Татьяна Москвина - Эссе, статьи, рецензии

• Название: Эссе, статьи, рецензии
• Автор: Татьяна Москвина
• Жанр: Книги

---

Читатель и друг. Мы прожили с тобою эпохи и эры. Как говаривал возлюбленный Томас Манн, «нынче, когда нас всех призвали под знамена…» Нынче придется каждый день молить добрых ангелов о ниспослании сил. Во всех случаях, когда национальное угрожает общечеловеческому, мы будем обязаны предпочесть общечеловеческое национальному и не бояться прямоты и банальности нашего выбора. «Кто чего боится, то с тем и случится». (Анна Ахматова)

Русский Бог могуч, да и русский черт не спит.

Мальчик в штанах. Решительно ничего не понимаю!

Мальчик без штанов. Где тебе понять. Сказывал уж я тебе, что ты за грош черту душу продал - вот он теперь тебе и застит свет.

Мальчик в штанах. «Сказывал»! Но ведь и я вам говорил, что вы тому же черту задаром душу отдали… кажется, что и эта афера не особенно лестная…

Мальчик без штанов. Так то задаром, а не за грош. Задаром-то я отдал - стало быть, и опять могу назад взять… (М. Е. Салтыков-Щедрин. «За рубежом»)

В безударном слоге

«Барабаниада»

Труднее всего писать о том, что вызывает умеренную симпатию - никогда не подберешь нужных слов. Всегда с интересом, без гнева смотрю работы Сергея Овчарова, ценя его отменное трудолюбие, крепкие знания, живую способность к забавной выдумке и комическому трюку. Привязанность Овчарова к русской истории, русскому юмору лишена какой бы то ни было агрессии, а чувство национального не сопровождено болезненной страстностью.

При этом фильмы Овчарова - в моем восприятии - будто рассыпаются на цепь хороших находок, остроумных придумок, забавных трюков. И остается ощущение культурной игры, не лишенной приятности, но и не занимающей сильно, не волнующей всерьез. После словообильного «Оно» создать фильм без единого слова, и не из истории, а из современности самой ближайшей, - согласитесь, изобретательно. «Барабаниада» прекрасно свидетельствует о творческой подвижности режиссера. Завязка фильма шла под сплошной хохот в зале Дома кино. Но чем дальше, тем смех слышался все реже, а досады прибавлялось: все казалось, добавь фильму еще небольшое что-то, и он сделается в своем роде совершенством. Что-то такое, что сцепляет истинно творческие произведения, не дает им распасться на комбинацию эпизодов. И что это такое?..

Маленький барабанщик из похоронного оркестра получил в дар от таинственного покойника огромный, чудесный и вечно барабанящий барабан. Сценка на кладбище, с уморительными типажами из оркестра, идет под третью часть первой симфонии Малера, и от соединения этой издевательской музыки и юмористических бытовых зарисовок высекается воодушевляющая искра. Задан такой просторный интервал игры, такая мера комической точности, что ждешь ее соблюдения. В следующей сцене ведется комическая война между бедным барабанщиком и его разъяренными соседями - причем звучит первая часть сороковой симфонии Моцарта. Тоже смешно. А дальше барабанщик уходит с барабаном на просторы родины, и крепость комической атмосферы, созданной вначале, постепенно развеивается.

Александр Половцев - барабанщик - выразительный, любопытный актер. Но не в духе Китона, Линдера или Никулина, то есть не создающий комическую маску такой степени обобщения, какая подразумевается в фильме. А Овчаров всегда играет с обобщениями, у него нет характеров. Если наш барабанщик -новый, современный Иванушка-дурачок, то эта задача вряд ли под силу актеру, чье удлиненное, нервное, печальное лицо, скорее, напоминает о Пьеро из парижского кабаре.

Барабан на протяжении фильма многократно превращается - в дом, стол, колесо, чан для белья, кухонную плиту. Каждый раз наблюдать за развертыванием того или иного трюка довольно любопытно. Кажется, в Голливуде были специальные люди, придумывающие «гэги» - юмористические микроэпизоды действия. Овчаров среди них не ударил бы в грязь лицом. А вот на что эти «гэги» нанизаны? Что познал Иванушка, странствуя по России начала девяностых годов?

Содержание его странствий - довольно мелкая социальная сатира, нисколько не оригинальная. Действие крутится вокруг нищих в подземных переходах, бомжей на свалке, начальства в казенных машинах, визита иностранной делегации и так далее. Это было и в кино (скажем, у Рязанова в «Небесах обетованных»), это и в других видах-формах искусства затаскано-изъезжено.

В конце концов герой порвал от злости барабан, но трудно было понять, к добру это или к худу, поскольку - что означал барабан, вряд ли кто-нибудь понял. Фильм не заканчивается, а обрывается, что говорит об отсутствии в нем внутреннего движения мысли, художественного развития. А внешне - затейливо. Поэтому при всем увлечении частными комическими выдумками Сергея Овчарова (сошлюсь хотя бы на эпизод «барабанщик в столовой» - в киноинститутах можно показывать, объясняя, что такое комедийный трюк) пишу о нем как бы «в безударном слоге». Я немного узнала из картины про историю барабана, но совсем ничего - про современную Россию.

