Юлия Винер - Собака и ее хозяйка

• Название: Собака и ее хозяйка
• Автор: Юлия Винер
• Жанр: Домашние животные

Юлия Винер родилась в Москве, закончила сценарное отделение ВГИКа. Прозаик, поэт. С 1971 года живет в Израиле. Повесть «Снег в Гефсиманском саду» была опубликована в «Новом мире» (2004, № 6).

---

В эту пору хозяйка особенно часто ласкает собаку и старается утешить ее едой. Собака не капризна и в еде не переборчива. Она охотно ест все — и объедки от хозяйской трапезы, и засохший хлеб, и подпорченное мясо, и передержанные консервы, и специальную сухую собачью пищу, которую, впрочем, любит меньше. А больше всего она любит печенку и кукурузу. И то, и другое достается ей нечасто — хозяева, видно, и сами это любят и съедают почти все. Но дважды в год, когда собаку на целую неделю запирают в доме и выводят только по нужде, ненадолго и на поводке, а с ближних холмов несется страстное разноголосое пение, собаку кормят печенкой до отвала. И кукурузу дают свежую, как себе. И часто ласкают собаку, и подолгу с нею разговаривают. И мучительная эта неделя запечатлевается в памяти собаки как острая смесь страдания и приятности. Поэтому, когда бдительная хозяйка в очередной раз находит на траве кровавые пятна и хватает собаку, чтобы затащить ее в дом и запереть дверь, собака сопротивляется, но не так, как могла бы. Собака могла бы просто не даться в руки — она бегает очень быстро. Она могла бы покусать хозяйку — хозяйка даже и не догадывается, как собака могла бы ее искусать.

Но собака никогда этого не сделает. Потому ли, что она любит хозяйку? Это неизвестно. Неизвестно, можно ли это назвать любовью, хотя хозяйка с полной уверенностью говорит знакомым: моя собака меня очень любит. По человеческим понятиям назвать это любовью трудно. Собака совершенно не интересуется ни характером или внешностью своей хозяйки, ни ее делами, ни ее мыслями и переживаниями. Она нисколько не заботится о благополучии своей хозяйки, не беспокоится, есть ли у нее еда, вода, безопасное место для спанья. Она не старается, чтобы хозяйке было лучше, веселее, спокойнее. Когда хозяйка огорчена или грустна, собака знает об этом, и ей это немного неприятно, но она ничего не делает по этому поводу. Если бы кто-нибудь сказал собаке, как это принято в обществе людей, что в близких отношениях следует не только брать, но и давать, собака не знала бы, о чем речь. Ее задача состоит в том, чтобы взять у хозяйки все, что можно, а что хозяйка получает взамен — это ее, хозяйкин, интерес и ее забота.

Правильно было бы сказать, что собака привязана к своей хозяйке. Привязана очень крепко, так крепко, что это мешает нормальному течению ее жизни. Когда хозяйка куда-нибудь исчезает из поля зрения собаки — иной раз на неделю, а иной раз и на месяц-другой, — собака скучает, плохо ест, не хочет играть.

Привязанность собаки к хозяйке не слабеет и не истощается со временем. Хозяйка не может ни разочаровать собаку, ни надоесть ей. Перемен к худшему, происходящих со временем во внешности хозяйки, собака не замечает, не замечает и перемен в ее характере, который, как уже было сказано, собаке безразличен.

Не ясно, что вообще могло бы эту привязанность разорвать. Если бы хозяйка сильно побила собаку? Она уже не раз это делала, хотя по-настоящему избить себя собака не позволит. Если бы совсем не кормила собаку? Бывало и это. Был в жизни хозяйки период, и довольно длинный, когда она до такой степени занята была каким-то своим делом, что почти не вспоминала собаку. Однажды она ушла из дому на три дня и три ночи и не оставила собаке еды. Воды в миске едва хватило на первый день. Собаке было плохо без еды, а потом и без воды, но, когда хозяйка вернулась, она встретила ее восторженным визгом. Она так меня любит, что все готова простить, подумала тогда виноватая хозяйка. А собаке и в голову не пришло на хозяйку сердиться или обижаться, она только очень боялась и тревожилась.

Вскоре после этого в доме появился человек, который получил право гладить собаку, давать ей еду и вывозить иногда на природу побегать — вообще вести себя как будто он тоже хозяин собаки. Хозяйка дала собаке понять, как следует держаться с «хозяином», и та подчинилась, охотно принимала и еду, и ласку, и за город на машине ездила с удовольствием, но считать этого человека за настоящего хозяина не могла.

Человек, которого хозяйка пустила в дом и которого велела собаке считать тоже хозяином, жил в доме уже много лет, собака давно привыкла к нему, хотя и не полюбила. Она краем сознания своего помнила, что с его приходом ей стало доставаться гораздо меньше хозяйкиного времени и ласки. Полюбить не полюбила, но включила в свою жизнь как данность. Кроме того, от него и польза немалая была в доме. Это он выстроил собаке ее замечательную конуру, хотя и редко используемую, но в сильный дождь необходимую. И он же всегда водил машину, в которой собака очень любила ездить.

