Николай Черкашин - Тайны погибших кораблей (От Императрицы Марии до Курска)

• Название: Тайны погибших кораблей (От Императрицы Марии до Курска)
• Автор: Николай Черкашин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Абрамцево. Июнь 1984 года

Оказывается, открытия по части морских дел можно делать не только в библиотеках и архивах, но и... на даче. Переклеивали обои. Отодрал старый пласт, и с газетного листа ударил в глаза заголовок - "Рулевой с "Олега" и "Авроры". Осторожно выстригаю ножницами заметку и два снимка. На одном бравый матрос с лентой "Олега" на бескозырке - старший строевой унтер-офицер рулевой команды крейсера боцманмат Александр Магдалинский, на другом - он же, только спустя тридцать пять лет, запечатлен вместе с Новиковым-Прибоем среди ярославских школьников. Читаю заметку... Оказывается, в 1935 году автор "Цусимы" обратился через одну из газет к бывшим морякам, участникам русско-японской войны, с просьбой прислать свои воспоминания. На этот призыв откликнулся волжский капитан из Ярославля Александр Магдалинский. Приехал в Москву, познакомился со своим именитым однопоходником и спустя лет пять, при дружеской поддержке Новикова-Прибоя, сам написал книгу об "Олеге" - "На морском распутье".

На другой день я уже читал эту редкую книгу в своей библиотечной "кают-компании". Строк о Домерщикове я в ней не нашел, но зато мне открылись многие обстоятельства похода на Дальний Восток, боя с японскими броненосцами и жизни интернированных олежцев в Маниле, обстоятельства, которые не могли не повлиять на решение мичмана Домерщикова оставить корабль и бежать в Австралию.

В тот майский день 1905 года крейсер "Олег" едва не разделил судьбу "Пересвета".

РУКОЮ ОЧЕВИДЦА: "С вахты дали дудку: "Команде одеться в чистое белье". Безотчетная, гнетущая тоска щемила грудь. Мы знали, что многим из нас не удастся больше увидеть далекую родину, за которую моряки шли отдавать жизнь.

В один час сорок пять минут пополудни на горизонте показались главные силы противника. Неприятельский флот, пересекая под острым углом наш курс, быстро шел на сближение. Силуэты японских кораблей, окрашенных в серый цвет, смутно вырисовывались на поверхности моря. Отсутствие дыма из труб указывало на слаженную, четкую работу машинных команд. Наши корабли, окрашенные в черный цвет, с желтыми трубами, служили хорошей мишенью для японских комендоров. У нас даже и окрасить как нужно не сумели.

Придя на траверз головных кораблей, японский флот повернул обратно и лег на параллельный с нами курс. Оглушительный залпы тяжелых орудий разорвали воздух. Броненосцы вступили в бой.

Один из неприятельских снарядов крупного калибра, пронизав борт, разорвался под полубаком, поблизости от шахты, ведущей в носовой патронный погреб, из которого только что была поднята тележка со снарядами. Осколками вывело из строя всех подносчиков снарядов и перебило подъемный механизм тележки, которая упала в патронный погреб. От удара при падении патроны начали взрываться. Силой взрывов повредило переборку, отделявшую патронный погреб от центрального боевого поста. В отверстие выбитых заклепок был виден разгоравшийся в патронном погребе пожар, обрекавший крейсер на гибель. Чтобы спасти корабль, надо было немедленно принять меры к тушению огня.

Не раздумывая ни минуты, я и мой товарищ - старший гальванер Курбатов - поднялись из центрального поста на палубу. Под полубаком стоял сплошной дым. С большим трудом, на ощупь, раскатали мы пожарные шланги и открыли водопроводные краны. Схватив металлические брандспойты, из которых била сильная струя забортной воды, смочили свою одежду, а потом, с направленными вниз брандспойтами, стали осторожно спускаться по ступенькам шахты к месту пожара. Дыхание перехватывал удушливый, едкий дым. Кружилась голова. Глаза слезились. От чрезмерного напряжения дрожали руки и ноги. Под сильным напором воды пламя стало быстро уменьшаться и наконец прекратилось совсем. Пожар был потушен. Опасность миновала".

Рядом с прощальным снимком, сделанным в Либаве, кладу другой, переснятый из "Летописи русско-японской войны": "Похороны убитых на крейсере "Олег". На юте близ кормового флага - трупы погибших, принакрытые брезентом. Два снимка, два мгновения, разнесенных по времени в восемь месяцев, почти совместились на моем столе. Грустная стереоскопия истории. Видеть сразу конец и начало - прерогатива богов и потомков...

Глава восьмая

ИНЖЕНЕР ИЗ БХИЛАИ, ИЛИ ТОТ, КТО ДЕЛАЕТ ДОМРЫ

Вчера пришел первый ответ из адресного бюро Риги: Домерщиковых в столице Латвии нет... Сегодня торопливо вскрыл конверт из Одессы - ответ тот же: "не проживает". Остались еще четыре запрошенных города...

