Луи Жаколио - Сердар

• Название: Сердар
• Автор: Луи Жаколио
• Издательство: Акционерное общество «Прибой», Редакция журнала «Вокруг света»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1994

Действие романа происходит в Южной Индии и на Цейлоне в середине XIX века, после подавления восстания сипаев 1857 года. Индийцы, преданные принцу Нана Сахибу, и примкнувшие к ним европейцы продолжают борьбу против господства англичан. Герои романа, скрываясь от преследований, борются с постоянно возникающими опасностями, обходят коварно расставленные ловушки, разрушают хитроумные козни врагов. Обстоятельства вынуждают Сердара и его товарищей постоянно менять места своего пребывания, что позволяет автору, отменному знатоку Индии, нарисовать красочные картины природы, дать захватывающие эпизоды с индийскими животными, провести читателя запутанными переходами заброшенных подземелий и дворцов, а также познакомить его с фактами из истории Декана, с народными обычаями и поверьями, с мрачной деятельностью тайных индийских обществ.

---

Пленник, пораженный происходящим, не знал, что и отвечать, а потому Нариндра с ожесточением бросил ему в глаза:

– Этот человек, молодость которого вы погубили, зять Лионеля Кемпуэла, брата леди Браун.

Черты лица несчастного сразу изменились. Он всплеснул руками и, рыдая, упал на колени перед Сердаром, говоря в глубоком волнении:

– Боже Великий, да поразит Твое правосудие виновного, но пощади этого человека, так много страдавшего! Клянусь перед всеми вами, что честь его будет восстановлена!

– Неужели он говорит искренне? – сказал Барбассон, начиная колебаться… – Ба! Не будем терять его из виду!

Придя в себя, Сердар долго смотрел на сэра Уильяма, все еще стоявшего перед ним на коленях и омывавшего слезами его руку.

– О, оставьте мне вашу руку, – говорил сэр Уильям с отчаянием, – не отнимайте ее у меня в знак прощения, я сделаю все, что вы не потребуете от меня. Я дал клятву в этом, когда вы были без сознания, и, каковы бы ни были для меня последствия этого, ваша честь будет восстановлена.

Сердар не отымал руки, но и не отвечал… По всему было видно, что в нем происходит та борьба, из которой благородные и великодушные люди всегда выходят победителями.

Рама и Нариндра, хорошо знавшие характер друга, не сомневались в том решении, которое он примет. Что касается Барбассона, то он, говоря языком матросов, был «опрокинут вверх дном» тем оборотом, какой принимали события.

– Все это притворство!.. – бормотал он про себя, уходя на капитанский мостик, чтобы не видеть то, что он называл слабостью характера.

Сердар, как и предвидел Барбассон, не замедлил произнести слово прощения.

– Да, я прощаю вас, – сказал он с глубоким вздохом, – я остаюсь проклятым людьми, авантюристом, Сердаром… зачем повергать в отчаяние молодых девушек, только начинающих жить и имеющих все, чтобы быть счастливыми…

– Нет, Сердар! Я не могу принять вашей жертвы, хотя бы вся моя семья погибла от этого… Но могу вам сообщить, что жертва ваша не нужна.

– Что вы хотите сказать?

– Берн в своем признании ничего не говорит о сообщнике. Перед смертью он обвиняет только себя и в воровстве, и в том, что подбросил письма в вашу папку, считая себя не вправе выдавать меня на правосудие людей, когда сам готовится предстать перед правосудием Бога. Вы можете оправдать себя, нисколько не впутывая меня в это дело… я все время хранил это признание.

– Не может этого быть! – воскликнул Сердар с восторгом. Затем он с грустью прибавил, взглянув на своего прежнего врага: – Вы, должно быть, очень ненавидите меня, если не хотите отдать мне…

– Нет! Нет! – прервал его сэр Уильям, – но после того, что вы выстрадали, я не верил в возможность прощения, и хотя признание Берна не могло служить основанием для обвинения меня, но я хотел избежать скандала, который разразился бы, если бы вы вздумали привлечь меня к ответственности…

– А признание это? – живо спросил Сердар.

– Оно заперто в моем письменном столе в Галле… Нам стоит только вернуться, и завтра же оно будет в вашем распоряжении.

Сердар устремил на него взгляд, которым хотел, казалось, проникнуть в душу собеседника.

– Вы мне не доверяете? – спросил сэр Уильям, заметив эти колебания.

– Моя сестра приезжает через пять-шесть дней, – отвечал Сердар, не умевший врать, а потому избегавший прямого ответа. – Нам некогда сворачивать в сторону, если я хочу вовремя встретить ее… Но раз слово прощения сорвалось с моего языка, я не буду больше удерживать вас здесь!

Молнией сверкнула радость в глазах негодяя, который все еще не верил своему спасению. Сердар это заметил, но чувство радости было так естественно в этом случае, что он продолжал:

– Сегодня вечером, когда пробьет полночь, мы пройдем мимо Джафнапатнама, последнего сингальского порта. Там я прикажу высадить вас на землю. И если вы действительно заслуживаете прощения… вы немедленно перешлете мне это признание через Ковинда-Шетти, хорошо известного судовладельца в Гоа. Клянусь вам, сэр Уильям Браун, что ваше имя не будет упомянуто при разборе дела, возбужденного мною по приезде во Францию.

