Алексей Череватенко - Небо Одессы, 1941-й

• Название: Небо Одессы, 1941-й
• Автор: Алексей Череватенко
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

До этого, правда, не дошло. Не успел я еще "накалиться" от злости и досады, как услышал желанное: "Полный порядок!"

Хоть и взлетел последним, группу догнал очень быстро и вскоре почувствовал себя спокойно и уверенно. Погода была подходящей: густые кучевые облака надежно прикрывали нас от зенитного огня и в то же время в широкие "окна" четко просматривалась земля. Вокруг пока было тихо, но обостренным чутьем летчика я не столько заметил, как "учуял" приближение врага. И действительно, наклонившись вниз, увидел: правее, встречным курсом плыл по воздуху какой-то караван. В следующее мгновение уже стали различимы шесть транспортных самолетов Ю-52, которые тянули за собой планеры. Воздушный десант!

Немедленно передал Елохину по радио, покачал крыльями. Но он, как видно, уже сам заметил и сориентировался. Не в его натуре пропустить такую добычу! Последовала команда: - Атаковать!

Моя машина, пробивая облака, стремительно мчится вниз. Я удачно вышел на "Юнкерсов" и выпустил длинную очередь из пулеметов. Потом еще и еще раз! "Юнкерс" вспыхнул, огненный факел пронесся над селом. Планер отцепился, некоторое время парил в воздухе, затем опрокинулся и плашмя упал на землю. Десятки солдат в горящей одежде бросились врассыпную, спасаясь от нашего огня.

Когда, набрав высоту, я глянул вниз, взору представилась такая картина: большое квадратное поле дымилось кострами - горели сбитые самолеты. Изуродованные планеры с поломанными крыльями неуклюже громоздились на земле. Десант практически был весь уничтожен.

Елохин, построив группу, повел ее на штурмовку главной цели. С двух заходов мы сбросили бомбы на скопление вражеской техники в районе Свердлове, обстреляли дорогу и повернули домой. Комэск торопился: боекомплект мы израсходовали, горючего - в обрез, так что доведись встретиться с противником, вряд ли смогли бы принять бой.

На обратном пути я шел в первой четверке и поэтому не заметил, что двух замыкающих в строю нет. Лишь после приземления узнал о случившемся: капитан Стребков и лейтенант Щепоткин при атаке воздушного десанта противника столкнулись и погибли.

Потерять сразу двоих в одном бою - большая утрата. Полк тяжело переживал гибель товарищей. Стребков был начальником воздушно-стрелковой службы полка. Когда начались воздушные бои, он лично, на практике демонстрировал свое мастерство - стрелял метко, без промаха. Малообщительный, замкнутый, не любивший много распространяться о себе, этот парень воевал смело, бесстрашно. Мы помним о замечательном подвиге Стребкова, после которого застенчивый капитан вырос в наших глазах на целую голову.

...Каждый вечер в одно и то же время над авиационным городком появлялся вражеский разведчик. Зенитчики не могли с ним справиться. Многие наши ребята также пытались сбить его, но безуспешно. Фашисту всегда удавалось улизнуть. Прикончить разведчика удалось Стребкову. Он выследил его и с ходу навязал бой. С командного пункта группа офицеров следила за поединком. Одолеет ли Стребков мощного, до зубов вооруженного "Хейнкеля"?

Свободные от полетов находились в это время в столовой. Вдруг стены задрожали от сильного взрыва. Все мы поспешили выбраться из помещения, В каких-то пятидесяти метрах догорал изуродованный трофей капитана Стребкова. Не "Хейнкель", как думали мы раньше, - итальянский бомбардировщик "Савойя-Маркетти" с итальянским же экипажем. Командир едва подавал признаки жизни. Двое выбросились с парашютами и были взяты в плен, один погиб при падении.

Стребкова поздравляли. А он вел себя, как будто ничего особенного и не случилось. Было задание - выполнил, вот и все.

Щепоткину вскоре исполнилось бы двадцать три года. Парень он был смелый до отчаянности. В одном из боев в середине сентября он потерял свою машину и с тех пор доводилось ему летать на чужих: брал "взаймы", как шутили в полку. Подвижный, деятельный, Иван невыносимо страдал, когда случалось целый день оказаться не у дел, и как бурно радовался, если командир включал его в группу, вылетающую на задание.

И вот нет среди нас Стребкова и Щепоткина. Тяжело было смотреть на Шестакова. Слушая доклад ведущего Елохина, он все больше мрачнел, кровь отхлынула от лица. Бледный, растерянный, он в первые минуты не мог вымолвить слова. Кого и в чем тут обвинишь? Умом Шестаков понимал, что война без жертв не бывает, но сердце не могло смириться. Обвинить ведущего в недисциплинированности и нарушении приказа не было оснований. Ведь помимо выполнения основного задания, сбили шесть транспортных "Юнкерсов" и шесть планеров, в которых было, по меньшей мере, сотни три гитлеровцев! И выходит, благодарить надо ведущего. Если бы не потеря двух летчиков...

