Антон Чехов - ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ И ПИСЕМ

• Название: ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ И ПИСЕМ
• Автор: Антон Чехов
• Жанр: Книги

---

Приготовление паштета из мужичьего мяса. Проект Блюма. Сочинялся исключительно для гастрономов и медиков, изучающих первичное умопомешательство. Цена… бесценная.

Я верил, потому что получил 2000. Иеремиада блудослова Курилова (защитника г. Мельницкого). В сей интересной книге доказывается, что вера увеличивается по мере увеличения гонорара. Вера, за которую заплатили, не уменьшается даже и тогда, когда невозможно верить. Цена 5 руб.

Сон при освещении и воплях. Новелла бердичевского префекта. Цена пятиалтынный.

КОРРЕСПОНДЕНЦИИ

Глухов. В одно из последних заседаний местной городской думы гласным г. Балбесовым был предложен на рассмотрение проект об «упразднении в городе наук и искусств». Почтенный гласный предложил на рассмотрение несколько вопросов, и на все вопросы, без замедления, им же самим были даны ответы самые обстоятельные. Он более всего напирал на пример иностранных государств, кои погибли и погибают только благодаря наукам и искусствам.

Обрисовывая яркими красками деморализующее влияние наук и искусств, г. Балбесов поверг всех заседающих в уныние. Гласный г. Смысломалов (наш Демосфен) успокоил гг. гласных, доказав, что в Глухове нет ни искусств, ни наук, а чего нет, того нельзя упразднить. После восьмичасового заседания гласные постановили: «науки и искусства, за неимением оных, не упразднять и на предметы сии сумм не ассигновать; изобрести что-нибудь другое для упразднения; г. Смысломалова благодарить, а г. Балбесову выразить порицание за то, что он дерзнул домыслить, что в мудросмиренном Глухове есть науки и искусства».

Тегеран. На днях в Россию было отправлено: 250 пудов персидского порошка, 13 ковров и 46 пудов ордена Льва и Солнца.

Сызрань. Здесь появился самозванец, выдающий себя за Гамлета, принца датского; приняты меры.

Петербург. Вчера было произведено здесь дерзкое воровство. Из редакции газеты «Эхо» похищены все ножницы (две дюжины), всего на сумму 6 р. 26 коп. Преступник не найден. Благодаря этому воровству следующий номер «Эхо» выйдет только тогда, когда будет найдено украденное.

Беседа нашего собственного корреспондента с князем Мещерским

Я снял свою фуражку с кокардой и вошел в его кабинет. Он сидел за письменным столом. Одной рукой он тер себе лоб и мыслил, а другой - писал похабный роман из великосветской жизни.

– О чем задумались, ваше сиятельство? - спросил я с достодолжным подобострастием.

Он повернулся ко мне и спросил в свою очередь:

– Вы благонамеренный или неблагонамеренный?

– Знаюсь с вами, значит благонамеренный, ваше сиятельство…

– В таком случае я могу поделиться с вами моими мыслями. Я сочиняю проект, молодой человек. Проект сей имеет целью самую благонамеренную цель: я хочу иметь подписчиков. Меня, как вам известно, не почитают. О причинах сего говорить не будем. Скажем только, что у меня много врагов и что Россия невежественна и не умеет еще достаточно ценить своих благодетелей…

– Что же вы намерены сделать, ваше сиятельство?

– Я проектирую внутренний заем в триста тысяч. На эти деньги я найму себе подписчиков. Не подписчики будут платить мне, а я им. Каждому подписчику объявлю по полтине. Итого…

– Шестьсот тысяч подписчиков, ваше сиятельство!

– Потом-с… Я делаю другой заем в такую же сумму. На эти деньги я создам множество газет и журналов, с коими буду полемизировать, соглашаться, фехтоваться, сражаться и т. д., кои, одним словом, будут замечать меня. Ведь меня, знаете, враги не замечают. Они дали себе клятву погубить меня своим равнодушием.

– Ну, а если, ваше сиятельство, вам не удастся заем? Что вы тогда предпримете? По какому пути поведет вас ваш гений?

– Тогда я… займусь акушерством. Я, знаете ли, люблю клубничку… хе-хе-хе…

Я похвалил проект, выпил рюмку рябиновой и распрощался с князем.

РЕВНИВЫЙ МУЖ И ХРАБРЫЙ ЛЮБОВНИК

Архивариус Облучков стоял у двери и подслушивал. Там, за дверью, к великому его ужасу говорились вещи, слушая которые побледнел бы сам черт!

Говорил сам начальник, Архип Архипыч… Его слушали такие же персоны, как и он сам…

– Да и девчонку же видел я вчера, mes amis! - шамкал он своими старческими губами… - Дивную девчонку!

И начальник издал губами звук, который издают при виде вкусного осетра.

– Чудную девчонку!

– Где же? - спросил его один из «mes amis».

