Алексей Менялов - Смотрите, смотрите внимательно, о волки!

• Название: Смотрите, смотрите внимательно, о волки!
• Автор: Алексей Менялов
• Издательство: Крафт+
• Жанр: Эзотерика
• Год: 2005
• ISBN: 5-93675-100-7

Очевидно, что у волхвов отличает некая тайна. Очень важная. Ведение — не просто умственное знание, но и владение Силой. К этой Силе есть Путь — инициатический. Ясно и то, что цивилизаторы не стесняются никакой лжи, чтобы оболгать и этот Путь (Ворга), и тех немногих, кто в истории нашей планеты принял сокровище Силы волхва. Не стесняются лжи и не жалеют на её поддержание миллиардов долларов.

Но сам Путь неодолим, а карта Пути у всех перед глазами. Надо только увидеть.

А волк путь к встрече с Духом волка указать готов..

---

Сталин, скажете, политика? Дескать, «всего-навсего» борьба за власть, а политики без вранья не могут? Но почему тогда цивилизаторы оболгали ещё и волка? А почему цивилизаторы из всех словарей изъяли важнейшее слово русского языка «ворга»? А знает слово почему до сих пор не знали, что означает?

У всех приведённых линий вранья источник один. Потому что все три упомянутые линии от одного корня Истины.

На три вопроса разом ответить легче, чем три раза всякий раз на один. И волк, и «ворга», и Сталин — это отсвет того прекрасного мира вечности, который дегенератам не по росту.

И о Ворге, и о волке, и о Сталине можно и нужно говорить разом, так сказать, под одной обложкой. Всё это культ предков, или, что почти то же самое, Спираль Девы, или, что почти то же самое, Красoта Девы, и чтобы всё это понять, желательно осмыслить свойство человека постигать мир глазами предков.

Инициирующий предмет, открывающий доступ к первой ступени лестницы посвящения в культе предков — дуб, вернее, всякое дерево-патриарх.

Вернее так: в культе предков есть несколько ступеней. «Нулевая», самая доступная — открывается при общении с дубом, он же кедр, он же oak. О древе-патриархе (oak-кедр-дуб) в жизни гениев я подробно писал в книге «Сталин. Культ Девы». Здесь повторяться не буду.

Одна из следующих ступеней — общение с огнём и знакомство с принципом трансформации. Происходит это у коваля, он же кузнец, он же smith (С-МТ — «представитель праматери (Девы)»; СТ-М — «преддверие смысла жизни»).

Одна из последующих ступеней — древняя обсерватория. В «Культе Девы» она называлась одной из Грудей Девы, а здесь — просто точкой на Спирали. Или одной из стихий Красoты Девы. И то, и другое, и третье верно.

И, наконец, совсем на вершине — «принятие аморака» от взгляда волка-спасителя, которого человек хочет и пытается спасти.

Кстати, человек (Ч-ВЛК) — «вместилище волка», «обитель волка». Точно так же, как и личность (Ч-ЛН-СТ) — «тот, кому надлежит пройти высшее посвящение «Лоно» (оно же «волк»).

Почему Данило матёрого волка, по сути, спас?

«…Совершилось величайшее счастье — и так просто, без шума, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам, и сомнение это продолжалось более секунды …»

Сколько деталей щедро рассыпал Толстой — «величайшее счастье»! Ведь яснее же ясного! И как только столько лет я был не в состоянии сконцентрироваться на этой детали?!

А ведь так всё просто: «величайшее счастье»!

Итак, с чего бы это оно величайшее?!

А потому, что будь это не ритуал, а действительность, то получалось, что Хозяйка Ростова выбрала — предоставила ему возможность пройти высшую инициацию, обрести высшее ведение и возможности, соответственно. Ростов, может, смысл ритуала до конца и не понимал, и даже не знал, кто такая Хозяйка, но родовая память безошибочно определила этого момента важность — «величайшее счастье»…

«…Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая …» Это об охотничьих собаках Ростова. Дорогие собаки, но не канака. «Ничего не понимая…». Классический литературный приём. Ростов — почему-то «величайшее», а собаки своим появлением в тексте должны оправдывать употребление такого слова («ничего не понимая»), которое помогло бы читателю задуматься: а с чего это «величайшее»? Есть счастье любви, счастье победы, счастье свершившейся мести, выздоровления — ан, оказывается, что если судьба выбрала тебя для встречи с волком, то это счастье из всех самое величайшее. С чего бы это? «Ничего не понимая…» Значит, вопиют к читателю своим присутствием собаки: есть тебе, человек, что понимать в таком повороте судьбы. Волк — это, прежде всего, перст судьбы, перст избрания к постижению полноты Истины…

«…Но тут — Николай видел только, что что-то сделалось с Караем, — он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину…»

«Что-то сделалось»… Гениальность Толстого как художника в том и состоит, что он умел замечать, что кроме расчётной стороны кишечно-желудочной жизни в нас сокрыто подсознание, величайшее сокровище всякого заблудшего, открывающее доступ на Воргу, в карну.

