Майкл Бейджент - Эликсир и камень

• Название: Эликсир и камень
• Автор: Майкл Бейджент
• Издательство: Эксмо
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 5-699-19566-1

Британские историки и археологи Майкл Бейджент и Ричард Ли, знаменитые своими исследованиями исторических «парадоксов», на этот раз решили окунуться в пучину магии и алхимии, чтобы понять, каким образом интерес к оккультизму, уже не раз на протяжении столетий развенчиваемый доктринами научного реализма, вновь набирает силу в двадцать первом столетии. Как традиции герметизма, зародившегося в Александрии две тысячи лет назад, прогрессируют в сегодняшнем цивилизационном пространстве, что завораживает в религии вуду, чем окончились поиски эликсира бессмертия и философского камня, кто такие современные масоны, в чем секрет магии рок-музыки, кем на самом деле были волхвы и маги, что такое «сакральный ландшафт»? Это далеко не полный перечень всего «оккультного», завесу над которым приоткрывают для читателей авторы книги.

---

Совершенно ясно, что в шестидесятые годы всплеск интереса к «эзотерике» был откровенной глупостью – примитивные астрологические таблицы, консультации со знаками Зодиака, картами таро или «Книгой перемен» перед принятием важного решения, готовые к употреблению программы самосовершенствования, полуфабрикаты просветления, мгновенная нирвана, различные инструкции для самостоятельной промывки мозгов. Невозможно также отрицать, что «оккультное возрождение» шестидесятых вызвало к жизни действительно греховные явления – увлечение сатанизмом и деятельность таких организаций, как та, которой руководил Чарльз Мэнсон. Правда, сосредоточившись только на подобного рода явлениях, мы упустим позитивные и конструктивные аспекты «оккультного возрождения». Так, например, в шестидесятые годы появилось множество писателей, которые выступали как сторонники «эзотерического» мышления. Среди них были Карлос Фуэнтес и Габриэль Гарсиа Маркес в Латинской Америке, Томас Пинчон в Соединенных Штатах, Мишель Турнье во Франции. Работы таких ученых, как Эдгар Уинд и Дейм Фрэнсис Йейтс, посвященные «эзотерике», отрыли прежде запертую дверь и позволили нам лучше понять Ренессанс и Реформацию, эпоху Елизаветы и Якова I в Англии, а также Шекспира, Марло и их современников. Через Юнга и некоторых его последователей «эзотерика» шестидесятых способствовала пониманию «женственного начала» и Euvigweibliche Гете, а также необходимости их реинтеграции в западное сознание и западную культуру. Как покажет эта книга, «эзотерический» принцип магической взаимосвязи вдохновил целую область исследований в области окружающей среды, способствовал признанию земли живым организмом, всеобъемлющей «экосистемой».

В «оккультном возрождении» шестидесятых важны не положительные или отрицательные последствия, а само его существование. Поначалу это явление вызвало шок, являя собой разительный контраст предшествующему послевоенному периоду «нормальности» и умеренности, научного рационализма, конформизма, потребительства и «костюмов из серой шерстяной фланели». Тем не менее «оккультное возрождение» можно считать естественной реакцией на подобные ценности и неразрывно связанные с ними самодовольство, ограниченность, замкнутость и стерильность. Для поколения образованной молодежи стало очевидным, что ценности старших завели общество в потенциально опасный тупик. Если из этого тупика и можно найти выход, то он обязательно будет связан с переменой в мышлении – переменой, которая уравновесит фрагментацию объединением, специализацию всеобщей взаимосвязью, механизм организмом, анализ синтезом.

Именно в таком контексте следует рассматривать – наряду со многими другими достижениями этого десятилетия – «оккультное возрождение» шестидесятых. Основная движущая сила, главный импульс мышления шестидесятых был направлен на переориентацию ценностей – переориентацию в сторону объединения, целостности, организма и синтеза. В то время в воздухе витало слово «революция». Упрощенный и буквальный подход, неспособный распознать глубинные движущие силы, воспринимает это понятие поверхностно, пытаясь трактовать его в чисто политическом смысле. На самом деле произошла более глубокая революция, подобная той, которая характеризовала эпоху Возрождения. Это революция во взглядах и ценностях, в личных и общественных приоритетах, в самом сознании, в способах восприятия и понимания действительности, а также взаимодействия с ней.

Эта революция многим обязана так называемому «оккультному возрождению». Если конкретнее, то она была связана с определенным направлением «эзотерики», известным под общим названием «герметизм». Помимо всего прочего герметизм подчеркивает единство всего знания и важность установления связей между различными его областями. В этом смысле революция в сознании, которая произошла в шестидесятые годы двадцатого века, может быть названа герметической.

Авторы этой книги сами являются продуктом шестидесятых. Но мы не стыдимся этого. Наоборот, мы даже гордимся этим фактом. Мы также гордимся – хотя и не без разумного скептицизма, – что приняли участие в «оккультном возрождении» этого периода.