В эту минуту Барбассон открыл дверь.

– Парус! По траверзу! – сказал он. – Я думаю, это «Диана», которая, помотав изрядно «Королеву Викторию», оставила ее позади и мчится теперь со всей скоростью в Гоа.

Все поспешили на мостик, чтобы убедиться в этом. Да, это была «Диана». Издали она со своими белыми парусами казалась огромным альбатросом, несущимся над волнами.

– Держитесь ближе к берегу, Барбассон! – сказал Сердар. – Мы высадим сэра Уильяма в Джафнапатнаме.

– А! – отвечал провансалец, одновременно кланяясь губернатору. – Вы лишаете нас вашего присутствия?

– Я очень тронут выражением такого сожаления, – отвечал ему в тон сэр Уильям.

Сердар удалился со своими друзьями… Барбассон подошел к англичанину и, глядя на него в упор, сказал:

– Смотрите прямо на меня! Вы посмеялись над всеми здесь, но есть человек, которого вам не удастся провести, и это я! – И он ударил себя кулаком в грудь. – Если бы это зависело от меня, вы бы еще два часа тому назад танцевали шотландскую жигу у меня на реях. – И он повернулся к нему спиной.

– Если ты попадешься мне на Цейлоне!.. – мрачно пробормотал сэр Уильям.

Спасен! Он был спасен! Негодяй не мог поверить своему счастью. Но зато как хорошо он играл свою роль… сожаления, угрызения совести, слезы, все было там… Он отправился к себе в каюту и, сев на край койки, предался размышлениям… Никогда еще в жизни он не подвергался такой опасности! Приходилось играть вовсю… малейшая неосторожность, и он бы погиб… И как кстати открылось это родство, о котором он и не знал…

Так сидел он и размышлял, а голова его все более и более тяжелела… он очень устал от ночи, проведенной в клетке для пантер, и мало-помалу склонился на койку и заснул.

Провансалец не терял из виду ни одного из движений сэра Уильяма и все ходил взад и вперед мимо полуоткрытой каюты, чтобы тот привык к равномерному звуку его шагов. А Барбассон был себе на уме! Когда сэр Уильям горячо клялся, что не похищал признания Берна, он заметил тот инстинктивный жест, в котором воля не принимает никакого участия.

Психолог на свой лад, Барбассон принялся доискиваться причины этого бессознательного движения сэра Уильяма… Он погрузился в ряд оригинальных дедукций, которые привели бы в восторг опытных мыслителей, или, как называет их Рабле[62], извлекателей сути. Он также искал самую суть мысли, управлявшей рукой сэра Уильяма, и задал себе вопрос: не находилось ли признание Берна, о котором говорил в тот момент Сердар, в бумажнике самого губернатора?

«Бумаги такого рода, – размышлял он, – не доверяют мебели, которую можно взломать или которая может сгореть. К тому же такого рода вещи уничтожают рано или поздно и с этой целью держат при себе, о чем часто забывают, и они долго залеживаются в карманах. У меня до сих пор валяется в кармане старого пальто письмо Барбассона-отца, в котором он на просьбу о деньгах отвечает мне проклятием, и этому письму лет четырнадцать…»

В ту минуту, когда сэр Уильям заснул, поддавшись усталости, ловкая рука осторожно вытащила из его кармана кожаный бумажник, настолько тонкий, что он вряд ли стеснял того, кто его носил. Это была рука Барбассона.

Поддавшись желанию проверить свои психологические умозаключения, он решил, что для этого нет ничего лучшего, чем прибегнуть к осмотру. В бумажнике находилось только одно письмо, написанное по-английски. Барбассон не знал этого языка, но он заметил имя Фредерика Де-Монмор-де-Монморена, повторенное несколько раз рядом с именем сэра Уильяма. С нервным волнением пробежал он последние строчки… там оказалась подпись: полковник Берн.

Провансальцу было этого достаточно. Он сложил письмо и спрятал его в карман, а бумажник положил туда, откуда взял. Затем Барбассон продолжил свою прогулку, потирая руки от удовольствия и без всяких угрызений совести…

Он взял просто-напросто украденный предмет, чтобы вернуть его законному владельцу. Он колебался минуту, не зная, что предпринять. Не воспользоваться ли своим открытием, чтобы заставить Сердара принять крутые меры? Напрасный труд. Сердар никогда не согласится отправить зятя своей сестры качаться в десяти футах над палубой… Просто оставить его пленником нечего было и думать… ну, что с ним делать в Гоа? Посадить в клетку и отвезти в Нухурмур? Нет, Сердар этого не сделает, родство спасало негодяя. Да, наконец, не у него ли, у Барбассона, это оправдание, которое разыскивалось двадцать лет? Нет, он лучше отправит Уильяма Брауна искать другое место, где его повесят, и Сердар будет ему благодарен за то, что он избавил его от новой мучительной сцены и от необходимости принять последнее решение. И он позволил событиям идти своим чередом.

Наступила полночь. Маленькая яхта приближалась к земле. Вдали виднелся уже маяк и огни дамбы Джафна-патнама.