То, что кладовые родовой памяти по ценности превосходят любое иное сокровище, показано читателю при помощи образа Наташи, её невесть откуда взявшегося русского танца, возможно, исконного. К сокровищнице родовой памяти человек получает доступ в стрессовой ситуации — отсюда и «величайшее счастье», «счастливейшая минута», «что-то сделалось с Караем»…

Чтобы понять истоки счастья, надо «всего только» «познать себя», как было начертано на фронтоне храма Аполлона в Дельфах, в Греции, основанного, кстати говоря, пришельцем их Гипербореи по имени Олень, волхвом.

«…Что-то сделалось с Караем, — он мгновенно очутился на волке…» — здесь же целая библиотека ведения!

«…Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из-под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), — минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни …»

Оставалось только протянуть руку и, заглянув в глаза волка, его стреножить. И это, что и говорить, для всякого не смерда — «счастливейшая минута его жизни»!

Ростов Ростовым, но и Данило очень важный сакральный образ. Образ эдакого теневого жреца, колдуна, волхва, ушедшего в «пустыню» и пока ещё не вернувшегося — так, только рука показалась, которая и спасла волка.

Почему Данило не подъехал, когда, как ему показалось, волка уже добивали?

Почему Данило, когда логика событий вынудила его не наблюдать, а действовать, волка заколоть не позволил? Уж не потому ли, что в собравшейся компании не было мужа, который прошёл бы достаточного числа инициаций на Спирали Девы? Всегда ли волхв спасает волка?

Сипатый Данило был достаточно здоров, чтобы кричать — он криком кричал, когда в унизительное ничто превратил зазевавшегося в ритуале охоты самозванца, присоединившегося к ритуалу от скуки. Но на охоте, посреди всеобщего ора, он, взявший волка в полон, больше шептал — и только шептал.

«Данило раза два с одного бока на другой перевалил волка», — а это ещё зачем? На такое поведение в прообразе ритуала охоты, думается, есть серьёзнейшее основание.

Егор: избрание избранного

«Весьёгонская волчица» полярного капитана Бориса Воробьёва — самое сильное, на мой взгляд, произведение второй половины XX века. Уверен, придёт время, и его ещё признают Священным писанием русских.

Ясно, что волхвами становятся. Ясно и то, что к становлению есть путь. «Весьёгонская волчица» и есть описание этого пути. Причём человеком, который на логическом уровне Варгу не осмыслил.

«…Логово — неглубокая яма, оборудованная, по-волчьему обыкновению, без всякой подстилки и боковых ходов, было вырыто среди корневищ двух сросшихся между собой сосен. Вокруг валялись обглоданные кости, и остро пахло волчьей мочой.

Волчата, сбившись в тесную кучу, поглядывали на Егора скорее с любопытством, чем со страхом. Страх ещё сидел в самой глубине звериных душ, высвободить его оттуда мог только опыт, а какой опыт у волчат, которые ещё недавно были голыми и слепыми?

И всё-таки они почувствовали опасность и, когда Егор стал вытаскивать их из ямы, огрызались и норовили вцепиться острыми зубами в руку. Егор отвлекал их внимание и, хватая за шиворот, тут же совал в мешок. Волчата ползали по его дну, тыкались носами в углы и потихоньку скулили.

На всё ушло не больше десяти минут, и, завязывая мешок, в который уже раз подивился странному свойству волков, которые даже и не думали спасать потомство. Все звери и птицы защищают свои выводки, на что уж клуша — и та глаза выклюет за цыплят, а волки нет. Убегают и смотрят на всё издали, и Егор не мог объяснить себе, в чём тут дело.

Но коли речь зашла о странностях, то и сам Егор слыл среди остальных охотников человеком с причудами. А как сказать по-другому, когда все, кто занимался добыванием волчьих выводков, всегда убивали волчат — палкой, прикладом, кто как умел, а Егор не убивал? Он без всяких раздумий стрелял взрослых волков, ловил их капканами, но волчат приносил живыми…»

В повести «Весьёгонская волчица», к тексту которой мы ещё не раз вернёмся, сосуществуют два параллельных описания происходящего. Одно основано на эмпирическом опыте (волки людей не трогают). Другое же — искусственное построение, проповедуемое стаей цивилизаторов (ужас перед волками, фантомное ощущение их клыков на горле и якобы «смрадного дыхания»). Егор — на границе, как человек не осмысливающий Воргу, он спотыкается, поэтому, несмотря на опыт, страх забрасывает его под внушения стаи цивилизаторов.