- За каким чертом вы связывались с этим десантом! - с горечью воскликнул командир полка. - У вас же была совсем другая задача...

- Но мы ее выполнили! - оправдывался Елохин.

- Слишком дорогой ценой... - Шестаков повернулся и пошел тяжелым шагом смертельно уставшего, придавленного горем человека.

В штабной землянке ему подали телефонограмму от командующего оборонительным районом контр-адмирала Жукова. Майор пробежал глазами текст: "...благодарим за меткий удар, нанесенный врагу в районе северо-западнее Свердлово..."

- Конечно, не мог Елохин поступить иначе, да и мне доведись встретить этот транспорт, наверное, тоже повел бы в атаку, - сказал он вслух, обращаясь к начальнику штаба. - А хлопцев жаль, ох как жаль...

Глава XX.

Сухой лиман

Кто из одесситов не знает этого места! Узкая водная полоса глубоко врезается в материк, образуя крутые берега. В знойное лето лиман можно вброд перейти - вода едва до колен доходит. Отсюда и название Сухой.

В мирные дни лиман славился знаменитыми чуть ли не на весь мир (так по крайней мере утверждали одесситы) бычками. И ездили сюда завзятые рыболовы трамваем двадцать девятого маршрута.

Сейчас стояла осень, самое что ни на есть рыболовное время. Но не слышно на Сухом лимане веселых голосов любителей черноморской ухи и не поджидают своих хозяев, устало развалясь по песчаным отмелям, лодки-плоскодонки...

Изрыты траншеями берега, ощетинились стальными жерлами орудий. Ни днем, ни ночью не умолкают они, рвут на части воздух, землю, воду, копоть и дым закрывают солнце, все вокруг, до малейшей песчинки, пропитано гарью.

Еще в августе, когда гитлеровцы сделали заявление о том, что Одесса скоро будет повержена, были предприняты попытки форсировать лиман. Но они остались безуспешными. Сейчас стоял октябрь. Бои продолжались с прежним ожесточением. Сухой лиман обороняли бойцы 25-й Чапаевской дивизии под командованием генерала Ивана Ефимовича Петрова, Каждый солдат знал этого прославленного командира, с любовью и уважением говорил о храбрости генерала, который запросто приходит в окопы выкурить самокрутку с бойцами, а при надобности может взять и винтовку...

Иван Ефимович наведывался и к нам в полк. Летчиков он называл лучшими друзьями красноармейцев,

- Вам бы техники побольше. - говорил он. - Сами вы орлы, а вот крылья, получается, подрезаны...

Внешний облик не выдавал в нем того храбреца, о котором ходили легенды. Среднего роста, подвижный, в пенсне с висящей цепочкой, он скорее напоминал старого учителя. При разговоре чуть подергивал головой - след контузии в годы гражданской войны.

На своем юрком газике Петров всегда появлялся там, где складывалась критическая ситуация. Комиссар полка Верховец рассказывал, как однажды под селом Дальник во время боя Петров занял место убитого командира роты и повел бойцов в атаку. Красноармейцы потом недоумевали, откуда пришел пожилой комроты, который так храбро увлек за собой молодых и необстрелянных.

Мы поддерживали чапаевцев с воздуха. Там было настоящее пекло. В боях над Лиманом мы потеряли Эсаулова, Мирончука, Бакунина...

Возвратившийся оттуда Алексей Маланов ходил мрачный, неразговорчивый. Оказалось, что Рыкачев устроил ему настоящий разнос и грозился строго наказать, если Алексей не прекратит своих довольно опасных экспериментов.

Дело в том, что Маланов наловчился пикировать под большим углом, рискуя врезаться в землю. На разборах полетов он всегда оправдывался тем, что только таким образом можно добиться высокой эффективности пушечно-пулемётного огня.

Конечно, он был прав, но самолеты наши так изношены, что прибавь им нагрузки, и они будут распадаться в воздухе. Так утверждали и инженер Кобельков, и командир полка Шестаков. А его опыт чего-то стоил, он воевал в Испании, на Халхин-Голе.

Но Маланов упорно стоял на своем, разбивая все доводы.

- А как же прикажете выкуривать из траншей автоматчиков? - возмущался он. - Ведь единственный способ - выжигать их навесным огнем! Снаряды должны ложиться точно в цель. Именно потому, что самолетов мало, надо повышать качество боя.

Маланов знал, что такими приемами он подвергает себя опасности. Знал, но всякий раз, когда мы обрабатывали передний край на Сухом Лимане, снова брался за свое. В полку даже со временем прижился термин - "малановский уголок". Многие летчики поддерживали Алешку, повторяли его опыт, другие расценивали это как лихачество. Я и сам несколько раз бросал машину в отвесное пике, добиваясь точного бомбометания и обстрела из пулеметов, и убедился, что Алексеев "уголок" отлично помогал выполнить задачу. После такой штурмовки траншеи умолкали надолго. Кто же после всего удержится, чтобы не подражать Маланову!