве, для домашнего потребления. Женитьба Эдуарда на принцессе из Геннегау дала новый стимул местному производству, и одним из первых действий короля, возможно, по настоянию его супруги, стало пожалование охранного патента фламандскому ткачу по имени Джон Кемп[265]. Другие сообщества фламандских ткачей, привлеченные дешевым и доступным сырьем, торговлей и социальной стабильностью в Англии, устроились в последующие несколько лет в Норидже, Йорке и Кренбруке в Кенте. Сама королева Филиппа наносила визиты одному из таких поселений в Норидже, когда ее муж совершал поездки по восточной Англии. Другой фламандец по имени Томас Бланкет основал в Бристоле первую постоянную мануфактуру в Англии, затем давшую его имя предмету домашней утвари, использовавшемуся повсеместно.

Экспорт шерсти и возрастающее число ввозимых товаров: специй, вина, шелков, мехов, леса, смолы, дегтя, растительного масла, соли, квасцов, риса и фруктов стали большим стимулом для развития английского кораблестроения и мореплавания. Крупные лондонские купцы, а столица стала главным портом страны, теперь вслед за магнатами были самыми богатыми мирскими налогоплательщиками в государстве. Саутгемптон, Бристоль, Плимут и Фалмут были главными портами запада, Линн, Бостон, Ньюкасл-на-Тайне, Кингстон-на-Халле и Пять портов – востока страны. После Лондона самым значительным был Саутгемптон, чьи глубокие и спокойные воды, защищенные островом Уайт от бретонских, гасконских и фламандских пиратов, соперничали с дельтой Темзы, как отправной пункт для сопровождения кораблей, чаще всего с грузом менее сотни тонн, везших английскую шерсть на континент. Также он был конечным пунктом для торговых флотов с вином из Бордо, Байонны и Ла-Рошели, а также для генуэзских и пизанских карак[266], которые в течение первых десятилетий XIV века начали экспортировать шерсть с Солента и Темзы на мануфактуры Arte della Lana во Флоренции в обмен на предметы роскоши из Италии и Востока. В Саутгемптон на баржах по Итчену – в то время судоходной реке вплоть до Винчестера – подвозилась шерсть из Уилтшира, Беркшира и низовий Глостершира, в то время как каботажные суда из Пула, Мелком Региса, Бридпорта, Лайма и Экзетера привозили ее из Дорсета, Сомерсета и Девона. Остальная шерсть подвозилась по Северну и Уорикширскому Эйвону для погрузки в Бристоль. Завернутые в холст товары грузили на подводы и вьючных лошадей и отправляли с высоких пастбищ к ближайшей реке.

В те дни, когда путь по воде был самым дешевым, английская торговля имела преимущества по двум причинам. Хотя ее реки вряд ли могли сравниться с континентальными, море всегда находилось рядом, а побережья были буквально усыпаны речными устьями, откуда товары могли отправляться либо за границу, либо в собственные порты государства. В то время, когда каждый второстепенный правитель от Вистулы до Биская пытался набить свои сундуки, взимая пошлину с товаров, Англия с ее сильной единой королевской властью была самой большой зоной свободной торговли в Европе. Почти единственные внутренние транспортные пошлины взимались за незначительные переправы, чтобы возместить расходы, когда мост или дорога находились в частных руках. По сравнению с провозом груза по Темзе, Северну или Хамберу, перевозка товаров по европейским рекам приводила к чрезвычайному росту их цен. В начале века на Везере находилось более тридцати постов, где взимались пошлины, а на Эльбе их было еще больше, около пятидесяти можно было встретить на Рейне и более восьмидесяти на австрийской территории Дуная[267]. На французских реках и дорогах ситуация была не лучше; крупная ярмарка в Шампани, которая в течение веков являлась основным торговым пунктом северной Европы, задыхалась из-за огромных дорожных пошлин, взимавшихся после слияния фьефа с Французским королевством. Только при дворах Брабанта и Геннегау, а также в итальянских и фламандских торговых городах свободная торговля ценилась так же, как и в Англии Эдуарда I. В Пяти портах налоги и пошлины на вино колебались между 2-4 пенсами за бочонок, в то время как в Саутгемптоне средний налог на импортируемые товары составлял только 2 пенса за фунт. В большинстве портов английские товары освобождались от пошлин либо по королевской хартии, либо по договорам между одним городом и другим.

