Гилберт Честертон - Шар и крест

• Название: Шар и крест
• Автор: Гилберт Честертон
• Издательство: СП «Book Chamber International»
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1994

---

– А теперь…– тихо промолвил Эван.

– Теперь он вернулся,– сказал сверкающий.– Там, за морем, еще надо победить последних врагов, но в Англии правит он. Люди снова стали счастливыми рыцарями, счастливыми сквайрами, счастливыми слугами, счастливыми крестьянами. Они свободны от пустого и тяжкого бремени, которое зовется гражданством.

– Неужели все это так? – спросил Эван.

– Можешь убедиться сам,– отвечал его собеседник.– Мне кажется, ты бывал тут.

Там, куда они летели, небеса были темны, но на черном сверкали серебром купол и крест. Наверное, их посеребрили заново, ибо они поистине обратились в белое пламя. Однако Эван сразу узнал эти места и подумал о том, вставили новое стекло в пустой редакции или нет.

Когда летающая ладья оказалась над собором, Макиэн различил и другие перемены. По всему куполу, на галерее, серебряными изваяниями стояли рыцари в латах, держа вверх остриями обнаженные мечи. Рыцари были живые, они охраняли крест; и Эван задохнулся, как задыхаются дети, когда увидят что-нибудь слишком красивое. Ничто на свете не могло бы так полно воплотить его мечты, как этот белый купол, вознесшийся над Лондоном тройной тиарой мечей.

Вглядевшись в улицы, Эван убедился, что его собеседник прав: все дышало порядком. Исчезли невесть куда суета и шум. Скромно и нарядно одетые люди степенно шли туда и сюда, и не по одному, а живописными группами, если не рядами; порядок же охраняли конные рыцари, застывшие на перекрестках, и латы их сверкали скорее алмазным, чем стальным блеском. Лишь на одном перекрестке – на углу Бувери-стрит – какой-то старик замешкался, переходя дорогу, и рыцарь не очень сильно ударил его по спине.

– Так нельзя,– сказал Макиэн.– Старик не может идти быстро.

– Порядок на улицах очень важен,– сказал одетый в белое.

– Справедливость важнее порядка,– сказал Макиэн.

Спутник его молчал. Лишь когда они летели над Сэнт-Джеймс-парком, он промолвил:

– Их надо научить послушанию. И я не уверен,– он вгляделся в тьму,– я не уверен, что ты прав. Порядок в обществе гораздо важнее, чем справедливость к человеку.

Эван, глядевший вниз, обернулся к нему.

– Порядок в обществе…– отрывисто повторил он,– важнее… чем справедливость к человеку?

Потом он помолчал и спросил:

– Кто ты такой?

– Я ангел,– отвечал, не глядя на него, одетый в белые одежды.

– Ты не католик,– сказал Макиэн.

Одетый в белое не ответил, но сказал так:

– Наше воинство стоит на том, что младшие боятся старших.

– Говори еще! – вскричал Макиэн.– Говори!

– Кроме того,– продолжал его собеседник,– нам, избранным, пристали гордость и суровость.

– Говори! – восклицал Эван, и глаза его горели.

– Грех оскорбляет Господа,– продолжал неизвестный,– но и безобразие Его оскорбляет. Те, кто прекрасен и велик, обязаны проявлять нетерпимость к тем, кто убог, жалок и…

– Дурак! – крикнул Макиэн, вставая во весь рост.– Неужели ты не мог сказать иначе? Я знаю, что бывают плохие рыцари; я знаю, что хорошие рыцари – лишь слабые люди. Я знаю, что у Церкви есть дурные слуги и злые князья. Я всегда это знал. Ты мог бы сказать: «Да, зря он это сделал!» – и я бы все забыл. Но я увидел твое лицо и понял: что-то нечисто с тобой и с твоим законом; Что-то… нет, все. Ты не ангел. Ты – не от Церкви. И король, который вернулся, не вправе править людьми.

– Жаль, что ты это говоришь,– промолвил его собеседник спокойно и жестко,– ибо ты скоро предстанешь перед королем.

– Нет,– отвечал Макиэн.– Я спрыгну вниз.

– Ты жаждешь смерти? – спросил неизвестный.

– Нет,– отвечал Эван.– Я жажду чуда.

– Кого же ты молишь о нем? – спросил тот, кто правил ладьей.– К кому ты взываешь, предавший монарха, отринувший крест, оскорбивший ангела?

– Я взываю к Богу,– отвечал Эван. Существо у руля медленно обернулось, посмотрело на него сверкающими, как солнце, глазами и слишком поздно поднесло ладонь ко рту, чтобы скрыть страшную усмешку.

– Откуда ты знаешь,– спросило оно,– что я не Бог?

Макиэн закричал.

– Теперь я понял,– промолвил он,– ты не Бог. Ты не Божий ангел. Но ты был им когда-то.

Созданье в белом отняло ладонь от искривленных в усмешке губ, и тогда Макиэн спрыгнул вниз.