Подобно многим нашим современникам, мы пришли к герметизму различными путями. Некоторые из самых важных путей были открыты самой системой образования, которая оставляла герметизм за чертой академической респектабельности. Мы быстро поняли, что в университете нет ничего «универсального». Тем не менее в процессе совершенно обособленных и существующих как бы в вакууме учебных курсов по английской, американской, французской или немецкой литературе мы читали поэзию и прозу, которая устанавливала связи, игнорируемые самим университетом, – связи между искусством, наукой, историей, философией, психологией, мифологией и различными религиями. Пока научные дисциплины с рвением руританских националистов бились за установление территориальных границ, Блейк, Гете и Бальзак, Флобер, Толстой и Достоевский, Джойс, Пруст, Манн, Йетс и Рильке раскрывали перед нами более широкие перспективы. И у многих из этих личностей – даже у таких в высшей степени благопристойных викторианцев, как Джордж Эллиот и Роберт Броунинг, – мы находили открытые упоминания о герметизме и его сторонниках.

Мы сталкивались также с фигурами, еще не допущенными в официальные учебные планы или каноны. Так, например, Лоуренс Дюрелл обычно недооценивался или даже отвергался научным истеблишментом того времени, однако в студенческих городках Англии и Америки начала шестидесятых вряд ли можно было найти человека, не читавшего «Александрийский квартет». Именно на страницах тетралогии Дюрелла мы впервые столкнулись с упоминанием о загадочной области знания, которая называлась герметизмом. Именно у Дюрелла мы впервые столкнулись с такими именами, как Парацельс и Агриппа, о которых не упоминалось в традиционных учебниках и антологиях. Именно Дюрелл искусно романтизировал наши представления об Александрии, познакомив нас с колыбелью герметизма. И именно Дюрелл показал нам, что алхимия является не просто причудливой разновидностью примитивной химии, а сложной и будоражащей чувства системой, в которой сексуальность использовалась как метафора для искусства, искусство служило метафорой для сексуальности, а оба этих понятия являлись метафорами для определенной формы превращения.

Юнгу, как и Дюреллу, тоже не нашлось места в официальных учебных планах того времени. Однако мы шли к нему через литературу, и он дарил нам чувство освежающей новизны. От Юнга дорога вела назад к алхимии и герметизму – иногда непосредственно, и иногда через Гете. Вскоре нам стало ясно, что множество дорог возвращают нас к герметизму – даже несмотря на то, что университет потерял или умышленно исказил карты местности.

Герметизм, как выяснилось, предлагает отличающийся удивительной новизной взгляд на мир знаний, именно тот, который нам был обязан привить университет – даже в силу своего названия. С этой высоты перед нами открывался захватывающий дух вид – совсем как вид земного шара из космоса, который как раз в это время наблюдали первые космонавты. Мы получили возможность рассматривать знание и реальность как единое и неделимое целое. Мы видели связи между якобы далекими «дисциплинами» и «областями исследований», которые сам университет искусственно отделял, фрагментировал и изолировал друг от друга. Предлагая перспективу, которая преодолела границы жестко разделенных областей знания, герметизм позволил понять, как эти области дополняют друг друга, как они перекрываются и питают друг друга. Мы также увидели трещины и водоразделы, явившиеся продуктом разобщенности, фрагментации и изоляции.

В то же время герметизм дал нам нечто большее, чем просто абстрактное или теоретическое понимание, нечто большее, чем общая философская ориентация. Он также познакомил нас с теми способами, при помощи которых «магия» – почти всегда это были темные формы «магии» – живет и действует в современном западном обществе. Другими словами, герметизм позволил нам понять, каким образом некоторые его основные идеи и принципы были украдены и использованы с откровенно корыстными целями. Слово «магия» – по крайней мере в современном мире – превратилось в метафору для определенного рода хитрой манипуляции, для искусства «создавать события», не имеющего ничего общего с самим герметизмом.

Герметизм также открыл нам новый взгляд на историю. В соответствии с традиционными учебниками того времени, а также лекциями большинства наших профессоров такое исключительное явление, как Возрождение, имело в своей основе ценности, которые впоследствии были названы «гуманистическими», – ценности, выразителями которых являлись Мартин Лютер, Эразм Роттердамский и автор «Утопии» сэр Томас Мор. Разумеется, для нас был привлекателен такого рода гуманизм. Однако в процессе самостоятельных занятий и знакомства с новым поколением исследователей, представленных такими личностями, как Эдгар Уинд и Фрэнсис Йейтс, Возрождение постепенно представало перед нами совсем в другом свете. Вне всякого сомнения, это явление было многим обязано гуманистическим идеям, но ничуть не меньше, а возможно и больше, оно взяло от герметической мысли и герметических традиций. Выяснилось, что истинной движущей силой Возрождения была «магия».