Караул

«Жизнь с идиотом»

Картина Александра Рогожкина «Жизнь с идиотом» (по мотивам произведения Виктора Ерофеева) продолжает главную тему режиссера - тему взаимоотношений палача и жертвы. Однако со времен «Караула» взгляд режиссера на мир изменился до последнего предела, а именно: палачи и жертвы сделались ему одинаково отвратительны.

Три персонажа в исполнении Александра Романцова, Анжелики Неволиной и Сергея Мигицко - точно два паука и муха в грязной банке. Они ползают в экстазе взаимопожирания по тесному, замызганному и неописуемо гадкому пространству, вызывая чувство брезгливого омерзения. Понимаю, что многие искусствоведы снисходительно усмехнутся подобному примитиву мысли, но я живу с убеждением, что, коли человеку что-то дорого и мило в Божьем мире, он унесет это в свое творчество и положит в красный угол. Так или иначе, прямо или косвенно, с крестьянской простотой или аристократическим лукавством. Конечно, художник может заместо ромашек добра полюбить орхидеи зла. Но без любви ему не обойтись в творчестве, а творчество есть творчество ценностей. Даже Питер Гринуэй любит Шекспира и кое-что из живописи. Но что любит Александр Рогожкин - этого мы, как говаривали древние римляне, «не знаем и не узнаем».

В истории, рассказанной в фильме, нет ерофеевс-ких политических аллюзий. Хотя идиота, которого приводит на жительство в свой дом «интеллигент», зовут Вовочкой и он два раза оглядывается с интересом на мемориальную ленинскую доску, но отнюдь не большевизм есть обьект ненависти режиссера. Может, взят более крупный масштаб отрицания, и Романцов изображает вообще символ «русской интеллигенции», а Мигицко бедный - символ «униженных и оскорбленных», предмет вечного попечительства пресловутой интеллигенции? Но символы не трахаются, неимоверно стеная при этом.

Нет, история тут не политическая и не символическая, а клиническая. Идиот дерганный и болтливый приводит домой идиота флегматичного и молчаливого. Молчаливый трахает сначала кукольную жену болтливого, затем его самого. Потом они вдвоем убивают жену. Все это подробно, ритмически однообразно, без тени юмора. После сцены убийства черно-белый фильм становится цветным, чтобы зритель разглядел лужи крови. Утешает только то, что к этому моменту может остаться лишь зритель специальный, которому надо посмотреть русское кинцо по долгу службы.

Эта странная эманация душевного подполья, эти пароксизмы лирического отвращения режиссера к кому-то или чему-то, нам неизвестному, заслуживали бы одного удивления и сожаления (на что тратит режис - сер свои силы? Жизнь так коротка), если бы не рассыпанные тут и там шпильки по адресу какой-то «интеллигенции», которая читает Пруста, знает разные умные слова и тому подобное. Шпильки художественно несостоявшиеся, но достаточно назойливо присутствующие в словесном ряду. Интересно, с каких высот режиссер позволяет себе эти шпильки отпускать? Насколько мне известно, в наше время на этих высотах, кроме А. И. Солженицына, никого нет. Да и этот последний, кажется, уже с них поопустился. Сейчас, в наши дни, насмехаться над несчастными и нищими людьми, получившими кое-какое образование на свою голову и кое-какой вкус к рефлексии, - просто постыдное занятие. Впрочем, и насмешки никакой не получилось, а именно что невнятная и глухая ненависть, которая в поисках псевдосамовыражения приплела сюда известный набор слов. Сам смутный объект ненависти остается неразгаданным. Конечно, у меня есть некоторые предположения. Но я ими с вами не поделюсь. Все, что мне хочется, - окончательно выгнать этот фильм из своей жизни, заперев дверь.

Раз, два, три - игра закончена

По отношению к романам Бориса Акунина и последующим их экранизациям у меня никогда не возникало сильных эмоций и очевидных мыслей - это для меня сфера досуга, что-то вроде раскладывания пасьянса. (А без эмоций откуда же взяться вдохновенным рассуждениям?) Акунин - конструктор: разложил литературу на составляющие и сделал из элементов деконструируемого принципа занимательности свою игру. Из русской прозы всех рангов Акунин черпает смелой рукой - в одном сочинении я обнаружила персонажей рассказов Всеволода Гаршина, художников Рябинина и Гельфрейха, перенесенных из мест обитания в игру без всяких намеков или ссылок на их происхождение. Интересно, что при этой операции - перехода из первородного художественного пространства в акунинскую конструкцию - гаршинские герои потеряли свою оригинальную прелесть, ту нервическую яркость и живость, которую им придавало перо автора, они сделались как будто вылепленными из воска, но при этом сохранили основной рельеф. Так, в общем, выглядят и все герои Акунина - восковые персоны или карточные символы, с нарисованными двумя-тремя чертами для опознания.