Издательство «Росмэн» - Энциклопедия «Литература и язык» (с иллюстрациями)

• Название: Энциклопедия «Литература и язык» (с иллюстрациями)
• Автор: Издательство «Росмэн»
• Издательство: Росмэн-Пресс
• Жанр: Энциклопедии
• Год: 2006
• ISBN: 978-5-353-02604-4

Информационное и учебно-справочное издание, включающее более 1500 статей, посвящённых различным аспектам мирового литературного процесса (выдающимся писателям и исследователям литературы, литературным школам и направлениям, основным понятиям современного литературоведения), а так же статьи по языкознанию. Предназначено для школьников, студентов, препо давателей и широкого круга читателей.

---

Содержание понятия «мировая литература» было обогащено эпохой романтизма. Участилось издание курсов истории национальных и европейских литератур, рассматривающих литературные явления разных стран (Англии, Германии, Франции, Италии и т. п.) в едином потоке. Теоретик немецкого романтизма Ф. Шлегель в 1802—04 гг. прочёл лекции по истории европейской литературы; он утверждал, что одна литература неизменно ведёт к другой, ибо литературы не только последовательно, но и в один и тот же исторический период образуют одно тесно связанное целое. В произведениях немецких романтиков Новалиса и Л. Тика переплетаются мотивы восточных и западных литератур, интерес к Востоку, проявившийся уже в литературе 18 в. (Вольтер, Гёте и др.), свойствен Дж. Г. Байрону, А. С. Пушкину, М. Ю. Лермонтову и др. писателям 19 в. Идея универсальности человеческой цивилизации (важную роль сыграла книга В. Г. Ваккенродера «Об искусстве и художниках», 1814) породила представление о «литературной республике», «республике писателей», гражданами которой являются «все поэты без национальных различий» (Дж. Берше, «О „Диком охотнике“ и „Леноре“ Г. А. Бюргера», 1816). Примеры универсальности духа стали находить у писателей прошлого, прежде всего у У. Шекспира.

Гётевская концепция мировой литературы была связана с наступлением того времени, когда на смену одностороннему влиянию одной литературы на другую придёт взаимовлияние литератур. В связи с этим особое внимание уделялось посреднической роли переводчиков, в частности, об этом писал видный немецкий поэт и публицист 19 в. Г. Гервег («Об ассоциациях писателей», 1840). Гётевскую концепцию мировой литературы называл «пророческой» и главный теоретик «Молодой Германии» Л. Винбарг, включивший в свой сборник «К новейшей литературе» (1835) статью «Гёте и мировая литература». В то же время идея взаимовлияния и потенциального равенства литератур находила в середине 19 в. активных противников. Один из активных борцов с Наполеоном, крайне националистический немецкий писатель и учёный Э. М. Арндт в статье «Не совращайте нас, или „Мировая литература”» (1842) выступил против переводов на «целомудренный» немецкий язык самых отвратительных «литературных отбросов» из Парижа и Лондона, уверяя, что чем больше появляется в Германии книг со всего мира, тем скуднее и безжизненнее становится отечественная словесность.