Глава XVI СОН ТЕРНБУЛЛА

Тернбулл мерил шагами сад и жевал сигарету, в том самом настроении, в котором так хочется плюнуть на землю. Настроениям он поддавался редко, и душевные бури Макиэна вызывали в нем сострадание, но не были ему понятны, словно перед ним играли романтическую пьесу из жизни горных шотландцев. Сам он принадлежал к тем, у кого жадно и споро работает разум, чувства же развиты слабо. Он был благороден и добр, но не думал об этом – его занимало не сердце, а голова. И утром, и вечером он не мечтал, не страдал и не надеялся – он решал проблемы, .поверял догадки, делал обобщения. Однако даже такой счастливый нрав не выдержит сумасшедшего дома, не говоря уж об неотвязном образе благочестивой белокурой девицы. Словом, в этот непогожий день Джеймс Тернбулл был сам не свой.

Быть может, небо и земля действовали на его душу сильнее, чем он предполагал; а погода в тот вечер сердилась не меньше его. Вихри и полосы рыжих, как он, облаков неслись куда-то клочьями мятежного знамени. Неумолимый ветер кружил над садом алые цветы и медные листья, вторившие меди и багрянцу облаков. Глядя на такую смуту, мятежник, и гневался, и радовался. Деревья ломались и гнулись, рвались облака, и клочки их неслись дальше. Один из этих клочков летел быстрее других и сверкал сильнее, но почему-то не менял формы.

Глядя на небо, Тернбулл пережил тот странный миг, когда невероятное становится несомненным. Медное облачко неслось к земле огромным листом осеннего бука. И в этот миг оказалось, во-первых, что это не облачко, а во-вторых, что оно не медное, а только отражает медь сверкающих облаков. Когда странный предмет подлетел поближе, стало ясно, что это – небольшой самолет. Когда он был футах в ста, Тернбулл разглядел и пилота, черного на бронзовом фоне, а пилот этот минуты через две приземлился у большой яблони.

Едва не перевернув маленький самолет, летчик выпрыгнул из него ловко, как обезьяна, и с исключительной прытью вскочил на стену, где и уселся как можно удобней, болтая ногами и ухмыляясь Тернбуллу. Ветер дико сотрясал деревья, багровые клочья заката исчезали за горизонтом, словно багровых драконов затягивала пучина, а на стене преспокойно сидел высокий человек, болтая ногами в такт буре. Над ним метался, поднявшись вверх, самолет, привязанный длинной веревкой к дереву.

Неподвижно постояв целую минуту, Тернбулл обернулся и посмотрел на прямоугольник сада и длинный прямоугольник здания. Все как будто вымерло, и редактору показалось, что кроме него никого и не было на свете.

Собрав все сильное, но безрадостное мужество атеиста, он приблизился немного к ограде и, увидев незнакомца под другим углом, в другом освещении, хорошо разглядел его лицо и фигуру. Он походил на пирата из мальчишеских книжек, во-первых, тем, что его худое коричневое тело было обнажено до пояса, во-вторых, тем, что из каких-то неведомых соображений голова его была туго, хотя и не очень аккуратно, повязана ярко-красной тряпкой из-под которой выбивались ярко-белые волосы. Лицо молодое, несмотря на седину, поражало силой и красотой, которую, может быть, немного портил длинный раздвоенный подбородок (его можно было бы назвать двойным, если бы сочетание это употреблялось в другом смысле).

Незнакомец улыбнулся. Собственно, именно те черты, которые нарушали правильность его лица, подчеркивали насмешливую гордыню, с которой он глядел на камни, цветы и особенно на одинокого человека, стоявшего перед ним.

– Что вам нужно? – крикнул Тернбулл.

– Мне нужен ты, Джимми,– отвечал эксцентричный незнакомец, спрыгивая прямо на газон. Приземлившись, он подпрыгнул, как резиновый мячик; и застыл на месте, расставив ноги. Теперь Тернбулл разглядел еще три вещи: на поясе у пришельца висел страшноватый нож, коричневые ноги были босыми, глаза ярко сверкали, но были бесцветными.

– Прости, я не во фраке,– сказал незнакомец,– сам понимаешь, мотор, то-се, перепачкаешься…

–Знаете что,– сказал Тернбулл, сжимая в карманах кулаки,– я привык разговаривать с сумасшедшими тут, в саду, но из-за стены им лезть не советую, а уж тем более – падать с неба.

– Ай-яй-яй! – сказал незнакомец.– Ты же сам перелез через эту стену, Джим.

– Что вам нужно? – снова спросил Тернбулл.

– Нам обоим нужно одно и то же,– серьезно сказал пришелец.– Нам нужен мятеж.

Тернбулл посмотрел на пламенное небо и мечущиеся деревья, повторяя про себя слово, так хорошо выражавшее и то, что творилось в его душе, и то, что творилось в природе. Повторяя его, он неизвестно почему очутился на стене, рядом с пришельцем. Когда же тот молча подтянул за веревку маленький самолет, он сказал:

– Я не могу оставить тут Эвана.