Один за другим пришли ответы из адресных бюро остальных городов. Не было Домерщикова ни в Мурманске, ни в Таллинне, ни во Владивостоке... Эта фамилия стала моей идеей-фикс. Что бы я ни просматривал - списки избирателей или "Бюллетень по обмену жилой площади", библиотечные каталоги или театральные программки, - я всюду искал эту странную, редкую фамилию. Я расспрашивал всех своих родственников и друзей - не приходилось ли им слышать или читать о каких-либо людях с фамилией Домерщиков. Я просил своих знакомых звонить мне в любое время дня и ночи, если они что-то узнают...

Я сделал запрос в Центральное адресное бюро, которое дает справки о местожительстве любого гражданина СССР. А пока листаю монографию Унбегауна "Русские фамилии": "Домерщиков - тот, кто делает домры или играет на них". Лезу в "Музыкальную энциклопедию": "Домра - древнерусский струнный щипковый инструмент. Использовался в XVI - XVII веках скоморохами..." Может, здесь наведет что-нибудь на след?

Москва. Декабрь 1985 года

Дома меня ожидали сразу два сюрприза, один, дополняющий другой. На столе моем лежал октябрьский номер журнала "Октябрь" за 1960 год со штампом нашей районной библиотеки, в которой записан отец. Он-то и принес счастливую находку. Журнал раскрыт на очерке "Как строили металлургический завод в Индии".

РУКОЮ ОЧЕВИДЦА. "Монтажом мартеновского цеха в Бхилаи руководил крупный советский специалист, человек большой инженерной культуры, Павел Платонович Домерщиков. Природный такт, мягкость, доброта, которые так ценят индийцы, и вместе с тем настойчивость сделали Домерщикова авторитетом среди индийских монтажников. Если Павел Платонович говорил, что нужен еще один компрессор, или требовал увеличения числа монтажников, то фирма стремилась это сделать, даже если ей не хотелось идти на дополнительные расходы...

Врачи запретили Домерщикову дальнейшее пребывание в жарком климате, и в мае 1959 года сдружившиеся с ним монтажники тепло проводили его на Родину".

Вроде бы и недавно на дворе был год 1960-й, но ведь четверть века уже прошло! Жив ли этот человек, если еще в пятьдесят девятом году у него были нелады со здоровьем? На этот вопрос я получил ответ почти мгновенно. Под журналом лежал конверт со штампом Центрального адресного бюро. Вытряхиваю листочек бланка и глазам не верю: "Гр. Домерщиков Павел Платонович, 1910 года рождения, проживает в Москве, по Ленинградскому проспекту, дом №, кв..."

Дверь открыл пожилой интеллигентный человек - Павел Платонович Домерщиков. С первых же минут нашего разговора я убедился, что автор очерка не погрешил против истины, найдя в нем "природный такт, мягкость, доброту".

- Да, Михаил Михайлович Домерщиков был братом моего отца, Платона Михайловича Домерщикова, а следовательно, моим родным дядей. Я его очень хорошо помню...

Тут я не выдержал и перебил:

- У вас какие-нибудь фотоснимки его остались?

- Сохранились всего две фотокарточки, на которых дядя Миша снят в Австралии. Сейчас я вам их покажу.

Павел Платонович зажег настольную лампу явно индийского происхождения: вырезанный из красного дерева слон держал на спине ножку абажура. Слоны это к счастью...

В круг света легли две небольшие карточки.

СТАРАЯ ФОТОГРАФИЯ. Хижина-развалюха, сколоченная из случайных досок, палок, ящиков. В проеме распахнутой двери видны колченогие топчаны, застланные каким-то тряпьем. На наружной стене, обитой не то картоном, не то фанерой, выведена от руки английская надпись "Siberia" - "Сибирь". Надо понимать, в шутку, как название "виллы". Перед "виллой "Сибирь" чудовищный гибрид шезлонга и качалки, сбитый из деревянной рухляди. В нем устроился с газетой в руках молодой человек в черных флотских брюках и белой форменной сорочке со стоячим воротничком, при офицерском галстуке, завязанном бантом. Это бывший мичман Домерщиков. Рядом с ним забулдыжного вида сосед по "вилле" листает в продавленном кресле журнал со словом "Рулетка" на обложке. Ни дать ни взять - декорация к спектаклю "На дне".

На втором снимке беглый мичман восседает в драном кресле среди экзотической зелени. Он все в том же "размундированном" виде. Ботинки стоптаны, но пробор разобран. Лицо печально-сосредоточенное. О чем он думает: об оставленном корабле? о покинутой Родине? об эмигрантском будущем?

Лицо его снято достаточно крупно, и я без труда узнаю в нем человека в английской форме. Теперь хорошо видно, что ошибки, к сожалению, нет. Зачем он надел этот френч? От безысходности?