Одним из аргументов для формирования понятия «мировая литература» являются результаты сравнительно-исторического исследования различных литератур мира, обнаживших, во-первых, их устойчивое взаимовлияние (например, многовековой взаимообмен эстетическими идеями, темами и образами европейских литератур: влияние литературы Древней Греции на литературу Древнего Рима, а через неё – на всю европейскую литературу и культуру в целом; английской литературы барокко – на прециозную литературу Франции 17 в., а её, в свою очередь, на итальянское барокко; итальянской литературы Возрождения на всю европейскую словесность 14–16 вв., литературы французского классицизма – на русскую литературу; французской и английской литератур 18 – нач. 19 в. – на американскую; американской литературы второй пол. 20 в. – на европейскую; китайской литературы раннего Cредневековья – на древнюю японскую литературу; европейской литературы 19–20 вв. – на японскую литературу 20 в. и т. д.). Во-вторых, исследовано множество устойчивых типологических параллелей и тождеств, свидетельствующих об общности путей развития человеческого духа в формах словесного искусства. Это проявляется в общности этапов, которые проходит в своём развитии каждая литература мира. Первый этап – фольклор с характерным сочетанием словесных элементов с музыкальными, хореографическими и мимическими, с набором определённых жанров, героев и сюжетов. Теория бродячих сюжетов, или миграционная теория в литературоведении, отметила множество сходных сюжетов в фольклоре разных народов (например, о злой мачехе, о доброй красавице, которую пытаются погубить злые сёстры) и выдвинула мысль не только о заимствовании этих сюжетов, но и об их самозарождении. Сходные процессы наблюдаются и в героическом эпосе разных народов: описательность, обращённость к прошлому, доминирование в раннем эпосе всех народов жанра эпической песни, которую исполняли древнегреческие аэды и рапсоды, французские жонглёры, немецкие шпильманы, кавказско-азиатские ашуги и др. анонимные или легендарные поэты-певцы. К подобному роду произведений относятся героические эпические песни: «Илиада» Гомера, древнеисландская «Старшая Эдда», французская «Песнь о Роланде», немецкая «Песнь о нибелунгах», русские былины, киргизский эпос «Манас», «Нартский» («Нартовский») эпос осетин, средневековые японские военно-феодальные эпопеи – гунки. Часто в фольклоре разных народов эти произведения объединяются в циклы (например, цикл русских былин об Илье Муромце, цикл Артуровских легенд – кельтских народных преданий о древнем короле бриттов и его рыцарях). Общий характер носит и основное содержание этих песен – воспроизведение в монументальной идеализированной форме жизни и деяний человека «героического» времени (которое характеризуется как время начальное, «неиспорченное», «золотой век»). В средневековой литературе всех народов архетипическим мотивом является верность сюзерену, другу, возлюбленной (или возлюбленному), своему роду, своей вере и т. п. Мотив трагической разлуки, гибели (часто – в результате измены или предательства) оттеняет благородство главных героев. Общие черты обнаруживаются и в средневековых жанрах городского фольклора, народного театра (фарсы, фаблио, шванки, фастнахтшпили), в религиозных представлениях – мираклях и мистериях.

Обращение к национальному языку и современной жизни в сочетании с опорой на античную культурную традицию, «антропоцентризм», жизнерадостность, «реабилитация плоти», естественных человеческих чувств свойственны всем литературам эпохи Возрождения, так же как представление о непознаваемости мира – литературе европейского барокко (из чего возникал культ гедонистического «изящества» в жизни и искусстве, принцип «элитарности» и субъективной «причудливости» художественного творчества, уход в мистику или религиозное смирение). Классицизм диктовал иерархичность эстетического сознания, соответствовавшую принципу разумного и строгого соподчинения в устроении всего бытия, век Просвещения возвращал «естественному», рядовому человеку веру в благое начало своей натуры, созданной Богом (или Природой), выражая надежду на то, что человек с помощью собственных разума и чувств сам сумеет правильно выстроить своё земное существование. Оттого всем европейским литературам эпохи Просвещения был свойствен интерес к внутренней жизни обычного человека, появились первые романы воспитания, романы в письмах, исповеди, повествования о странствиях в этой жизни искренней и доброй души – то, что ложилось в русло формировавшегося в 18 в. сентиментализма. Тогда же утверждается «естественная» внесословность человека, его право на свободу совести, слова, творение и дерзание, прокламируется просветительский оптимизм – вера в благую направленность человеческой истории, которую сами люди должны определять правильными законами, разумным воспитанием, а если необходимо, то и решительным действием. Антидеспотический пафос Просвещения с его закономерными следствиями – Великой французской революцией 1789—99 гг. и революционными брожениями в Европе – испугали просвещённый и гуманный дух своих вчерашних идеологов кровавым насилием и сопряжёнными с ним несправедливостью, гибелью невинных людей и разрушением традиций. Европейский романтизм, в основе которого лежал сущностный разлад «я» и «не-я» (в соответствии с учением немецкого философа И. Г. Фихте), был един в своём принципе отторжения от реальной действительности и «неучастия» в ней. Однако немецкие романтики искали убежища в царстве грёз, фантазии или религиозной мистики, опираясь на созданную ими теорию «романтической иронии» и «романтического двоемирия», в идеализированном патриархальном и средневековом прошлом. Байрон же, восприняв «мировую скорбь» немецких романтиков, пройдя через стадию «байронического» разочарования, пришёл к бунтарству, сначала богоборческому, протестующему против всего мироздания, затем исторически «локализованному», политически и социально направленному. Радикальная и вполне злободневная оппозиционность В. Гюго, принимая от века Просвещения веру в «естественного» человека, апеллировала к «четвёртому сословию», находя в современных простолюдинах, гонимых, презираемых и отверженных «аутсайдерах» общества, залог возрождения нации.