Так как побережье Англии по своей длине было гораздо больше, чем в любом другом западном королевстве, то в государстве проживало солидное морское население, занимавшееся ловлей рыбы, прибрежной торговлей и морскими поездками в Балтийские страны, Нидерланды, Францию и Бискайский пролив, уже тогда называвшийся «морем англичан». Хотя большинство морских перевозок осуществлялось иностранцами, а английские корабли были гораздо меньшего водоизмещения, чем суда Средиземноморских торговых государств – Генуи, Пизы, Венеции и Арагона, – английские моряки, привыкшие к приливам, отливам и штормам Ла-Манша и Северного моря, славились выносливостью, морским искусством и драчливостью. Постоянно они вступали в портовые драки не только со своими нормандскими, бретонскими, фламандскими и баскскими соперниками, но и между собой. Когда бы моряки из Пяти портов ни встречали рыбаков из Ярмута, которых они считали людьми, сующими нос не в свои дела, они вызывали тех на смертный бой, «on lond and strond»[268]. С семью привилегированными портами – Уинчелси, Ромни, Хитом, Дувром, Сандвичем, Гастингсом и Райем и их далекими «связями» – «портовые люди» лагун и бухт Суссекса и Кента долгое время были аристократами Ла-Манша и Северного моря, выполняли свои феодальные обязанности, в военное время предоставляя королю корабли, а их мирная жизнь состояла из испытанной смеси рыбной ловли, пиратства и торговли с северной Францией и Нидерландами. Но постепенно их гавани стали засоряться илом, судоходство все больше развивалось, а их доминирующее влияние стали оспаривать моряки западного побережья. С богатейшими рыбными территориями прямо у ворот и католической страной, питавшейся рыбой по пятницам и во время великого поста, англичане, жившие на побережье, обучались нелегкому делу покорения водных просторов, среди которых находился их остров. Хотя они редко отваживались заплывать дальше Испании или Норвегии – в последующее поколение чосеровский моряк знал побережья от Ютландии до Финистерре – они ходили по морям, полным штормов и изменчивых ветров, которые прекрасно подходили для изучения тонкостей морского дела. Целый народ, живший обособленно, передававший знания от отца к сыну, вносил в характер вялых простых людей струю безрассудства, легкомысленности, что в дальнейшем будет иметь далеко идущие последствия.

Также большую роль в формировании национального характера сыграли торговые отношения. Купеческий город со своей свободой и жизнью, полной благоприятных возможностей, сделал уже достаточно много для преобразования разобщенного английского общества, каким оно стало после нормандского завоевания, в более гибкое, где не было четких границ между различными социальными слоями. Многие из передовых купеческих семей, особенно в Лондоне и крупных портах, вышли из иностранных торговцев, осевших в Англии, как Бокойнты и Бакреллы, пришедших из Италии, и Арраксы, чье имя происходит от Арраса. Гораздо больше было предприимчивых английских сельских жителей, часто вилланов, убежавших от крепостной зависимости своих родных земель, чтобы искать счастья за стенами самоуправляемых привилегированных городов. Многие, поступившие таким образом, умерли от бедности и болезней в переполненных трущобах, прежде чем смогли пробиться через монополистические ограничения, с помощью которых прочно занявшие свое место бюргеры защищали себя и свои ремесла и торговлю. Другие прошли, иногда меньше, чем за поколение, путь от суровой неизменной жизни в феодальном поместье до высокого положения члена городского самоуправления (олдермена) или мэра и даже до места чиновника на королевской службе – поскольку в Англии корона всегда быстро привлекала на свою сторону опытных людей с деловыми и финансовыми способностями. Купцы с простыми именами, как Данстебл, Хейверил и Пигсфлеш, мимо наследственной феодальной иерархии получали должности чемберленов, дворецких и поставщиков, ссужая деньгами Корону или крупных магнатов, устраивали переводы фондов из одной части империи Плантагенетов в другую, предлагали закладные, чтобы обеспечить вышестоящих господ, как мирян, так и церковнослужителей, живыми деньгами, дабы удовлетворить их возрастающий вкус к роскоши. Поступая таким образом, хотя многие из них и разорились на этом пути, они разбогатели, вкладывая свою прибыль в землю и основывая укоренившиеся и получившие рыцарское звание семьи.