– Намедни я был с визитом у архивариуса… Облучкова… того, что сбоку на обезьяну похож… Я, после Нового года, всем им делаю визит… Это в своем роде… ммм… шик… Либерально! Хе, хе, хе… Я тебя, каналья, ставлю на равную ногу… но ты смотри! Хе, хе, хе! Ну, и любят… Начальник, говорят, прелесть… Ммм… Ну-с… Захожу я, намедни, к Облучкову… Звоню… Дома его нет… Кто же дома? Барыня, говорят, дома… Вхожу… Вообрази же, mon cher, теперь маленькую, пухленькую, розовенькую… хоррошенькую… Хе, хе, хе… Она вскакивает с дивана… бледнеет… Начальства испугалась… Сажусь. То да се… Говорю ей любезность и беру ее за пухленький… кругленький… подбородочек…

Облучков побледнел и нахмурился.

– Беру ее за… подбородочек… Краснеет… Разговорились… Такая наивная девчонка! В этих женщинах мне ужасно нравится наивность! Не признаю не наивных! Сажусь рядом с ней на диване… Не сопротивляется… Беру за талию… Хе, хе, хе… Хоррошенькая, дьявол!

Облучков замигал глазами и побагровел. Он, почтительный, робкий человек, почувствовал сильнейшее желание ударить по превосходительной лысине. Бедняга архивариус любил свою жену!

– Ммм… Взял ее за талию… В щечку.

– Врешь! - сказал ami.

– Клянусь! В… в щечку! Хе, хе, хе… Я, говорит, позволяю вам себя целовать, ваше превосходительство, только потому, что вы добрый… милый… И чмок меня в голову!

Облучков почувствовал, что у него подгибаются колени. Зубы его застучали от гнева.

– Чмок меня в голову!.. Я ее в грудочку… Хе, хе… И у этакого рыла, как Облучков, такая чудная женщина! Феномен! А? Горит! Пылает! В конце концов, попросила браслетку… Обещал ей… Хе, хе, хе… В субботу, вечером, Облучкова пошлю куда-нибудь… к черту, а сам к ней… Заранее предвкушаю… Хе, хе, хе…

Облучков начал задыхаться… Он ухватился одной рукой за сердце, а другой - за дверную ручку… Еще минута, и… он не вынесет!

– Ну, что ж? Было многоточие? - спросил ami.

– Ммм… как тебе сказать. Почти… Почти было… Когда я уже сжимал ее в своих объятиях и наши губы слились в поцелуй, вошел Облучков… Ну, разумеется… неловко же было! Помешал, скотина!

Облучков не вынес.

Дрожащий, забывший все на свете, жаждущий мести, рванул он за дверную ручку и влетел в комнату, залитую светом. В этой комнате, за зеленым столом сидели три старичка. Они курили сигары и масляными глазками посматривали друг на друга. Облучков подлетел к столу, сжал кулаки, забормотал… Старички подняли на него свои удивленные глаза…

– Что вам угодно? - спросил строгий голос. - Кто вам эээ… позволил эээ… молодой человек!

– Я… я… ваше превосходительство… - забормотал Облучков, по привычке преклоняя выю перед этими глазами и повелительным голосом.

– Что вам угодно-с? Вы подслушивали?

– Я… виноват, ваше превосходительство… Если бы я знал, я… не приходил бы домой… ваше превосходительство… Виноват… Не догадался… Простите… в субботу-с, я уйду.

Говорил это, а самому хотелось трахнуть по лоснящейся лысине!

МАЧЕХА

В большом прадедовском кресле сидит старушенция. Желто-серое, морщинистое лицо ее кисло, как раздавленный лимон, глаза смотрят в сторону угрюмо, подозрительно… Она беспокойно вертится и то и дело подносит к своему острому, птичьему носу флакон с нашатырным спиртом. Она не в духе.

Возле нее стоит молодой человек приятной наружности. Честь имею вам представить его: это - поэт, пасынок старушенции. Мачеха и пасынок беседуют.

– Я к вам по делу, мачеха, - говорит поэт. - Я написал роман… Вы приказали мне давать вам на прочтение все мои произведения. Извольте! Вот он!

– Хорошо, мы прочтем его… Но отчего у тебя лицо такое печальное? Тебе, значит, не нравится мое вмешательство в твои дела? Не нравится? Так вот ты какой?

– Я очень рад, мачеха… Что вы? Я и не думал…

Поэт надувается, морщится и всеми силами старается изобразить на своем лице улыбку.

– Я даже очень рад… Помилуйте… Нашего брата необходимо сдерживать…

– То-то… Ну, читай свою дрянь… Я послушаю.

Поэт медленно перелистывает рукопись, конфузливо кашляет и начинает читать:

«Было прелестное майское утро. Мой герой лежал на берегу моря, глядел на пенистые, болтливые волны и мыслил…»

– Стой, стой… - перебивает мачеха. - Зачеркни слово «мыслил».

– Почему же?

– А бог знает, о чем мыслил твой герой. Может быть, о таком, что…

– Но я ведь поясняю далее, мачеха!

– Ну, пока ты пояснишь, так до всего можно додуматься. Зачеркни!

Поэт зачеркивает слово «мыслил» и продолжает: