Александр Никонов - Хуевая книга

• Название: Хуевая книга
• Автор: Александр Никонов
• Издательство: Васанта
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 1994

"Книга Александра Никонова, несмотря на обилие необходимых "матюков", чиста, как слеза младенца. Сексуальный голод ее молодых героев приправлен потрясающей самоиронией. Они не агрессивны, они честны в своих поступках и смыслах. Они играют в свои "игры" в своей замкнутой среде и не заставляют играть по их правилам окружающих. И, несмотря на то, что книга А.Никонова на девяносто процентов, вроде бы "про это", она начисто лишена какой-бы то ни было порнографии. Остальное - дело вкуса и наличие или отсутствие ХАНЖЕСТВА - самого мерзкого нашего наследия. И если мы начнем преследовать писателей за "свое" мироощущение, то это будет первым шагом к кострам, в которых запылают книги Бокаччо, Рабле, Свифта, Гете да и, чего вола вертеть, и самого Александра Сергеевича Пушкина".

Аркадий Арканов

---

"Жизнь проходит, господа, как это ни горько..." - воскликнул Игорь Иртеньев (поэт, современник Александра Никонова).

А за триста лет до него Мишель Монтень, ни черта к своему стыду о Никонове не знавший, писал о постепенном умирании человека - его страстей, желаний, возможностей... - в этом, а не в биологической смерти видя настоящий трагизм бытия.

Вот в чем дело!

Эта книга - прощание с молодостью - великолепной, дурацкой, единственной! - попытка вспомнить ее до мельчайших подробностей, записать и, записав, обессмертить. (Отсюда, может быть, некоторые информационные излишества: автору важно все, ничто из пережитого не должно кануть в Лету!)

Резонный вопрос: а стоит ли бессмертия молодость Александра Никонова? Подумаешь, Руссо!..

Стоит!

Потому что не имена героев важны, и не адреса стройотрядов (у каждого читателя были свои), а вот это вот "неловкое признание в любви" - строчка, которую автор постеснялся вынести в заглавие книги, что говорит в пользу его деликатности.

Жизнь - любая - бесценна. Вспомним ее, переживем еще раз, рассмеемся там, где смешно, задумаемся там, где текст этого стоит. И расслышим за матерком, стебом и самоироничным нарциссизмом автора ту высокую ноту, которая усадила его за письменный стол.

Виктор Шендерович

Всё

Уважаемый читатель! Вот и перелистнул ты последнюю страницу "Хуёвой книги". Я надеюсь тебе, как и мне, понравилось творчество Александра Никонова. Если ты захочешь приобрести "Хуёвую книгу" или другие произведения Александра, отправь письмо по этому адресу: [email protected]. Свои замечания и предложения можно также направить вебмастеру.

На этих старых чёрно-белых снимках запечатлены те самые люди, о которых идет речь на страницах "Хуёвой книги". Этот фотоархив, любезно предоставленный автором, вы не найдёте в печатном варианте книги.

Читатель! Вглядись в эти лица и вспомни свою молодость...

Я с Яшей и братаны у Стаса Яша и Баранов у Яши Я и бутылки Яша и Бен в Пицунде у пещеры Голая жопа в армии Я и коза Мы с Яшей у Яши Я, Яша и Бен в Беляево Мы у Бена Моя фотка в деревне

Малые формы

ТИК - ...

Презентация быль

Я в первый раз шел на презентацию. Никогда раньше не ходил я на них. Не звали меня. А тут позвали. Л. презентовал свой новорожденный журнал. Ну и хорошо.

Рассекая накануне со своей подругой Г., как с женщиной, я волновался у нее: мол, что мне одеть на презентацию, где будет высший свет, а ля фуршет, всякая богема и другая культура.

- Костюм надо, - сказала Г., как женщина, галстук. - Туфли. В сандалиях не ходи.

В сандалиях, понятно, в них культуры нет. Я и насчет серого костюма подозревал. Хотя меня и смущало, что на улице очень тепло. Но на всякий случай переспросил:

- А костюм обязательно?

- Обязательно, - жестко сказала женщина Г. - Галстук в тон. У тебя какие туфли, какого цвета?

- У меня нет туфлей, у меня есть только полуботинки белого, коричневого, черного цветов. А говорить про мужчину "туфли", так же глупо, как и говорить про мужскую одежду "платье". Так только в XIX веке говорили, в книжке про Робинзона Крузо.

- Да, "платье" для мужчины - это смешно и "устар.", - согласилась Г., женщина, - Но "ботинки" - еще хуже. Когда говорят "ботинки", я представляю такого пролетария конца XIX начала XX веков, в огромных бахилах на шнурках, который ковыряет свой булыжник. Лучше "туфли".

Я возмутился.

- Это омерзительное в отношении мужчины слово "туфли", ты не употребляй при мне, пожалуйста...

- Да черт с тобой, одевай чего хочешь!.. Только туфли не забудь...

