Донна Леон - Смерть в «Ла Фениче»

• Название: Смерть в «Ла Фениче»
• Автор: Донна Леон
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Детектив
• Год: 2003
• ISBN: 5-94145-227-6

Знаменитый немецкий оперный дирижер выпивает в антракте спектакля напиток с подмешанным туда ядом. Расследовать преступление поручают комиссару Гвидо Брунетти. Пока Брунетти подбирает ключи к разгадке тайны, перед читателем разворачивается картина порока и возмездия, заставляющая его выбирать между тем, что принято считать справедливым, и тем, что действительно справедливо, и задаваться вопросом — что может предпринять закон и что он должен предпринять?

---

— Да. Я до сих пор храню все его подарки, все до единого, и все письма.

— Нет, все-таки я не понимаю, как вы могли на это пойти, — сказал он. Не ужасаясь, не возмущаясь, просто недоумевая.

— Теперь я и сама не знаю. Я столько обо всем этом успела передумать, что наверняка напридумывала себе новые причины, новые оправдания. Чтобы наказать его? Или чтобы сломить его, сделать таким слабым, чтобы он полностью, всецело зависел от меня? А может быть, в душе я знала, что это подтолкнет его к тому самому, что он сделал. Я больше ничего уже не понимаю и вряд ли смогу когда-нибудь это понять. — Он решил, что на этом она закончит, но нет, она добавила ледяным голосом: — Но я довольна, что сделала это, и я сделала бы это снова.

Он отвел глаза. Не будучи адвокатом, Брунетти плохо представлял себе, как квалифицировать данное преступление. Что это— членовредительство? Кража? Если человека лишили слуха, что конкретно у него украдено? И отягчает ли вину укравшего то, что слух был для этого человека куда важнее, чем для других людей?

— Скажите, синьора, а сами вы верите, что он пригласил вас за кулисы ради того, чтобы казалось, будто именно вы его убили?

— Не знаю, возможно. Он верил в справедливость. Но если бы он действительно этого хотел, он мог бы все подстроить так, чтобы моя вина казалась убедительнее. Я уже думала об этом. Может, он оставил все как есть, чтобы я ни в чем не была уверена. В таком случае на нем не лежит никакой ответственности за то, что в результате может случиться со мной. — Она слегка улыбнулась. — Он был сложный человек.

Наклонившись вперед, Брунетти коснулся ее предплечья.

— Синьора, послушайте внимательно, о чем мы с вами только что беседовали. — Он решился, подумал о Кьяре и решился: — Мы с вами говорили о том, что ваш муж поделился с вами своей тревогой по поводу своей растущей глухоты.

Вздрогнув, она попыталась протестовать:

— Но…

Он прервал ее, не дав произнести больше ни слова.

— Как он рассказал вам, что глохнет, как это страшит его. Что он ходил к своему другу доктору Эриху еще в Германии, а потом к другому врачу, в Падуе, и оба подтвердили, что да, он глохнет. Что именно этим объясняется его поведение в последнее время, его явная удрученность. И что вы сказали мне, что боитесь, что это он сам себя убил, поняв, что его дирижерская карьера окончена, что у него как у музыканта нет будущего. — Усталость была в его голосе, он и правда очень устал.

На очередные возражения он ответил только:

— Синьора, от правды может пострадать один-единственный человек— единственный невиновный.

Она замолчала, признав его правоту:

— Как мне вести себя дальше?

Он и сам не знал, что ей посоветовать, никогда прежде ему не приходилось сочинять для преступника алиби или помогать ему опровергать доказательства его вины.

— Тут важно, что именно вы сами рассказали мне о его глухоте. Это будет отправной точкой. — Она по-прежнему смотрела на него, не понимая, а он все втолковывал ей, как двоечнице. — Вы рассказали мне об этом во время нашей с вами второй встречи, когда я в первый раз пришел к вам сюда. Вы сказали мне, что у него были серьезнейшие проблемы со слухом и что он говорил о них со своим другом Эрихом. — Она опять попыталась возразить, ему захотелось встряхнуть ее, чтобы до нее наконец дошло. — И еще он сказал вам, что посещал и другого врача. Все это будет в моем отчете о нашем с вами разговоре.

— Зачем вы это делаете? — спросила она наконец.

Жестом он отвел этот вопрос. Она повторила:

— Зачем вы это делаете?

— Затем, что вы его не убивали.

— А остальное? То, что я сделала?

— Вас за это невозможно наказать, синьора, так, чтобы еще более тяжкое наказание не постигло вашу дочь.

Эта правда заставила ее вздрогнуть.

— Что еще я должна сделать? — послушно спросила она.

— Пока не знаю. Просто запомните, о чем мы с вами говорили в тот день, когда я к вам пришел.

Она хотела что-то произнести, но не произнесла.

— Что такое? — переспросил он.

— Нет, ничего.