Улицы города, в котором жила собака и которого почти не знала, чрезвычайно интересовали и привлекали ее, но она терпеть не могла ходить там пешком. Во-первых, перед редкими пешими выходами в город хозяйка привязывала собаку к своей руке крепкой цепью с удавкой на конце, надеваемой собаке на шею. Хозяйка ходила по улицам медленно, останавливаясь совсем не там, где нужно было собаке, а собака не могла не спешить, слишком много всего нужно было осмотреть и обнюхать. Удавка больно впивалась в шею, душила собаку. Но главной причиной и ее спешки, и вообще нелюбви к пешим походам было даже не это, а то, что проходящие мимо люди очень часто норовили потрогать собаку, не спрашивая согласия ни у нее, ни у хозяйки. Собака не могла знать, что внешний ее облик, унаследованный от матери, — блестящая бело-золотистая шерсть, стройные тонкие ноги и удлиненная голова с мягкими ушами и большими коричневыми глазами, обманчиво-кротко глядящими из-под желтых ресниц, — был как раз таков, что неудержимо влек людей погладить ее, потрепать уши, провести рукой по распушенному вееру хвоста. А зверский красный огонек, зажигавшийся иногда в этих глазах, они не успевали заметить вовремя и отскакивали от собаки с воплем и руганью. Хозяйка жестоко дергала собаку за цепь, кричала и на нее, и на укушенного, собака начинала нервничать, громко лаять, вырываться, и улаживал дело, как ни странно, именно хозяин. Более того, именно он потом и успокаивал собаку, и защищал ее перед хозяйкой, которая рвалась собаку наказать. Хозяйка перестала выводить собаку на улицу, и она теперь ездила по городу только в машине, высунув голову поверх стекла задней дверцы.

За машину собака, как сказано, тоже весьма ценила хозяина. Но последнее время он что-то перестал брать с собой собаку кататься. И сам выходит мало. А когда выходит, то пешком, хозяйка держит его под руку, и идут они медленно-медленно.

Место собаки — в саду, там она спит, ест, справляет свои надобности, играет, охотится и охраняет территорию. В дом ее пускают регулярно, но ненадолго, и она высоко ценит эту привилегию. Это краткое пребывание в доме — всегда короче, чем хотелось бы собаке, — есть единственный момент в ее жизни, когда она слагает с себя тяжкие сторожевые обязанности — в доме хозяева охраняют ее. Она с наслаждением укладывается на любимое местечко на диване, давно ею, невзирая на все усилия и возражения хозяйки, належанное и замусоленное, и, свободная от всех тревог и забот, сладко спит под баюкающие звуки знакомых голосов.

Но с недавнего времени хозяйка впускает собаку в дом редко и неохотно. И хозяин, раньше целыми днями отсутствовавший по каким-то своим делам, находится теперь всегда дома.

Чаще всего он сидит в той комнате, откуда исходит пища. Собаке, когда она в доме, путь в эту переполненную запахами комнату закрыт. Но в остальное время дверь туда распахнута настежь, и собака, заглядывая в дом снаружи, с террасы, сквозь открытую входную дверь, затянутую противокомарной сеткой, хорошо изучила эту комнату. Пища хранится там в высоком белом ящике, и хозяйка каждый день что-то с этой пищей делает, а затем хозяева, в этой же комнате, ее съедают. Теперь там, сидя на конторском стуле на колесиках, передвигается хозяин и делает с пищей то, что раньше делала хозяйка.

Бывают дни, когда собаку совсем не пускают в дом. Она подолгу терпеливо стоит у двери, изредка деликатно поскребывая когтями противокомарную сетку, которая начала уже кое-где рваться. Но хозяйка не замечает ущерба. И почти не замечает собаку. Она теперь каждый день уходит с самого утра и возвращается под вечер. А хозяин медленно, хватаясь за разные комнатные предметы, ездит на своем стуле по дому и, едва шевеля руками, делает все другое, что раньше делала хозяйка: возит по полу длинной палкой с прицепленной к ней внизу мокрой тряпкой, трет другой тряпкой все гладкие поверхности, а под конец, с натугой поднявшись со своего стула на колесиках, выносит на террасу и развешивает на веревке разноцветные предметы, которыми люди покрывают свои тела.

Собаке, в сущности, вполне безразлично, чем занимаются хозяева, когда не кормят ее, не ласкают и не возят гулять, — кошачье назойливое любопытство ей несвойственно. Но собака — существо упорядоченное, а в том, чем занимается теперь хозяин, есть какая-то неправильность, нарушение заведенного порядка.