А я все равно не стал одевать костюм и галстук. Я одел лишь белые "тюфли" (тьфу, гадость какая!), вареные беловатые штаны, белую рубашку и черный кожаный пиджак. А вместо галстука нацепил толстую цепочку на шею, для чего расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. На нос надел темные очки и решил, что, несомненно, я выгляжу прилично. В конце концов, мессир может себе позволить прийти в драном халате. Я даже второй носовой платок, совсем чистый в карман положил. Один, чтоб сопли в него высмаркивать из носа (потому что у меня был насморк), а второй -ѕ для презентации. Чтоб, когда на тебя телекамеры смотрят, а из носа течет, и ничего сделать уже нельзя, вот чтоб в такой ответственный момент взять и с чувством собственного достоинства культурно и интеллигентно достать из кармана презентабельный, чистый, сложенный платочек и непринужденно так, интеллигентно, как бы даже невзначай промокнуть сопливый нос, борясь с диким желанием сморкнуться как следует. Можно еще лоб захватить, чтоб подумали - человек пот промокает, взопрел под софитами. Это прилично. Хотя я совершенно не понимаю, чем пот лучше соплей. И почему промокать приличнее, чем вытирать и сморкаться.

Ну да ладно, бог с ними, с соплями. В конце концов имею право на насморк. В свободной стране живем. А вот возьму да нарочно сморкнусь смачно! Чтоб аж всем завидно стало... Хотя я чего-то отвлекся...

Я-таки в этом виде прибыл на презентацию. После выступления Л. и всяких артистов в Домжуре, где я нагло восседал в первом ряду, вся эта толпа халявщиков повалила на фуршет. И хоть бы кто организовался приглашения проверять (у меня их целых два было)! А то ломанулись все - я подчеркиваю! - на халяву пожрать. Богема, блин. Половина одеты в грязные джинсы да клетчатые рубашки с коротким рукавом. Похватали у оторопевшего официанта рюмки с вином, облепили столы. Некрасов когда-то нищенствовал, дармовой хлеб в трактирах жрал, со стыда газеткой прикрывшись (это мне в школе рассказали, на уроке литературы). А тут было ощущение, что кругом одни некрасовы, только бесстыжие. Хватали, запихивали в рот, торопливо жевали, давясь глотали и даже газетками не прикрывались. Один даже парень был прямо в рюкзаке, ходил от столика к столику, насыщался. Наверное, это был профессиональный едок, не пропускающий ни одной презентации.

Я с умным видом скучающего интеллигента слонялся между людьми по маленькому зальчику, держа в руках рюмаху и периодически касаясь губами ее содержимого. Иногда передо мной вырастала какая-нибудь спина, что меня несколько раздражало. Богема тем временем, сметя со столов все, потянулась к служебному входу, откуда официанты выносили смену блюд. Они стояли около служебного входа, как вороны возле умирающего кабана. И как только официант появлялся с подносом, богема бросалась на него, ведомая магазинным рефлексом "выбросили" и мгновенно расхватывала все. Он до стола редко донести успевал. А некоторые, особо наглые даже сами заходили в служебное помещение и гордо каркая выносили оттуда разноцветное мороженое. Значит, у еще живого кабана глаза выклевывали. Один дядя, накушавшийся водки, упился пьян, вложил 2 (два) пальца в ротовую полость и минуту оглушительно свистел, пока его не вывели.

В суматохе я углядел на краю стола забытый кем-то жюльен в кокотке, воровато оглянулся... Нет, не воровато, это я вру. Очень так непринужденно осмотрелся вокруг поверх рюмки, промокнул нос, взял спокойно этот жюльен и сделал ноги вдругой конец зала: не есть же его прямо на месте преступления, вдруг хозяин за ним вернется. Съев жюльен, я поплелся разыскивать брошенную где-то во время бегства рюмку: там еще оставалось. Нашел в сохранности!

Совершая все эти манипуляции, я периодически перебрасывался парой слов со знакомыми работниками культуры. Светскость такая.

В середине фуршета минут на несколько появился пародист Александр Иванов. Постарел, постарел...

Когда я смотрел в рюмку и раздумывал на сколько пригублений там осталось жидкости и удобно ли ходить с практически пустой рюмкой, возле меня возник поэт Вишневский. Он урвал себе и мне чашечку кофею. Святой человек. Мы отодвинулись в уголок и стали беседовать беседу. Рядом жрала мороженое блондинка с лицом, которое все почему-то считают красивым, и которое таковым не является. Судя по широко посаженным глазам и неестественной белизне волос, это была расходная дама, приглашенная на презентацию для мебели.

Завязав светскую, то есть глупейшую беседу (хуже может быть только о погоде) Вишневский начал охмурять белобрысую и охмурил. Сказал, что он поэт, выступает, публикуется и так далее. Шлюшка была, видимо, на столь интеллигентном сборище впервые и после дворовых мальчиков легко купилась на творческую личность, размахивающую у нее перед носом журналом "Крокодил" со своей подборкой стихов. Она взяла у Вишневского телефон и дважды крепко пообещала позвонить.