Он решительно поднялся. В самом деле, как-то неловко— сидеть и строить козни против правосудия.

— В таком случае это все. Полагаю, вам придется подтвердить все это на дознании.

— А вы там будете?

— Да. К тому времени я оформлю и подошью в дело мой отчет и заключение.

— И что в них будет?

— В них будет правда, синьора. Она проговорила ровным голосом:

— Я уже не знаю, что такое правда.

— Я сообщу procuratore[51], что в результате моего расследования выяснилось, что ваш муж покончил с собой, поняв, что ему грозит полная глухота. Ведь так оно и было?

— Да, — отозвалась она. — Так оно и было.

И продолжала сидеть, когда он вышел из гостиной, где она сделала мужу последний укол.

Глава 25

На другое утро ровно в восемь, как было велено, Брунетти положил свой рапорт на стол вице-квесторе Патты, где таковой и пролежал вплоть до прибытия непосредственного начальника в двенадцатом часу. Когда, ответив на три телефонных звонка и прочтя от корки до корки финансовую газету, вице-квесторе взялся наконец за чтение рапорта, то нашел его весьма интересным и полезным.

В результате проведенных мной следственных действий я пришел к выводу, что маэстро Хельмут Веллауэр покончил жизнь самоубийством из-за стремительно прогрессирующей глухоты.

За последние несколько месяцев его слух ослабел настолько, что составлял лишь 40% нормы (см. прилагаемые записи бесед с доктором Штейнбруннером и доктором Трепонти, а также прилагаемые медицинские документы).

2. Эта потеря слуха явилась причиной растущей неспособности осуществлять обязанности дирижера (см. прилагаемые записи бесед с проф. Реццонико и синьором Траверсо).

3. Маэстро находился в подавленном состоянии (см. прилагаемые записи бесед с синьорой Веллауэр И синьориной Бреддес).

4. Он имел доступ к указанному яду (см. прилагаемые записи бесед с синьорой Веллауэр и доктором Штейнбруннером).

5. Было известно, что он одобрял саму идею самоубийства в случае, если окажется не в состоянии функционировать как музыкант (см. прилагаемую запись телефонного разговора с доктором Штейнбруннером. Личное письмо вскоре будет доставлено из Германии).

С учетом всей этой крайне существенной информации, а также логически исключив всех подозреваемых в силу отсутствия у них мотива или возможности совершить преступление, я пришел к единственному заключению — что маэстро избрал самоубийство как альтернативу полной потере слуха.

С уважением

Гвидо Брунетти, комиссар полиции.

— Разумеется, я это подозревал с самого начала, — сообщил Патта, когда вызванный им Брунетти явился к нему для обсуждения дела, — Но не стал ничего говорить, чтобы дать вам возможность беспристрастно провести расследование.

— Очень великодушно с вашей стороны, синьор, — сказал Брунетти, — и весьма разумно. — Он разглядывал фасад церкви Сан-Лоренцо, часть которого виднелась из-за начальственного плеча.

— Это немыслимо— ни один из подлинных ценителей музыки просто не мог этого сделать. — Было ясно, что к подлинным ценителям Патта причисляет и себя. — Вот, его жена утверждает, что… — начал он, подглядывая в рапорт.

Теперь Брунетти внимательно изучал миниатюрную бриллиантовую булавку в виде розочки, сверкавшую на алом галстуке шефа.

— … что он был «заметно встревожен».

Стало быть, Патта действительно прочитал его рапорт, — явление само по себе уникальное.

— При всем отвратительном поведении тех двух дамочек, — продолжал Патта с брезгливой гримаской в адрес того, о чем в рапорте не было ни слова, — не похоже, чтобы у кого-то из них был психологический профиль убийцы.

Интересно, что это за профиль такой?

— А вдова— это исключено, хоть она и иностранка. — Патта решил пояснить последнюю ремарку, хоть Брунетти об этом и не просил: — Ни одна женщина-мать не способна на такое хладнокровное убийство. Им инстинкт этого не позволяет, — и улыбнулся, радуясь собственной проницательности, и Брунетти тоже улыбнулся, радуясь тому, что это услышал.

— Я сегодня обедаю с мэром, — сообщил Патта с тщательно отработанной небрежностью, переводящей это событие в разряд вполне будничных, — так что расскажу ему о результатах нашего расследования, — Услышав это множественное число, Брунетти уже не сомневался, что к обеду оно успеет незаметно превратиться в единственное, при том что лицо будет уж никак не третье.

— Это все, синьор? — вежливо спросил он.

Патта посмотрел на него, оторвавшись от рапорта, который, видимо, решил вызубрить наизусть.

— Да-да. Это все.

— A procuratore ? Вы ему сами сообщите? — спросил Брунетти, надеясь, что и это Патта возьмет на себя, дабы придать веса своей конторе после всяческих нареканий по поводу ее бездействия, поступавших в адрес городской прокуратуры.